Мор не ответил. Значит, ментала с таким даром у него нет. Повезло Зилу. Если все, что с ним случилось, можно назвать везением.
– Поднимите его, – велел князь.
Лешего вздернули со снега и поставили перед вельможей на ноги. Чтобы хоть как-то досадить ратникам, он повис у них на руках. А чтоб жизнь малиной не казалась!..
Теперь Зил мог в подробностях рассмотреть припудренное лицо владыки Моса, его солнцеочки и гримасу, отдаленно похожую на улыбку. Он смотрел на князя – и видел, как умирает хутор: обваливается крыша, падают в потускневшие сугробы головешки, и снег вокруг горящих руин плавится… Вся его жизнь сгорела. Все, чем он был, превратилось в пепел: его тюфяк и лавка, стол и книги предков, пропитанные специальным соком и потому сохранившиеся до сих пор. По ним мама научила его, мальчишку совсем, читать… В глотке заклокотало. Жаль, от ярости Зил потерял дар речи, иначе такого бы наговорил Мору, такого!..
Согнувшись вдвое, полуголый раб поднес князю древнюю жестяную кружку, исходящую паром, и керамическую бутылочку. Хлебнув сначала из бутылки, Мор в три глотка залил в себя кипяток и отшвырнул опустевшую кружку. Раб поспешил ее поднять.
– И этот сосунок одолел столько наших воинов?! – обратился Мор к следопыту. С десяток трупов разлеглись на холме вовсе не по своей воле, а именно благодаря лешему, так что вопрос прозвучал глупо. – Верный наш Сыч, это невозможно! Ты же все сделал, как велел наш отец. А теперь утверждаешь… Ты уверен, что это он ?
– Нет, мой князь, – шляпа чуть качнулась. На миг из-под широких полей показалась нижняя часть лица следопыта: тонкие бледно-розовые губы, обрамленные паутиной шрамов. – А пятно у него на руке – это просто грязь налипла. – Сыч издал звук, который мог быть и кашлем, и смехом.
На загорелых щеках Мора под слоем пудры явственно проступили багровые пятна.
Следопыт тут же прекратил кашлять-смеяться:
– Уверен, мой князь. Пятно ни с чем не спутать.
Значит, все из-за родимого пятна? Ратники, волчарки, пожар и визит владыки Моса? Но что такого особенного в метке на предплечье обычного лешего?! Батя частенько говорил, чтобы Зил прятал «птицу» от посторонних глаз, но на хуторе не было посторонних, только свои. Однако, будучи в Мосе, Зил…
…закатил рукава, как делал это перед трудной работой, и, выскользнув из строя, протянул ладонь к волчарке…
Это случилось не во сне. Бородавчатый ратник наяву увидел родимое пятно на предплечье соискателя, сообщил о том своему лысому товарищу, а уж тот – командиру охраны, от которого о «птице» узнал князь Мор.
– И все же, Сыч, ты придаешь слишком много значения дефекту кожи этого мальчишки. Так что обойдемся без дознания. Признаем, мы поддались твоему обаянию и, немножечко свихнувшись, отправились в погоню за… За этим лопоухим ничтожеством. Но мы не будем карать тебя, наш верный следопыт, за излишнюю нервозность. Она оправданна. Мы просто вернемся в Мос. – На лице князя образовалось нечто вроде благостной улыбки. Он лениво махнул рукой, и к нему поднесли паланкин. Встав на спину раба, сплошь в рубцах, князь взобрался на мягкие подушки, и его тут же заботливо укрыли одеялами. Прежде чем полог опустился, владыка Моса широко зевнул и велел: – А лопоухого убейте. Умереть – лучшая участь для столь бессмысленного существа. И не забудьте отрубить меченую руку и доставить в наши покои.
– Вот так сразу убить? Князь, ты уверен? – выдав недовольство хозяина, файер, обвивающий предплечье Сыча, стравил облачко копоти.
Ответа не последовало.
Проваливаясь по колено в сугробы, но все же соблюдая правильный ритм, чтобы не растрясти хозяина, рабы с паланкином на мозолистых плечах зарысили к Мосу. Наискось двинули вниз с холма, а уж потом вверх, по следующему холму.
Все ратники, кроме опекавших Зила, с явным неудовольствием – уж очень им хотелось поквитаться за погибших товарищей – поспешили за паланкином.
– Слышали князя? – когда те, кому суждено было стать палачами Зила, кивнули, Сыч – так звали следопыта – сплюнул в снег и двинул к зогу, нетерпеливо топтавшемуся в отдалении.
Зил отчаянно задергался, пытаясь вырваться из воняющих луком и чесноком объятий убийц, за что трижды отхватил кулаком в голову и – повезло! – всего-то разок коленкой в пах.
Мыча и сплетая пальцы особым образом, казнить лешего вызвался бородавчатый. Судя по тому, как задумчиво он разглядывал свою алебарду и пробовал на остроту лезвие, быстрая расправа Зилу не грозила. Зарубить обидчика? Что вы, это слишком просто. Проткнуть живот трехгранным копейным острием и, освежевав им мальчишку, крюком поддеть содержимое его брюшной полости, а затем… Предвкушая муки лешего, бородавчатый аж засопел.
– Погодите, – на полпути передумав усаживаться на ящера, Сыч двинул обратно. Над его шляпой со свистом раскручивалась громадная боевая секира. – Я сам убью мальчишку.
Мечтательное выражение на лице бородавчатого сменилось удивлением, затем обидой, тоской и яростью. Даже уродливый серый нарост под его глазом выказал решимость лично исполнить приказ князя, пусть ради этого придется устранить досадную помеху в шляпе и грязном плаще. Однако совершить самоубийственный поступок – Сыч вмиг расправился бы с ним – глупый ратник не успел.
От лесовника так отчетливо, будто в ухо гаркнули, донесся крик:
– Не сметь! Прочь с моей земли!
– Уходи!!! – заорал Зил, вывернувшись так, что хрустнули суставы. – Мать ушла! Даринки нет! Уходи!!!
Сердце его едва не порвалось в клочья, на мелкие-премелкие кусочки, ведь он не только услышал, но и увидел отца, который как раз выбрался из густых зарослей.
В широкую грудь бати Лиха крестом впивались травяные ремни, поддерживающие на спине короб, полный лечебных грибов. Батя собрал их далеко отсюда, у истока быстрой реки Кипяточки, не замерзающей даже в самые лютые зимы. В мускулистой руке Лих – под ногтями у него всегда были черные венчики, сколько бы ни ругала мама – сжимал легкое копье, способное даже птера свалить с лап ядовитым шипом-наконечником. Обычно копье это растет у дома, слева от крыльца, но, покидая хутор, Лих обязательно выдергивает его из хорошенько удобренной почвы, аккуратно оборачивает вокруг ровного гладкого ствола тонкие усики-корни и обмазывает размоченной глиной, чтобы не пересохли в походе.
– Прочь с моей земли! – батя Лих потряс копьем над головой и двинул к Зилу и ратникам. На ходу он сбросил с себя короб, и целебные грибы, собранные им, рассыпались серо-коричневыми шляпками по белому снегу.
На изрубленном глубокими морщинами лице Лиха застыла решимость убивать, не щадя обидчиков и врагов. Двигался он быстро и уверенно, как бы пританцовывая. Не чистокровный спешил на помощь сыну – хищный зверь жаждал наказать тех, кто посмел прикоснуться к его выкормышу.
Зил не видел еще батю Лиха таким. Батя Лих ведь добрейший человек, мухи не обидит, сколько бы она его ни кусала до крови, а тут – повадки опытного воина.
Как? Откуда это у него?!
– Зил! – Лих стремительно приближался. Проваливаясь в сугробы чуть ли не по пояс, он выбирался из них так ловко, как рыба проходит через запруды водорослей. – Найди Селену! И Даринку! Расскажи все! И пусть она все расскажет!
Леший удивленно вскинул брови. Конечно, раз мать и сестра пропали, нужно их разыскать как можно скорее. Но что такого важного могла рассказать ему мать? Как тесто месить и хлеб в печи выпекать? Так он все это давно знает и умеет.
Остановившись, рабы опустили паланкин.
Ратники, сопровождавшие Мора, натянули луки. Тревожно взвившись в морозный воздух, оперенная стая стрел приземлилась перед отцом, за ним и чуть в стороне, но ни одна стрела его не клюнула.
Сычу и бородавчатому с компанией стало не казни, так что хватка ослабла. А Зил только того и ждал: рванувшись изо всех сил, он сумел высвободить руку и тотчас ребром ладони рубанул по переносице ратнику, не удержавшему его, и, развернувшись, коленом ударил в живот второму, более усердному. Охнув, и тот отпустил пленника. Обретя свободу, леший кувыркнулся вперед – ушел от алебарды, рассекшей над ним пустоту, и вскочил прямо перед своим бородавчатым палачом.
– Я рядом, брат, – Зил врезал ему локтем в и так уже расквашенный нос.
Уронив оружие, ратник схватился за лицо и рухнул на колени. Из-под пальцев потекла кровь.
Не дожидаясь, пока враг придет в себя, по пологой дуге Зил помчался прямо через сектор ловушек. Батя Лих видел, что и как произошло, он наверняка понял, что задумал сын, но шагу не сбавил, не остановился. Он что, лично хотел поприветствовать незваных гостей, пожав им руки? Что он вообще задумал?! Не теряя времени, надо отступить в лесовник, затеряться там. В густых зарослях батя Лих и Зил все-все тропки знают, и знают где валежника слишком много и потому не пройти, где болотце, где колючий кустарник. А пришлые о том ведать не ведают, так что у беглецов будет преимущество. Зато сражаться с ратниками на открытом пространстве, на холме – все равно что добровольно обречь себя на неминуемую погибель.
Над головой пролетела стрела, но Зил не залег, он даже не пригнулся. Где-то прыгая, где-то резко сворачивая в сторону, он петлял меж ловушек, заметенных снегом. На бегу обернулся и увидел, что ратники сломя голову кинулись в погоню.
Очень хорошо, что сломя голову. На то и был расчет.
Грохнул взрыв. Будь княжьи воины чуточку умнее, двинули бы след в след за лешим, но у них, похоже, вместе с языками мозги отняли.
Пристраивая на место оторванную ногу и собирая в брюшину вывалившуюся требуху, в снегу под облаком спор задергался в последних корчах бородавчатый. Двое его подельников, не такие быстрые, а потому живые, замерли, где были в момент взрыва. Эти теперь шагу не сделают вперед, хоть бей их, хоть режь. А вот следопыт не растерялся, смертельное ранение бородавчатого его не смутило. Боевого ящера он направил так, чтобы перехватить Зила до того, как тот достигнет лесовника.
Двигался ящер трехмерными прыжками. Перед каждым следующим прыжком он на миг замирал, высматривая, куда бы приземлиться, чтобы не подорваться на хлопке. Снег ему не мешал, он легко выдирал мощные нижние лапы из самых высоких сугробов. А яд колючей синьки вообще не берет зогов. Так что у Сыча есть все шансы догнать лешего.
Но разве это повод, чтобы остановиться и сдаться?! Сдаться – нет. Остановиться – да.
Сжать кулаки и, хорошенько зажмурившись, увидетьтонкие бледно-зеленые нити, много-много нитей. От каждого растения на холме они протянулись к Зилу, ко всем его частям тела. Выбрать нужные совсем просто. Но хватит ли у него дара, чтобы попроситьвсе нужные растения сразу, как бы дернув за их нити? Зил-то ведь уже воспользовался даром перед тем, как его пленили. А просить после столь короткого перерыва ему еще не доводилось. Но ведь он – потомственный леший, а это что-то да и значит. Он решил подорвать все хлопки рядом с ящером.
Мир вокруг завращался.