— Нет, Близкая к небу! Мертвому ни к чему выигрыши.
— Я знала, что ты дрянной игрок. Но ты еще не понял, как играю я. Откажешься — я закричу, что ты выманил меня из шатра и посягал на жену вождя. Бык раздавит тебя, не дав сказать ни слова.
— У тебя хватит жестокости?
— Жалостливым нечего браться за камешки. Бери мех и помни — я устрою так, что голову Севза подаришь Наследнику ты.
Ободрившийся Севз тщательно готовил штурм крепости. Лучшие всадники укрылись в засаде под береговым склоном у Северных ворот. Воины с арканами, длинными шестами ждали у других частей стены, когда дозорных отвлекут пожары и бой у Северного входа.
Ночь кончалась, а в городе не было никаких признаков мятежа. Лишь когда небо над океаном стало розоветь, на стене у Северных ворот показались люди, тащившие что-то тяжелое. Всадники замерли, ожидая, что створка с грохотом отвалится. Вместо этого передние раскачали свой груз и кинули в Стикс. Сзади им передали новую ношу, и она полетела в реку. Ничего не понимая, Гонд тихо свистнул. В ответ раздались хохот и ругательства.
Когда совсем рассвело, стало видно, что со стены летят трупы рабов. Река подхватывала их и долго качала в слабеющем течении на пути к океану. Кто-то предупредил атлантов о бунте, и они устроили избиение городских рабов — настолько умелое, что из-за стен не донеслось ни стона. Обнаружилось исчезновение Акеана. Как он исхитрился подслушать разговор с пеласгом?!
А предсказания Майи начали сбываться быстрее, чем она ожидала. Томясь на приморской равнине, без охоты и добрых пастбищ, воины падали духом. Слабело едва возникшее хрупкое чувство общности. Лучшие из захваченных припасов были съедены или беззаботно испорчены; люди с проклятьями жевали твердые зерна или давились гнусной пылью, из которой не умели приготовить съедобных блюд.
Борейские роды вздорили между собой. Оолы в ссоре убили либа, и совет вождей долго спорил о мере возмездия. Решили, что брат убитого метнет копье в каждого из троих обидчиков. Двоих он убил…
Гии из кочевья, отдаленного от рода Гезд, собрались домой. Севз хотел для примера переколоть их, но Мать сказала, что такого не было и не будет. Род сам решает, куда ему кочевать. Всадники на оленях двинулись по Умизанской тропе. Чего было больше в провожавших их взглядах — презрения или зависти?
Бронт советовал отойти к Умизану, принять союз Промеата и готовиться к долгой войне. Но Громовержец все еще ждал чуда: буря размечет Тифоновы корабли или мор поразит Анжиер… Зогд с грустью наблюдал, как гаснет пыл восстания.
Отстояв в дозоре, Строп сошел со стены и тяжело сел в тени каменной арки. Мысль, как слепая лошадь, все ходила вокруг того, что хочется пить — полкувшина в день — это не дело! — и что завтра сражение. Тифон прислал с птицей весть, что высадится южнее крепости и подойдет по коттской дороге, отрезая бунтарям путь к бегству. Воинам Анжиера надлежало выйти из крепости после полудня, чтобы отвлечь внимание диких. Строп выпросил разрешение вести в бой отряд Восточных ворот. Если он хорошо сделает дело, в победных торжествах может забыться подозрение в измене, которое тяготеет над ним…
— Привет собрату по ладье!
Строп поднял голову, увидел неслышно подошедшего Акеана, буркнул в ответ что-то неразборчивое.
— Я давно хотел побеседовать с тобой, — продолжал Акеан, не смущаясь холодной встречей, — но Держащий меч не отпускал меня ни на шаг. Ведь никто лучше не мог рассказать ему о самозванце, его повадках и хитростях.
— Да уж! — хмыкнул Строп. — У тебя было время их изучить!
— А иначе мне бы не удалось украсть у него тайну анжиерских рабов. Разве не достоин этот подвиг большой награды?
— Еще бы! — сказал Строп с горечью. — Того, кто, облизывая сапоги врагу, вымолил себе жизнь, осыпают похвалами, а сохранявшему верность грозят вынуть печенку…
— Ну, не будем пререкаться, Строп. Мы с тобой можем и принести друг другу вред и оказать помощь. Вот ты сказал, что я… унижался перед самозванцем. Это была необходимая хитрость, но не все поймут ее как надо. Или бой у этой проклятой речки: ты же
видел, что меч мой сломался от страшного удара, который я нанес.
— Я видел, как ты кинул меч и протянул руки навстречу ремню.
— Зря ты не хочешь понять: для тебя лучше, чтобы мой меч сломался, а Севз почтительно звал меня в соратники.
— Почтительно?! — Строп не удержался от смеха.
— Значит, упорствуешь! — сказал Акеан, желтея от злости. — А я ведь тоже сумею рассказать кое-что. Например, как ты дал отсрочку той гийской колдунье, чтобы погубить Аргола. А потом обещал самозванцу лишить Керб и Умизан бдительности…
С каким бы наслаждением Строп придушил двойного перебежчика! Но перед глазами поплыли пытки, тюремная яма, клювы коршунов — и стойкость покинула стареющего волка. Акеаи, щурясь, смотрел, как гнев и страх борются за душу воина.
— Ну, — сказал он, — мы поняли друг друга?
Строп опустил голову.
В полдень, когда дозорные на холмах маялись от жары и скуки, за крепостной стеной раздался звон оружия. Щит Южной башни плавно лег на край рва, и по нему двинулись ряды бронированных воинов. По бокам колонны ехали два челна конных, пуская зайчики длинными копьями. Позади качались два мамонта с лучниками на боевых площадках. Бивни огромных зверей были отпилены до половины и кончались бронзовыми остриями; в хоботе у каждого было нечто вроде вязанки из копий с торчащими в стороны остриями.
Когда в шатер Севза вбежали с вестью, там была Майя. В последние дни она стала ласковее с мужем: не насмехалась над его грубыми повадками, а, слушая замыслы о будущем величии, порой отворачивалась, чтобы скрыть вздох.
При словах гонца Севз вскочил и потянулся за доспехами. Один за другим входили вожди. Затягивая панцирь, опоясываясь мечом, он спрашивал, отдавал распоряжения, обдумывал бой. Майя невольно любовалась мужем. Он не бахвалился, но и не трепетал перед решающей схваткой,
О, будь у Быка чуть больше шансов, она решилась бы на другую игру* И как бы она украсила мощь его власти своей красотой, острым умом, рысьим чутьем на все необычное, способное одолеть бездну забвения… Но нет, удача оставила могучего Быка, и волки лижут его следы. Пора отыгрывать самый ценный камень!
— Останься, — сказала она Севзу, — пусть начнут без тебя. Я сегодня еще не насытилась твоей мощью, о Бык Быков!
— Нет, — сказал Севз, натягивая тетиву.
— Ну, выпей чашу перед боем. Последняя некта из запасов храма.
— Женщина, ты не знаешь битвы! — усмехнулся Севз. — Она пьянит сильнее любой некты. А от питья лишь слабеют удары.
— Впервые ты не делаешь то, о чем я прошу…
— А ты думала — буду клевать все, что насыплешь? Что? Плащ с молниями? Не надо — в бою длинная одежда только мешает.
Севз велел пеласгам и оолам медленно отступать, заманивая врагов подальше от ворот. Потом гии и котты должны ударить слева, а борейцы сзади. Ли-бы и япты, оставив заслоны у Северных ворот, подтягивались к месту схватки.
Подбадривая себя криками, сутулые рыбари оолы то подбегали к искрящимся бронзой рядам, швыряя камни и метательные дубинки, то врассыпную кидались назад. Более искушенные в войне пеласги соблюдали нечто вроде строя: когда один ряд с гарпунами бежал на врагов, другой, натянув луки, готовился встретить ответный удар.
Атланты молча медленно развертывались из колонны в упругий, изогнутый в виде лука строй. Посередине, позади воинов покачивались мамонты, у концов выставили острия конные отряды. Передний край щитами встречал удары, а из-за него лучники метко пускали стрелы. Севз махнул мечом. Котты и гии с ревом бросились на левую сторону лука. Ряды стойко встретили удар, но волны всадников на лошадях и оленях снова и снова бились о бронзовую стену, и она начала медленно прогибаться.
Копье Ора отскакивало от металла. Лишь раз удалось ткнуть острием в незащищенную руку. Раненый, перехватив левой рукой копье, отступил в задний ряд, а навстречу Ору высунулось граненое острие, и лишь скачок Плясуна спас его от большой раны. Фигурка барса пока что помогала не хуже Па-лантова амулета!
Гии распаляли себя для новой схватки, когда вождь атлантов — кряжистый, с квадратным лицом, в куртке с красным поясом уже в двух местах разодранной копьями, махнул людям на мамонтах. Середина строя раздвинулась, и две поросшие красным мхом скалы выступили вперед. Вломившись в ряды атакующих, они закружились, давя людей и размахивая вязанками из копий. Иногда пронзенное насквозь тело повисало на остриях. Тогда умный зверь поднимал оружие вверх и легонько стряхивал на землю изувеченную жертву.
Повстанцы в ужасе отхлынули. Летящие в мамонтов стрелы застревали в красной шерсти. Концы атлантского строя стали медленно выпрямляться. Конные отряды теснили дикарей под удары мамонтов.
Тогда в пространство, усеянное раздавленными телами, вынесся Аид. Натягивая свой страшный лук. он помчался сбоку на ближнего мамонта. Зверь замахнулся, но котт внезапно повернул коня. В тот же миг мамонт затряс головой и бросил оружие; в глазу его торчала впившаяся почти до перьев стрела. Он попробовал вытащить ее хоботом. Видимо, это вызвало страшную боль. Пронзительно трубя, гигант вздыбился на задние ноги и рухнул на спину, придавив нескольких атлантов.
Котты и гии с торжествующим воплем вновь кинулись вперед. Второй мамонт стал пятиться. На него помчался Самадр. Но вождю оолов не хватило быстроты и умения править конем — связка копий настигла его и кинула под ноги мамонту. Упрямец и тугодум Самадр остался верен себе: сбитый наземь, проткнутый несколькими остриями, он все же натянул и спустил тетиву. Стрела попала в хобот. Раздавив оола, мамонт отступил за копьеносцев. Оказавшись в безопасности, он положил смертоносную связку на спину и протянул хобот погонщику, который стал осторожно вытаскивать стрелу.
Справа над шумом битвы взлетел голос Севза, подхваченный гиканьем борейцев. Они пытались отсечь атлантов от ворот. Гонд махнул украшенным перьями копьем, и лавина гиев с новой злобой вклинилась в центр атлантского строя. Ора подхватил азарт решающей схватки. Отбив удар, он ударил сам и, оставив копье в бедре врага, выхватил топорик. Подоспевшие либы и япты протискивались между всадниками. Голос Севза раскатывался над сражением.
И тут за спинами бойцов, пронзая гул боя, раздался другой голос. Коверкая яптские, коттские, гийские слова, кто-то кричал:
— Оглянитесь назад! Спасайтесь! Враг со спины!!
До увлеченного Ора не доходил смысл криков, пока он вдруг не почувствовал, что за ним вместо рвущихся к горлу врага людей — пустота. Тогда, прячась за ветвистые рога, он повернул оленя. Удар секиры разрубил один рог, но Плясун уже рванулся вбок, унося седока от пеших врагов. С холмов над дорогой показались словно с неба сошедшие ряды врагов. Впереди бурыми комьями катились медведи. Растерянные повстанцы бежали им навстречу, кидались в стороны, нигде не находя спасения.
Вновь разнесся высокий голос. Ор увидел скачущего через сумятицу посла Промеата. За ним, подхватывая крики, ехали двое с рогатыми прическами и голуболицый япт.
— К реке! На мост! — кричали они, мешая слова разных языков. Масса бегущих повернула к Стиксу. Но туда же спешил свежий отряд атлантов из Западных ворот и спущенные проводниками медведи Тифона. Первыми приняли конец низкорослые япты. Они не могли быстро бежать, и медведи валили их одного за другим. Отмахиваясь копьями, воины старались дать уйти Матери.