Это и называется «идти по приборам»: ведомый в особо опасном месте движется предельно осторожно, полагаясь только на свои
органы чувств, стараясь увидеть, услышать и ощутить в окружающем пространстве затаившуюся опасность. Потому что продвигаться, глядя одновременно на
датчики и по сторонам, не самая лучшая идея — непременно что-нибудь упустишь, не там, так здесь. Чтобы не случилось такой беды, ведущий внимательно
следит за световой меткой приятеля, движущейся по экрану датчика аномалий, и подает ведомому команды голосом — куда сместиться, где притормозить,
куда свернуть. Ведомый же полностью раскрывается навстречу Зоне и корректирует передаваемые ведущим данные в соответствии с собственными ощущениями.
Естественно, с обычным новичком-отмычкой такой номер не пройдет: опыта у него с собачий хрен, поэтому на свое чутье он полагаться не может и должен
строго выполнять все команды ведущего. Чтобы уметь уверенно и относительно безопасно идти по приборам, ведомый должен топтать Зону как минимум года
два. Про ведущего уже и не говорю.
Я медленно двинулся к полуразрушенному строению, делая короткие, едва заметные шажки. Шаг. Шаг. Шаг. Полоса выгоревшей, пожелтевшей травы
справа, четко выделяющаяся на фоне буро-зеленого, напитанного дождевой влагой дерна. Пустяки, далеко; и Патогеныч молчит. На десять часов
потрескивает маленькая мясорубка, покусывая крошечными фиолетовыми молниями раскачивающуюся на ветру травинку, покрытую каплями росы. Мясорубки —
странное название для электрических аномалий; на самом деле когда-то так называли нынче уже начисто исчезнувшие ловушки, которые медленно и деловито
перемалывали людей в фарш с обломками костей. Почему их название перешло к этим полусферам-молниям, появившимся чуть позже, — черт его знает.
Бродяги из «Чистого неба» называют их «электро», «должники» — «розетками», «свободные» — «батареями». Тоже не бог весть что.
Шаг. Шаг. В широком дверном проеме покачиваются на сквозняке длинные спутанные сосульки ржавых волос, напоминающие бороду кровососа: значит,
при входе придется поклониться Хозяевам Зоны, чтобы не обжечь голову, и при этом надо внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на
оторвавшиеся и упавшие вниз куски рыжих сосулек. Ботинки совсем новые, будет обидно. До вечера разъест насквозь. Шаг. Шаг. Шаг. Слева проплывает
внушительный круг сплющенной и вмятой в грунт травы, и рядом, рукой достать, — щедрая россыпь «волчьих слез». Разумеется, я за ними не нагибаюсь.
Один из главных сталкерских законов: когда идешь на крупное дело, не отвлекайся на пустяки, не разменивайся по мелочам, не жадничай — целее будешь.
Черный Сталкер жадных не любит.
Шаг. Шаг. По моим прикидкам, я уже двигался через невидимые аномальные поля, однако Патогеныч по-прежнему молчал. Я даже собирался окликнуть
его — не уснул ли, — когда он наконец подал голос:
— Лево три. Карусель.
Я послушно принял правее, хотя и не различил слева никаких признаков птичьей карусели. Но вряд ли Патогеныч просто решил испытать мою
покладистость.
— Два-двенадцать, — донесся до меня голос Патогеныча. — Круги. Три-девять. Ждем.
Повинуясь командам ведущего, я отвернул от входа в коровник, хотя до него оставалось всего метра три, казалось бы, совершенно чистого
пространства.
— Переворот, — продолжал командовать Патогеныч, используя терминологию, принятую в нашем клане для того, чтобы обозначать малейшие повороты и
движения на пересеченной местности. — Одиннадцать. Ждем. Право пять. Трамплин. Право два. Стоп! Куда прешь, собака! Восемь, право два!..
В результате я крошечными шажками описал внушительную дугу перед входом, обогнув потрескивающую от утренней сырости мясорубку и еще что-то
невидимое — похоже, еще одну птичью карусель, потому что на свободном пятачке пространства у стены валялись какие-то неопрятные комки, похожие на
разорванный в клочья трупик вороны. Затем снова свернул к воротам коровника. Со стороны мой безумный маршрут, наверное, выглядел трассой слалома. Но
тут уж ничего не поделаешь. Хорошо, если в сплошном аномальном поле вообще есть проход внутрь, иначе нам придется возвращаться ни с чем.
Патогеныч продолжал вести меня невидимым коридором между смертельно опасных ловушек. Я протиснулся вплотную к дремлющей птичьей карусели,
ощутив на лице ее ласковое дыхание. В затылке у меня пульсировала ледяная игла, покалывало кончики пальцев, волосы на загривке стояли дыбом, в глаза
словно насыпали сухого песку — организм чутко реагировал на слишком близкое присутствие разнородных аномалий. Один я бы тут вряд ли прошел. Сейчас
любой шаг в сторону, любое неправильное движение могли стать для меня последними. Я был сосредоточен, собран и внимателен. Я внимательно
прислушивался к собственным ощущениям, стараясь не пропустить ни малейшего шороха, ни малейшего изменения в окружающем пространстве.
— Право семь. Ждем, — деловито командовал Патогеныч. — Ждем. Трамплин. Два-десять. Круги. Лево восемь…
Я уже начал выполнять его последнюю команду, но замер как вкопанный, сделав лишь полшажка. Даже не поставил ногу на землю.
— Лево восемь, — повторил Патогеныч на всякий случай, хотя уже понял, что я торможу не просто так.
Я очень медленно, аккуратно опустил ногу. Ничего страшного не случилось. Я напряженно вглядывался в участок земли прямо перед собой, поросший
высокой, уродливо искривленной тимофеевкой. Он совершенно ничем не отличался от соседних. Не обнаружив ничего примечательного, я начал вертеть
головой по сторонам, пытаясь обнаружить близкую контактную пару или какой-либо признак наличия другой аномалии. Безрезультатно.
Однако откуда же такое жуткое, почти физиологическое нежелание идти вперед? Вправо — пожалуйста. Влево… нет, влево не пойду, там мощный
гравиконцентрат: подтащит к себе и расплющит об землю, пискнуть не успеешь. Назад — тоже нежелательно: нельзя сталкеру возвращаться тем же путем,
каким пришел, почти наверняка гробанешься. Короче, иди вперед и не парься…
Нет, не могу.
Я достал из нагрудного кармана болт и кинул его перед собой. Болт торчком воткнулся в мокрую глину. Да нет, конечно, не гравиконцентрат, даже
не жадинка — просто сырая глина. Вот он, собака, и воткнулся…
— Там точно ничего нет? — придушенным голосом спросил я.
— Чисто на три метра, — уверенно отозвался Патогеныч. — Что, брат, плющит?
Старый ветеран лучше, чем кто-либо, понимал, что сталкерским предчувствием пренебрегать никак нельзя. Может, просто подсознание шалит, а может,
в самом деле уберегает от вполне реальных опасностей, которые иначе никак не определишь.