Это лучше хотя бы тем, что купленный чиновник блюдет исключительно интересы своего нанимателя и свои собственные, а император вполне может руководствоваться и государственными. Ну и возвращаясь к нашим баранам… Административный кодекс вы наверняка читали, уже скоро год, как он действует. Но на всякий случай напомню, что полагается за нелегальную политическую партию. Организаторам – штраф в двадцать процентов от состояния и имущества, но не менее двух с половиной тысяч рублей. Руководящему ядру партии – десять процентов и полторы тысячи соответственно. Ну а с рядовых членов всего по пятьсот рублей. И вы что, хотите, чтобы я лично проследил за тем, чтобы именно эти санкции были применены ко всей партии? Или все-таки давайте ограничимся только наиболее одиозными личностями, список которых вы мне сейчас и подадите?
Арон Самуилович внял моим аргументам, пододвинул листок поближе и начал строчить. Понаблюдав за его вдохновенным трудом, я счел необходимым заметить:
– Вы знаете, я же живой человек, и у меня есть свои слабости. Вот не люблю я, когда мне пытаются втюхать что-то недоброкачественное, а уж если это «что-то» информация, то я и вовсе зверею. Даже самому потом на похоронах иногда бывает несколько неудобно…
Рука творца дрогнула, он быстро зачеркнул четыре фамилии, дописал еще две и передал мне список, сопроводив это действие кротким взглядом.
Я мельком проглядел перечень – больше половины фамилий были мне незнакомы. Ладно, послушаем, что по поводу этого списка скажут Алафузов и, пожалуй, Сталин, а пока продолжим беседу.
– Мне еще вот какой вопрос покоя не дает: почему Бунд до сих пор нелегальная организация? Террором вы не увлекались, призывы к насильственному свержению существующего строя тоже вовсе не являются основным содержанием вашей агитации… Неужели дело только в запрете стачек на оборонных предприятиях и телеграфе?
– Нет, – покачал головой мой собеседник, – просто в такой ответственный момент, как сейчас, партия должна заниматься чем-нибудь одним. И если начнутся споры про легализацию, то сил на работу по созданию государства может и не хватить. – Арон Самуилович замолчал, видимо, собираясь с мыслями. И, кажется, собрался – даже внешность слегка изменилась, то есть почти исчезло сходство с обеспокоенным поросенком. – Георгий Андреевич, можно задать вам непосредственно к этому делу не относящийся вопрос? Сразу хочу сказать, что он непростой… возможно, вы даже сочтете его оскорбительным. Но он настолько важен, что я готов рискнуть!
– Вы герой? – усмехнулся я. – Если да, то вы немножко не по адресу. Приведите мне хоть один пример, когда я кого-то преследовал за вопрос, заданный лично мне! Не можете? Тогда излагайте, что там у вас.
– Видите ли, – осторожно начал гость, – Бунд возник как партия еврейского пролетариата, ремесленников и крестьянства. Но через некоторое время он приобрел массовую поддержку интеллигенции, а последнее время и деловых кругов.
Ну тут господин немножко лукавит, подумалось мне. Ибо за Бундом мои службы присматривали достаточно внимательно, так что я уже давно обратил внимание на некоторые отличия здешней партии от таковой же в моем прошлом мире. Здесь не было революции пятого года и связанного с ней скачка Бунда влево, но главное – там, в том мире, крупному еврейскому капиталу этот Бунд был в общем-то до лампочки. Банкиры и до Витте чувствовали себя достаточно привольно, а уж в результате его деятельности и вовсе не открывали дверь к императору ногой только потому, что это не принесло бы никакой прибыли. А тут вдруг на трон взошел Георгий Первый. И это бы еще ладно, но кого он поставил канцлером! В общем, весь пятый год я вдалбливал российским банкирам, девяносто процентов которых имели весьма характерные фамилии, что при планировании любого действия первым делом надо подумать, не нанесет ли оно вреда Российской империи и не пойдет ли вразрез с политикой канцлера.
В результате из несговорчивых четверо сумели сбежать, хотя на самом деле им просто создали условия, ибо было бы нехорошо, если бы слинять удалось одному Альперовичу. Еще двоих пышно похоронили, четверых провели через публичные процессы, завершившиеся стандартным червонцем с конфискаций, и на этом непонятливые иссякли. Нет, небольшие поползновения еще иногда происходили, но людям теперь стало вполне достаточно беседы с комиссаром, который объяснял, в чем данный банкир неправ и какая сумма сможет загладить это досадное недоразумение. Так вот, в этих условиях еврейские деловые круги обратили самое пристальное внимание на Бунд. А насчет интеллигенции… Да, в небольших количествах она присутствовала в партии с момента ее образования, но массовый наплыв случился уже после получения, так сказать, социального заказа, причем оплаченного. Так, а до чего там дошел мой визитер?
– … И эти круги испытывают определенное беспокойство по двум причинам, – открыл мне глаза он. – Первая… Георгий Андреевич, вы же только что разрешили мне называть вещи своими именами! И я вам прямо заявляю: то, что вы делаете в области взаимоотношений государства и частного капитала, – это произвол!
– А разве он когда-нибудь был похож на что-то другое? – удивился я. – Именно произвол. Таковым он и был задуман, таковым и реализуется. Или вы считаете, что он реализуется недостаточно решительно?
По виду собеседника можно было сделать вывод, что ни малейшего недостатка решительности он не видит, но я предпочел до конца прояснить этот вопрос:
– Весь народ России должен жить по одному закону, это неоднократно подчеркивал император, ну а я прилагаю все силы для того, чтобы побыстрее все стало именно так. Но ведь народ же, а не элита! Ибо она всегда в какой-то мере причастна к созданию законов. Неужели вы думаете, что она их будет писать сама против себя? Не смешите. И пока у нас не налажен механизм разработки и принятия дополнительных законов именно для элиты, они временно заменяются произволом со стороны его величества, меня и в последнее время в какой-то мере премьер-министра. А к элите мы относим всех, способных оказать реальное влияние на политику государства. Причем чиновник, начиная с четвертого класса, относится к элите автоматически, а просто состоятельный человек – только когда начинает лезть в политику. Я вполне допускаю, что лично вам или еще кому-то такое положение дел не нравится, но это не мои проблемы.
– Надеюсь, что этот… э-э-э… переходный период кончится достаточно быстро! – вздохнул гость и продолжил: – Однако пока в определенных кругах наличествует серьезное беспокойство, не будет ли что-либо подобное культивироваться и в образовавшемся государстве.
Вот, значит, с чем связано вдруг охватившее некоторых стремление к собственной государственности, – сообразил я. И разъяснил:
– Ничего похожего на произвол не будет, но только в случае соблюдения несложного… ну скажем, кодекса. Первое – без согласования с комиссариатом запрещено финансово поддерживать любые политические либо общественные движения в России. Второе – накладывается запрет на поддержку некоторых партий и вне наших границ, их список будет вам вручен. И, наконец, ни в коем случае нельзя вести никаких несанкционированных дел с субъектами, находящимися в списке нелояльных к России. Список небольшой, на сегодняшний день там все Ротшильды, Рокфеллер и банкирский дом «Кун и Лееб». Пока эти пункты будут соблюдаться, Россия полностью воздержится от какого-либо вмешательства во внутренние дела новообразованного государства. Ой, зря вы с таким облегчением вздыхаете, я же еще не закончил… Так вот, между Россией и вами должен быть подписан еще и договор о взаимной выдаче преступников. Какие статьи в нем перечислите вы – это ваше дело, а Россия потребует выдачи по статьям из раздела «Преступления против империи».