Он вынул из кармашка разгрузочного жилета оборонительную гранату. Собаки возле наших рюкзаков насторожились, навострили уши, повернули головы в
его сторону. Скорчив страшное лицо, Патогеныч сделал вид, что срывает чеку, широко размахнулся…
Слепые псы не отреагировали, хотя и продолжали настороженно прядать ушами.
— Твою бабушку через колено, — проговорил Патогеныч.
— Они же копаются у тебя в голове, — напомнил я. — Они видят, что на самом деле ты не собираешься бросать гранату. Напряги фантазию!
— Да напряг я! — отмахнулся он. Снова быстро и широко размахнулся, после чего медленно опустил руку с гранатой. — Нет, ноль внимания. От твари!
— Они понимают, что ты не швырнешь гранату в сторону рюкзаков, потому что опасаешься повредить автоматы, — пояснил я. — Пока ты сам уверен, что
не бросишь гранату ни при каких условиях, псы в этом уверены тоже. Попытайся не думать об автоматах, думай лучше о том, что эта штука у тебя в руках
разнесет половину стаи.
— Умный, да? — неодобрительно поинтересовался Патогеныч. — На, сам кидай.
— Отойди, салага, — сказал я, забирая у него гранату. — Ты впустую пожираешь мой кислород.
Я перевел взгляд на слепых собак возле наших рюкзаков, вытянувших морды в мою сторону. Поганые твари. Облезлые, полуразложившиеся, вонючие
мутанты. Шакалы. На самом деле нам с Патогенычем не так уж и нужны автоматы, чтобы положить прямо на месте дюжину слепых псов. Половину стаи
размечет граната, а остальных мы легко примем в ножи… а, черт, у меня больше нет ножа… плевать, голыми руками порвем! Передушим, как щенят! Зубами
растерзаем! Я чувствовал, как во мне понемногу закипает неподдельная ярость, и собаки, тоже ощутив это, заволновались, начали привставать, по-
прежнему не сводя с меня безглазых морд, словно прослушивая мои мысли чувствительными радарами. Заберите эти чертовы автоматы себе, твари, все равно
они вам не помогут! Мать вашу, как же я мечтаю впиться зубами в ближайшую глотку! Как мне хочется ощутить на языке вкус горячей крови!.. Короче,
сейчас я вас всех буду зверски убивать, а для начала держите подарок от дяденьки Хемуля…
Игнорируя протестующий вопль Патогеныча, я решительно вырвал из гранаты чеку и широко размахнулся. Честное слово, если бы слепые собаки тут же
не брызнули во все стороны, словно осколки хлопнувшейся со второго этажа чашки, я без малейших колебаний разнес бы их в клочья вместе с рюкзаками и
автоматами, и будь что будет. Я был совершенно уверен, что сейчас брошу гранату. Мне нужно было самому поверить в свою ненависть и отмороженность,
чтобы в это поверили собаки. Однако поняв, что мой план удался, я мгновенно погасил бушевавшую в сознании ярость и, продолжая уже начатое было
движение, изо всех сил запустил гранатой на девяносто градусов от первоначально намеченного направления.
Мы с Патогенычем резко присели. Взрыв не нанес разбежавшейся собачьей стае ощутимого урона — разве что двух или трех псов слегка посекло на
излете осколками. Зато мы с напарником прямо с низкого старта рванули к нашим освободившимся от чужого контроля рюкзакам и, схватив автоматы, встали
рядом, привычно взяв на себя по половине огневого направления каждый — по четверти часового циферблата.
Недалеко отбежавшие и оглушенные взрывом псы
тем временем неторопливо возвращались к нам, настороженно поводя слепыми мордами.
— Итак, господа, — негромко сказал я голосом мультяшного страуса, досылая патрон в патронник. — Не сплясать ли нам знойное латиноамериканское
танго?..
Глава 4 Динка
А вечером я сидел в бронированном подвале бара «Шти» перед торговцем Бубной, который, сцепив руки на животе, скорбно взирал на меня из-за
своего стола.
— Значит, Патогеныч расколол чертово яйцо выстрелом из «беретты», — со вздохом вычленил он главную идею моего рассказа. Возможно, Бубна
надеялся, что, когда он произнесет это вслух, я сам пойму, насколько безумно это звучит. Тем не менее я кивнул и сказал:
— Ага.
— И тебя обсыпало осколками, — продолжал припирать меня к стенке торговец.
— Точно, отец. — Припираться к стенке я категорически отказывался. — В яблочко.
— Но тем не менее ты сейчас здесь, а не валяешься тушкой за Периметром.
— Нет, я как раз валяюсь, а с тобой сейчас разговаривает мой брат-близнец, с которым нас разлучили еще в младенчестве.
Бубна внимательно посмотрел на меня, словно и в самом деле пытаясь найти в моей внешности какие-то неуловимые отличия от знакомой физиономии
Хемуля, затем сокрушенно покачал головой:
— Ну, допустим. А если ты тогда заразу какую притащил, сынок? Что прикажешь делать?
— Значит, не судьба. — Я едва заметно пожал плечами. — Все по одной дощечке ходим, чего там. Без риска в нашем деле никак. У тебя тут курить
можно?
— Нельзя, — отрезал хозяин кабинета. Побарабанил короткими волосатыми пальцами по столу. — Ну, значит, так, бродяги. Если я узнаю, что вы
отнесли яйцо Сидору, Нафане или Клещу — а я узнаю, будьте уверены, — то я сурьезно рассерчаю. Как минимум пострадают наши деловые отношения. Это как
минимум.
Бродяги — это он так ко мне обращался. В целях безопасности сталкеры в подвальный кабинет с люком от подводной лодки допускались исключительно
по одному. Патогеныч же всегда почему-то страшно робел перед Бубной, поэтому отдуваться за свой героический подвиг в коровнике послал меня. Похоже,
очень давно, еще до моего появления в Зоне, между ними произошло что-то на редкость неприятное, из-за чего мой старый приятель до сих пор избегал
вести с Бубной самостоятельные дела.
— О как, — понимающе отозвался я. — Сурьезно рассерчаешь, значит. Думается мне, это будет трагическая потеря для человечества.
Торговец молчал, пожирая меня мрачным взглядом.
Когда я вернулся в клан после двухмесячного отсутствия, мы с ним мигом поладили. Старый плут понимал, что тогда, в осажденных мутантами «Штях»,
когда у нас с ним вышли некоторые идеологические разногласия, я был в своем праве. В конце концов, джип со двора угнал не я, а Хе-Хе с «туристами».
А я имел полное право забрать свое оружие и уйти. Что я, в общем-то, и сделал. И, кроме того, Бубна не мог не понимать, что мы с моим вторым номером
и «туристами» сделали за него его собственную работу — спасли Динку и бармена Джо.