Шукать чи не шукать? Все, свободен, можно идти домой? Two beer or not two beer, that is a question… Чувствую себя обосранным оленем.
— Ты мне не снишься, я тебе тоже, и ничего мы сделать не можем, — начинаю в полголоса мрачно подпевать новой мелодии, выстукивая ритм подушечками пальцев по подоконнику. Хорошо, что меня парализовало. А мог бы и рвануть… Зажмуриваюсь, представив последствия. Вот… Что-то светлое в ситуации уже нашел. Давай мыслить позитивно. Ничего непоправимого, обычная размолвка. — Словно чужими стали друг другу, и между нами, и между нами белая вьюга…
Решаюсь и бреду, нетвердо переставляя ноги, на звук. На площадке второго этажа Тыблоко просветила, как рентгеном, взглядом и, не найдя ничего подозрительно похожего на выпирающую из-под одежды бутылку, пропустила наверх. Покрутившись на пятачке у входа в актовый зал, понимаю, что ещё не готов к встрече с прекрасным и направился в место не столь отдаленное, чтобы попить воды и привести в порядок расстроенные чувства.
В туалете кто-то умудрился выкрутить лампочку, и я озадаченно замер на пороге, вглядываясь в копошение неясных теней в темноте.
— Спокойно, ребята, это Дюха, — сказал кто-то негромко и скомандовал мне, — проходи, не торчи там на проходе.
Я закрыл дверь, сделал пару шагов внутрь и остановился, приглядываясь. В углу кучкуется несколько тёмных фигур, чуть дальше, у приоткрытого окна, кто-то быстрыми затяжками курит на улицу.
— Ха, пацаны, бухаем? — догадался я.
— Тихо ты, — сердито одёрнули меня. По голосу узнал Димона из десятого Б.
Зрение тем временем адаптировалось, и я могу разглядеть детали действа. В центре группы старшеклассников — Антоха Веселов. Комсорг школы, любимец учителей, спортсмен и кандидат на золотую медаль, согнувшись винтом, неумело вкручивает штопор, остальные тихо шипят советы.
— Тони, боюсь даже представить, как вы проносили бутылку в школу… — вырывается у меня. К счастью, моего юмора никто не понял.
— Где-где… Учись, молодой — пронесли заранее, в портфеле и спрятали в надежном месте.
— А надежное место — это…?
— Это вот тут, — Димон горделиво похлопывает по высоко висящему сливному бачку.
— Ловко, — оценил я, — и температура как раз нормальная получается…
Тут пробка не выдержала напора молодости, и группа поддержи негромко зашумела, выражая бурное одобрение достигнутым успехом.
— Стакан, — командует Антон.
— Здесь, — в центр группы просунулся граненый стакан.
Раздалось деликатное позвякивание и побулькивание.
— Давайте по кругу… Три раза по сорок грамм.
— Даже по сорок два…
— Пит, считай лучше — сорок один и шесть в периоде…
Димон взял на себя бремя лидерства, и в полутьму полетел звучный всхлип.
— Ох, и кислятина… Что это?
— Рислинг…
— Дай я… Ой, да…
— Кхе… сахарку бы добавить…
— Раствор холодный, долго бы растворялось…
— Заесть бы чем…
— Да, Сэм, надо было Фетяску брать…
— Дюха, хочешь попробовать?
— А давайте, — я решительно беру почти опустевший стакан и осторожно допиваю. Бррр… Действительно, очень кислое вино, — нет, ребята, это надо с закуской. Взять курочку горячего копчения и неторопливо так, по глоточку… А так, на бегу — нельзя. Точнее, можно, но только от большой безысходности. У вас она большая?
— Дык больше ничего нет… — расстроено тянет Антон, — будем мучиться.
Дверь за его спиной рывком распахивается, и на пороге возникает грозный абрис Тыблока, позади маячит завуч.
— Так… — цедит директриса раздраженно, — выходи по одному…
Ребята на мгновение замирают, как зайцы в свете фар, потом начинают обреченно шевелиться.
«Пара секунд, пока у неё зрение адаптирует, есть», — мелькает в голове.
Выдёргиваю из руки оцепеневшего Антона бутылку, руку за спину, плавный приставной шаг за угол, привстав на носочки, аккуратно, чтоб не звякнуть, вешаю стакан на барашек вентиля, и, затем, легко подпрыгнув, плашмя возвращаю ёмкость с вином в лоно сливного бачка. Тихий «бульк» был перекрыт злобным рёвом Тыблока:
— Лампочку сейчас же вкрутить! Как выкручивали, так и вкручивайте!!
Высоченный, под метр девяносто, Ломов садится на корточки, ему на шею взбирается лёгкий верткий Сэм. Секунда — и вот он уже крутит лампочку под потолком. Безжалостный свет заливает туалет, заставляя всех сощуриться.
— Построиться вдоль стены, Светлана Афанасьевна, проследите.
Директриса врывается в опустевший туалет и быстро осматривает его понизу, затем выглядывает в окно и изучает двор. Шеренга замерла не дыша.
— Так… — Тыблоко вразвалочку выходит из туалета и подводит итог налета, — курили!
Парни с облегчением выдохнули, вдохнули и начали переглядываться.
— Соколов, — остановилась директриса передо мной, — а ты что тут делал?
— Вы не поверите, Татьяна Анатольевна, — говорю проникновенно, — писал…
— Курил? — буравит меня взглядом.
— Не курю. Вообще, — отвечаю со спокойным достоинством.
Еще секунду она пристально изучает меня, потом разрешающе махает рукой:
— Иди.
Делаю несколько шагов и притормаживаю за спиной завуча.
— Кто ещё не курил? — спрашивает Тыблако.
Ребята тоскливо вздыхают и молча переминаются.
— Что, все курили? — не поверила директриса.
— Ну, это вы зря, ребята, — вмешиваюсь я, — очень вредная привычка. Меня папа в анатомичку водил…
Делаю микропаузу, Тыблако, уже обернувшаяся, чтобы послать меня подальше, заинтересованно прислушалась. Возвращаюсь на пару шажков назад и продолжаю:
— У обычного человека лёгкие мягко-розовой окраски, приятные на цвет. А у курильщика в лёгкие как будто вдули угольную пыль, цвет даже не чёрный, а антрацитовый. Представляете, как тяжело сквозь угольную пыль кислород качать?
— Вот! — воодушевленно восклицает Тыблоко, задрав палец в небу, — слушайте, обалдуи!
— Да, Татьяна Анатольевна, скажите им, что лучше пить, чем курить!
— Верно! — директриса рубит воздух рукой и, вздрогнув, замирает. Вижу, как толстый загривок наливается краснотой, и она начинает медленно переступать, разворачиваясь ко мне с грацией основного калибра линкора. Торопливо пячусь, уж больно она бегемота в ярости напоминает, пусть даже карликового, затем разворачиваюсь и срываюсь с места.
— Ну, С-с-с-соколов… — несется рев вослед, но я уже за поворотом, далеко от места экзекуции, несусь как ветер по полутёмному коридору, лицо раздирает довольная ухмылка.
Забегаю на лестничную площадку и замираю, с досадой прислушиваясь к задорно летящему «Sunny one so true, I love you». Неожиданная жалость к себе стискивает горло… А ведь у меня на этот вечер были совсем другие планы. Облокотившись на перила, с печалью смотрю в исчезающий в темноте пролет. Голова пустая, ни одной идеи, как выправить ситуацию. В зале тем временем вслед за Boney M стартовало заводное Hafanana Африк Симона. Задумчиво покусываю губы, надо что-то решать, пока идут быстрые танцы.
Блин, ну что за непруха, что ей стоило подумать и взять другие туфли! Обида всколыхнулась с новой силой, и я начинаю решительно спускаться к гардеробу. Успел дойти до следующего пролета, и тут меня пронзила неожиданная мысль, да так, что от досады сначала со всего маха шлепнул ладонью по стене, а потом ещё и немного постучал о холодную твердь лбом.
Идиот! Нет, ну точно — идиот! Сейчас у средней горожанки на выбор два бюстгальтера — белый и чёрный. С чего я вообще решил, что у восьмиклассницы есть выбор туфель?!
С облегчением улыбаюсь, прохаживаясь взад вперёд по площадке. Ну да, виноват, не сообразил сразу, зря наехал. Надо извиняться. Теперь — легко и с удовольствием. Уф… Хорошо-то как.
Наконец, решаюсь и, подпрыгивая через ступеньки, взлетаю на третий этаж. Под обольщающие интонации «Mister, your eyes are full of hesitation» Баккары захожу в зал и радостно оглядываюсь — да, теперь I can Boogie, boogie woogie, all night long.
В приглушенной полутьме вдоль стены боязливо жмутся мальчишки, отчаянно пытаясь придать себе вид поуверенней. Получается не очень. У окон, сбившись в кружки, щебечут девчата, время от времени прошивая быстрой очередью взгляда шеренгу ростовых мишеней напротив. Небольшое число храбрецов, вызывая у остальных восхищение пополам с плохо скрываемой завистью, топчется в центре зала — парни довольно неуклюже, девчонки, напротив, вполне грациозно. Пластика у них в крови, понятно дело. Паштет дёргается рядом с Иркой — ну, хоть у него всё в порядке. Хм… Тома тоже танцует, вполоборота ко мне. Меня остро укололо недовольство: я там страдаю, понимаешь, а она веселится…
Ладно, сам виноват. Прислушиваюсь к песне — вроде бы пошёл последний куплет, и направляюсь к цели, чувствуя, как ко мне прикипели десятки заинтересованных взглядов. щёки начинают гореть, сердце бешено колотит где-то в горле. Яся, поймав взглядом мое продвижение, наклоняется и что-то коротко шепчет Томе на ушко. Звучат последние ноты, и мы встречаемся глазами. Делаю два последних шага и, приподняв руки, говорю самые важные слова:
— Я был не прав, извини.
Кружимся в медляке, под хрипловато-чувственное «et si tu n'existais pas» Джо Дассена. Вокруг танцуют «по-пионерски»: у девушек руки вздёрнуты, как у богомола, локти надёжно разделяют обоих, а ладони на плечах фиксируют партнера на приемлемой дистанцию. Впрочем, есть и исключения — некоторые пары слиплись между собой так, что хочется смущенно отвести глаза, дабы не мешать людям заниматься важным для них обоих делом. Я же по привычке встал в позицию с откинутой вбок одной рукой и второй ладонью на талии партнерши, и теперь мы собираем недоуменные взгляды соседних пар.
— Кстати, я нашёл решение своей проблемы, — чуть запрокинув голову, безуспешно пытаюсь добиться того, чтоб наши глаза были на одной высоте. — Обещаю вырасти к осени. Буду выше тебя… если без каблуков.
Легко такое говорить, помня, как за лето перед девятым классом рванул на двенадцать сантиметров.
— Не выше, а длиннее, — усмехается Тома.
— Томочка, у нас экзамен по геометрии в этом году, а ты до сих пор не запомнила, что если в высоту — то выше. Длиннее — это если мы оба ляжем.
— Никуда мы ложиться не будем, — щёки у неё слегка темнеют. Продумав, добавляет спокойнее, — и всё равно — длиннее!
— Ладно, согласен. Готов перейти на неевклидову геометрию. Первый пункт аксиоматики — я буду длиннее тебя по всем осям. Видишь, как легко договориться со мной по наиболее важным для тебя вопросам?
Медленный танец, к моему огромному сожалению, быстро закончился, и грянула энергичная Санта Эсмиральда. Девчонки, собравшись в кружок, веселым хором подпевают «don't let me be misunderstood», я смело затесался в их ряды и стараюсь наработать прихваченное умение. Хип-хоп и поппинг я признал слишком революционным и отложил на будущее, а вот встраивание элементов шаффла в полотно школьной дискотеки мне показалось вполне уместными. Даже с учетом моей неловкости, что-то начинает уже получаться — невесомо скольжу над полом лунатической походкой, ощущая себя в перекрестье заинтересованных взоров.
— Что-то ты лихо разошелся, Дюш, — задорно бросает мне Женька в лихом развороте.