Двери распахнулись с таким грохотом, что я невольно вжал голову в плечи, ожидая обвала. Щербаков ринулся по коридору с такой прытью, что я его едва нагнал. Лицо у потайного полицейского было мрачнее тучи.
– Сергей Александрович?.. – робко начал я.
Щербаков остановился так внезапно, что я налетел на него, и постоял секунду, ритмично сжимая кулаки. Думаю, в этот момент ему отчаянно хотелось передавить ручищами глотку Старика, хотя я понятия не имел, чем тот заслужил подобное обращение.
– Андрей Войцехович, – медленно и раздельно проговорил он, – скажите, будьте любезны, где у вас тут поблизости найдется аптека?
– Э… э… – я запнулся, не ожидая этакого вопроса. – За углом напротив… э… управы.
– X…хорошо, – Щербаков кивком поблагодарил меня и с места взял такой разгон, что я, поспевая за ним, переходил порой на бег.
По лестнице и через вестибюль мы проследовали в молчании – Щербаков в угрюмом, а я в ошарашенном. Только на улице агент бросил в асфальт краткое и веское: «Сволочь!», и поинтересовался зачем-то:
– Крупная аптека?
– Достаточно, – ответствовал я, окончательно сбитый с толку.
– Это хорошо, – заключил Щербаков.
Аптека действительно располагалась по другую сторону проспекта Трех императоров, на самом углу со Столбовой улицей. Над входом красовалась массивная вывеска – змея, пускающая в бронзовую чашу зеленый стеклянный яд.
Пока Щербаков беседовал с пожилым аптекарем, я почтительно стоял в сторонке, озирая медные ступки, пестики, связки сушеных травок и прочие принадлежности аптечного деда. Потом потайной агент потянул из кармана бумажник, отсчитал несколько серебряных монеток и получил в обмен стальную коробочку вроде портсигара. Меня даже интерес разобрал – что же это за лекарство в таком загадочном виде да еще за такие деньги?
Любопытство свое я смог удовлетворить быстро. Одним резким движением Щербаков раскрыл коробочку, вытащил оттуда сигарету, сунул в зубы и двинулся к выходу, на ходу нашаривая по карманам шведские спички. Вот так так, а я-то думал, он не курит…
На улице петербургский гость остановился, зажег сигарету и глубоко, нервически затянулся. Вокруг распространился характерный запах гашиша.
Еще веселее. Признаться, не думал, что в охранку берут людей с подобными пороками. Хотя, если подумать, вряд ли Сергей Александрович все свободное время проводит за кальяном. Вот уже четвертый день прошел с его приезда, а закурил он в первый раз.
– К…конопляные листья, – проговорил он после четвертой затяжки, когда руки перестали искать несуществующее горло.
– Что? – переспросил я.
– Конопляные листья, – с усмешкой повторил он. – Врачи рекомендуют в качестве успокоительного средства, особенно для невротиков, склонных к меланхолии.
– Не хотел бы вас обидеть, – заметил я, – но вы, Сергей Александрович, не очень похожи на невротика. Даже склонного к меланхолии.
Агент сделал еще затяжку.
– Спасибо, – ответил он. – Но я… не выношу самодовольных старых пней.
Такое определение Старика несколько меня удивило. Правда, лишь несколько.
– Как я понял, Старик был не в восторге? – поинтересовался я осторожно.
– Хуже, – Щербаков с изумлением воззрился на обжегший ему пальцы окурок, потянулся было за портсигарчиком, но остановился, чем меня здорово обрадовал – видел я накурившихся гашиша, сам пробовал. С непривычки голову ведет ой как сильно. Не хватало мне еще агента охранки в состоянии риз на своем горбу тащить в «Ориент». – Пойдемте. По дороге расскажу. Не в восторге – это еще слабо сказано. Для начала он не поверил ни единому моему слову. Счел меня параноиком, а вас… хм… легковерным юнцом. Так мало того, я его, видите ли, оскорбил до глубины души – приказы ему принялся отдавать прилюдно, в смысле при вас. Авторитет подрывать. С-сволочь. Схлестнулись мы…
Я представил, как немецкий «элефант» пытается проехать Зимний дворец насквозь. Впечатляющее, должно быть, зрелище. Жаль, что меня из кабинета выставили.
– Так что господин Ковальчик вообще отказал мне в неформальном сотрудничестве, – продолжал Щербаков, чуть торопясь. – Понимаете, что это значит? По глазам вижу, что еще нет. Это значит, что за каждый документ мне придется расписываться да еще заверять, что имею право на него хоть глазком взглянуть. А уж попросить о чем-то и думать забудьте! Само собой, право у меня такое есть. Даже право приказывать имеется. Только вот ради одного приказа мне столько бумаги измарать надобно будет, что, пока я закончу, и нужда схлынет. Короче говоря, мы застряли.
Он помолчал немного, пока мы пережидали семафорчик у перекрестка. Когда поднялся белый флажок, агент добавил:
– Кстати, Андрей Войцехович, вас по-прежнему оставили при моей персоне. Но от расследования дела фон Садовица вы, по сути дела, отстранены. Так что, получается, я и вас под монастырь подвел.
– Да ничего, – рассеянно отмахнулся я, поглощенный размышлениями, и добавил немного невпопад: – Вот сейчас в «Ориент» вернемся, там и поговорим.
Глава 7
Рига, 20 сентября 1979 года, четверг.
Сергей Щербаков
Дорога от полицейского управления до «Ориента» помнится мне смутно. Гашиш подействовал на мой рассудок с необыкновенной силой. Все окружающее казалось смешным до необыкновенности, до боли в животе. Отчетливо помню, что семафорчики на перекрестках представлялись мне арлекинчиками. Еще помню, как Андрей поддерживал меня за плечи и вежливо направлял в нужную сторону – иначе неизвестно, куда я с хохотом забрел бы, покуда не выветрился дурман.
В гостиницу мы ввалились с шумом: я как раз смеялся над собственным анекдотом, кстати, совершенно несмешным. Портье окинул нас осуждающим взором – дескать, а с виду приличные люди, но промолчал. Кислая его физиономия вызвала у меня очередной пароксизм уже не хохота, а сдавленного хриплого писка.
Андрей, честь ему и хвала, не оставил меня на произвол судьбы, а втащил в лифт, наорал на лифтера, не желавшего везти наверх господ, которые «так узюзюкались, что свету не видют», вытащил в коридор, довел до моего номера и довольно грубо – все же надоело ему со мной возиться – уронил на кровать. Я раскинул руки, точно пытаясь обнять всю вселенную, и попытался охнуть, но брюшной пресс болел так, как не ныл после самых зверских тренировок, и дело кончилось очередной конвульсией.
Пока я разглядывал лепнину на бордюре под потолком, Андрей о чем-то поговорил с коридорным по элефону. Принесли подносик. К моим губам приблизили стакан, и я машинально глотнул. Огненная вода пролилась в желудок и с тихим грохотом взорвалась.