В благодарность Елизавета даровала всем дворянство и зачислила в особую Лейб-Компанию. Ещё долго почувствовавшие свою силу и безнаказанность гренадёры терроризировали город, а через годы те, кто выжил после разгульной жизни, осели помещиками на пошехонье на ярославщине.
Я опасался гренадёр, поэтому держал их поближе к себе. Сейчас же тихо объяснял сестре почему так важны посиделки с «грубыми» солдатами, да ещё без сопровождения опекунов и придворных.
— Просто поверь, Натали, как важно доверять своим солдатам и особенно самым активным и буйным среди них гренадёрам! Наш дед говаривал, что готов доверить свою жизнь любому гвардейцу. Но доверие должно быть взаимным, его нужно завоёвывать!
Девушка сморщила носик:
— Ты рассуждаешь как старик, Петя!
— Я и есть старик, Наташа, — ухмыльнулся я в ответ. — Кто тебя научит править. если не я?
Сестра фыркнула. Всё никак не может привыкнуть к изменению ролей между нами. Младший брат всё больше заменяет ей отца, которого мы оба плохо помним.
— А почему Ваню с собой даже не пустил? Он обиделся, я видела.
— Так надо, Натали. Как императору мне нужно удерживать со всеми дистанцию, иначе возникнут проблемы с фаворитами.
— Что? И со мной тоже дистанцию держишь?
— С тобой нет. Наоборот, ты моя наследница, а значит должна быть в курсе моих дел. Да и придворные будут знать, что случись со мной плохое — известно кто возглавит страну после меня.
— Чур меня, Петя! С тобой не случится дурного, я об этом каждый день молюсь!
— Надеюсь, Натали, бог не попустит. Но некоторые вещи нужно делать всё равно. Так что учись править государством вместе со мной!
В принципе, ничего особенного я от этого обеда не ожидал. Присутствующие поднимали здравицы в честь моего Дня Рождения. Я улыбался, кивал, прислушивался к разговорам, которые становились оживленнее по мере увеличения количества выпитого. Расспрашивал Межаева, как были организованы угольные шахты под Рязанью, где он руководил их открытием. Всё достаточно примитивно — нора в земле, кое-где низкий потолок подпирается деревянными крепями. Уголь раскалывается кайлом и вывозится тачками или в корзинах. Глубина шахт не велика из-за затоплений. Позже разработки передали местному заводчику Панкрату Рюмину. Тем не менее, близость угля к густонаселенным районам очень удобна для замены дров в отоплении. Итак леса вырубают со страшной силой! А ещё есть много заводов вокруг металлургических, стекольных и прочих. И везде требуется что-то сжигать. Положение спасло бы изобретение коксования каменного угля. Жаль, что подмосковный уголь как раз малопригоден для переделки в кокс.
В этот момент подпоручик Медведев, болтающий о чём-то с Брюсом, повысил голос.
— Подумаешь, егеря-охранники! Все они слабаки, чтобы грудью на пули идти!
Действительно, в любом бою гренадёры идут в первой шеренге. В центре сержант, чуть сзади капралы и офицеры. Можно сказать штурмовые части этих времён. Тем и гордятся.
— Нужно нам, гренадёрам, царскую особую беречь!
Офицеры стрельнули глазами в мою сторону. Проявляется извечное соперничество родов войск.
— Берегите, Иван, на то вы и гренадёры, лучшие мои воины!
Медведев приосанился, а я ухмыльнулся.
— Только сейчас лакей тебе в ухо вилкой ткнёт, — продолжил я, наклоняя голову немного вбок.
Подпоручик дёрнулся и принялся озираться.
— Да где же он? Нет никого лакея!
Окружающие засмеялись.
— Я пошутил. Сейчас никого нет. Только вот я не знаю, когда меня со спины ножом ткнут или яд подложат. Враг повсюду и не всегда твоей широкой груди достаточно чтобы меня прикрыть. Для того и охранники теперь при мне. Кстати, многие из вашей же роты пришли. У каждого солдата свой маневр и задача. Драгуны, егери или жандармы свою пользу несут, но никто не заменит гренадёров, когда нужно идти в штыковую атаку!
— Да я чего, я ж не против!
Подпоручик смутился и примолк, давая возможность Бредихину поднять бокал за благополучие Государя. Я как обычно только пригубил вина, а потом Брюс поинтересовался судьбой Меншикова. Наверное, решил воспользоваться благоприятным моментом чтобы походатайствовать за своего крестного.
— Не беспокойся, Александр Фёдорович, ничего страшного с князем не происходит. Сидит в камере, читает книжки, ждёт окончания следствия.
— Так не может быть его вины, Пётр Алексеевич! Неужто он бы измену допустил?
За столом снова стихло. Заступаться за опальных вельмож всегда было чревато проблемами.
— Я должен точно убедиться в его невиновности. Тот, кто послал убийц ко мне, до сих пор не найден.
Разговор увёл на какое-то время, пока слабый на язык Медведев снова не ляпнул крамольное.
— А правда, что крестьянам теперь вольную дадут?
— С чего ты взял, Иван Фёдорович?
— Ну, так ведь теперь государевых крестьян в пожалование не дают по твоему слову. Слухи ходят, что вообще волю дадут.
— Дурные слухи, подпоручик. Услышишь такое ещё раз — тащи в тайную канцелярию болтуна или, если зазорно, дай в ухо покрепче. Офицеры слабо улыбнулись, но похоже все ждали более серьёзного ответа. Мечтой каждого из них являлось уйти в отставку, получив деревеньку где-нибудь в провинции и растить детишек. Объяснить им, что крепостное право зло и рабство нужно отменять сейчас невозможно и опасно.
— Пожалования и награды за верную службу мне не жалко, Иван. Но моя забота в том состоит, чтобы вы и ваши семьи были благополучны, пока служите и когда в отставку уйдете. Уж поверь, никого не обижу.
В сложных ситуациях лучше уйти от прямого ответа, чем порождать опасные слухи. Вот дал указание не передавать государственных крестьян в помещичьи, а слухи размножились и привели к тому, что уже кто-то считает, что царь крестьянам волю даёт. Так и до восстаний недалеко! А оно мне надо?
Осадок у меня всё-таки остался. Будут ли гвардейцы мне верны? Или дворянские вольности и привилегии им глаза застят? Может быть, отправить смутьянов подальше, в Сибирь и Персию? Надо подумать. Медведев уж точно засиделся в столице. Хотя опасен не он, а те, кто помалкивает. Тот же Брюс или Бредихин или любой другой дворянин из моего окружения. Я вздохнул. Действовать нужно тоньше и системнее. Не суетиться, не подставляться, разрушать условия для реализации вражеских планов и понемногу менять своё окружение.
Глава 11
Следующий день посвящён очередному потоку аудиенций. Матюшкин поругал меня, что во время вчерашнего пира я выставил всю охрану за дверь.
— У меня, конечно, были там пара человек среди лакеев, но от тебя, Государь, они находились достаточно далеко. Случись что внезапное — не смогли бы помочь!
Мы немного поспорили о границах допустимого при моей охране.
— Не забывай. Михаил Афанасьевич, что мне нужно работать с людьми, много общаться. А из-за толпы стражей вокруг ко мне и подойти невозможно будет.
В итоге сошлись на том, что для оперативного решения спорных вопросов моей охраны рядом со мной всегда будет кто-то из руководителей четвёртого отделения, сам Матюшкин или его заместитель Адриан Лопухин. Последний являлся моим дальним родственником через бабку. Вообще российская политика всегда строилась на периодическом сближении с троном каких-то родов. Вместе с очередной царской женой во власть приходили её многочисленные родственники. Традиция оказалась нарушена моим дедом, женившимся на безродной прибалтийской девице и нашедшего наследникам немецких невесту и женихов. Но в моем случае мне грех не воспользоваться преданностью родичей, которые в случае моей гибели снова потеряют всё, как это уже было после развода деда с моей бабкой. С другой стороны, нужно постараться не давать Лопухиным власти больше кроме защиты моего бренного тельца.
Рассказал генералу о своих наблюдениях при общении с гренадёрами.
— В их преданности я уверен. Теперь, после совместной вариоляции мы с ними вроде как побратимы. Но гвардия большая, в надёжности всех я сомневаюсь. Нужен запасной план на случай мятежа. Сил твоих подчинённых в какой-то момент может оказаться недостаточно. Попробуй дружить с морскими пехотинцами. Они хорошо себя показали летом во время покушения.
— Я уже это делаю, государь. Многих своих людей набрал среди них.
— Да, я знаю. Вам стоит проводить совместные манёвры по сценарию освобождения какого-нибудь дворца в пригороде, в котором меня могут держать мятежники в заточении. Только не озвучивай этот сценарий вслух. Сама идея о покушении на царя должна казаться народу фантастической!
Сложный разговор у меня получился с Дмитрием Голицыным. Начал он с критики моей идеи о законе на наследство. Как его собирать, если у дворян кроме земли и крестьян нет другого имущества? И нет денег на уплату пошлины при вступлении в наследство? Как оценивать имущество, если нет ни грамотных оценщиков, ни судов где эту оценку можно оспорить? Как объяснить дворянам, освобождённым от уплаты податей введение нового налога, в том числе и с них?
Обычно невозмутимый, князь разволновался. Я кивал и помалкивал. Все доводы его были серьёзные. Я бы сам добавил, что новый налог противоречит той принятой мною политике на не увеличение налоговой нагрузки с населения.
— Дмитрий Михайлович, не горячись, я всего лишь высказал предложение, которое можно обсудить.
— Ваше величество, вы не понимаете! Любое ваше слово воспринимается как приказ. Ладно здесь, в Петербурге. Мы успеем быстро всё решить и отменить, но слухи поползут по стране и бог знает, как отзовутся ваши легкомысленные слова где-нибудь в империи!
Это он прав. Не только слова императора, но даже гримаса случайная становится предметом обсуждения всех приближённых. Недаром бедолага Николай II так боялся проявления чувств, что прослыл то ли бессердечным, то ли тупым.
— Ты хочешь что-то предложить, Дмитрий Михайлович?
— Учитесь, Пётр Алексеевич! Божьим промыслом царский венец дан вам в юном возрасте. Но вы ещё так мало знаете! Позвольте тем, кто много лет посвятил служению царскому роду помочь вам принимать правильные решения!
Я молча разглядывал преданно глядящего на меня князя. Похоже, он так и не понял, что перед ним не безграмотный недоучившийся мальчишка, а человек с солидным багажом уникальных знаний. Удивительная для царедворца такого уровня не наблюдательность! Он верит только в то, что не противоречит его жизненному опыту. Для него учёный двенадцатилетний мальчик это нонсенс. Юному правителю нужен опекун. Меншиков не справился, верховный тайный совет развалился, а Сенат слишком большой, чтобы контролировать сумасбродства монарха, пусть даже малолетнего. Попробуем воспользоваться его эмоциональным порывом.
— Дмитрий Михайлович, в ближайшее время я хочу возродить Консилию министров из глав коллегий и правительственных канцелярий. Но с одним новшеством. В моё отсутствие председательствовать в Консилии должен кто-то самый авторитетный. Я считаю, что кроме тебя эту важную работу некому поручить.
Голицын моргнул. На его страстное желание вновь втиснуть меня в тесную клетку регентства я ответил чем-то пока не понятным.