— А с чего это Клинт первым начал к ней клеиться? — выкрикнул кто-то.
В ответ раздалось несколько хриплых смешков: «Чур, я следующий!»
«Как они могут ржать? Тоже мне шуточки! — подумал Томас. — Она же всё равно что мёртвая!» Ему снова стало не по себе.
Глаза Алби сузились, а рот растянулся в улыбочку, ничего общего не имеющую с весельем.
— Если хоть один тронет девчонку, то следующую ночь этой сволочи придётся провести в Лабиринте с гриверами, это я обещаю. Изгнание без всяких разговоров. — Он помолчал, медленно поворачиваясь кругом, словно хотел, чтобы каждый посмотрел ему в лицо. — Чтобы ни одна свинья и пальцем к ней не прикоснулась! Ясно? Ни одна!
Это был первый случай, когда Томасу понравилось что-то, исходящее из уст Алби.
Коротышка-Медяк Клинт (если таково было его имя), поднялся, закончив своё короткое обследование.
— Вообще-то, с нею всё в порядке. Дыхание нормальное, сердце тоже, хотя ритм немного замедлен. Я бы сказал, что она в коме. Джеф, забираем её в Берлогу.
Его напарник, Джеф, подхватил девушку под мышки, а Клинт взялся за ноги. Томасу хотелось бы принять большее участие в происходящем, чем быть простым наблюдателем: с каждой секундой он всё сильнее сомневался в том, что несколько минут назад сказал правду. Новенькая всё-таки стала казаться ему знакомой! Он чувствовал какую-то непонятную связь с ней, и не мог бы объяснить, откуда взялось это ощущение. Он пришёл в такое смятение, что невольно оглянулся вокруг, словно испугавшись, не подслушал ли кто-нибудь его мысли.
— На счёт три, — буркнул Джеф, высокий Медяк. Он сложился вдвое, наклонившись над девушкой, при этом его нескладная фигура стала до комичного напоминать гигантского богомола. — Раз... два... три!
Они оторвали её земли, едва не подкинув бесчувственное тело в воздух — по всей видимости, она оказалась гораздо легче, чем они думали. Томас чуть не накричал на них, чтобы были поосторожнее.
— Посмотрим, как пойдёт, — сказал Джеф, ни к кому в особенности не обращаясь. — Придётся кормить её супом с ложечки, если она не очнётся в ближайшее время.
— Просто ухаживайте за ней, да получше, — ответил Ньют. — Должно быть, есть в ней что-то такое-эдакое, иначе бы её сюда не послали.
У Томаса заныло под ложечкой. Ему стало ясно, что они с девушкой как-то связаны, уж больно много странного случилось: они прибыли сюда с разницей в один день; она казалась ему знакомой; он чувствовал настоятельную потребность стать Бегуном, несмотря на всё то устрашающее, что ему довелось узнать... Вообще, что всё это значило?
Алби напоследок ещё раз наклонился над новоприбывшей — взглянуть в лицо, прежде чем её унесут отсюда.
— Положите её в соседнюю с Беном комнату и не спускайте с неё глаз днём и ночью. Если с ней что случится, я должен узнать об этом немедленно. Мне плевать, что это будет — или она заговорит во сне, или сделает плюк, или ещё что — сейчас же ко мне!
— Ага, — буркнул Джеф, и они с Клинтом понесли девушку по направлению к Берлоге. Наконец, приютели очнулись, зашумели, и, строя догадки и делясь ими друг с другом, разбрелись по своим делам.
Томас молча и задумчиво следил за всем происходящим. Эта необъяснимая связь с нынешней реальностью не была исключительно только его субъективным ощущением. Не слишком тщательно прикрытые обвинения, брошенные ему всего несколько минут назад, доказывали, что и другие имели свои подозрения на этот счёт. Но в чём была суть этих подозрений?
Словно прочтя его мысли, к нему подошёл Алби и ухватился за его плечо:
— Так ты правда никогда раньше её не видел?
Томас немного поколебался, прежде чем ответить:
— Нет... насколько я помню — нет. — Он надеялся, что дрожь в голосе не выдаст его сомнений. А что, если он действительно откуда-то знал её? Откуда?!
— Уверен? — уточнил Ньют, остановившись рядом с Алби.
— Я... да нет, не думаю... Ну что вы ко мне привязались? — Единственное, чего Томасу хотелось — это чтобы наступила ночь, чтобы можно было остаться одному и забыться сном.
Алби покачал головой и, выпустив Томасово плечо, повернулся к Ньюту:
— Чёрт-те что творится. Созывай Сбор.
Он сказал это тихо, Томас был уверен, что никто, кроме него и Ньюта, не слышал его слов, но, тем не менее, они прозвучали довольно зловеще.
Вожак с Ньютом ушли. Томас с облегчением увидел приближающегося к нему Чака.
— Чак, что такое сбор?
Чак, казалось, гордился тем, что знает ответ.
— Это когда встречаются Стражи. Сбор созывают, только если случается или что-то из ряда вон, или что-то ужасное.
— Думаю, сегодняшние события подходят под оба определения. — В желудке у Томаса заурчало, сбив его с мысли. — Я же не дозавтракал... Слушай, нельзя где-нибудь раздобыть поесть? Умираю с голоду.
— Глянь-ка, похоже, что вид этой цыпочки пробудил в тебе голод? Да ты извращенец ещё похлеще, чем я думал!
Томас вздохнул.
— Раздобудь поесть, а?
Кухня была небольшая, слегка обшарпанная, но чистая, и в ней было всё, что требовалось: большая плита, микроволновка, посудомоечная машина, пара столов. При виде знакомых предметов у Томаса возникло чувство, что его воспоминания — настоящие, устойчивые воспоминания — прямо где-то здесь, рядом, на краешке сознания. И всё-таки существенная часть их была утеряна: имена, места, лица, события... Было от чего прийти в отчаяние.
— Присаживайся, — пригласил Чак. — Сейчас я тебе чего-нибудь раздобуду, но, клянусь, это будет последний раз. Скажи спасибо, что Котелок куда-то умчался — он страшно не любит, когда кто-то суёт нос в его холодильник.
Томас обрадовался, что они остались одни. Пока Чак возился с тарелками и содержимым холодильника, Томас выдвинул из-под небольшого пластикового стола деревянный табурет и уселся на него.
— Сумасшествие какое-то. Как всё это может существовать в действительности? Мы здесь по чьей-то недоброй воле. Чьей?
Чак помолчал, потом сказал:
— Кончай жаловаться. Просто прими это как должное и брось ломать себе голову.
— Ну да, конечно. — Томас выглянул в окно. Вроде бы подходящее время, чтобы задать хотя бы один вопрос из миллиона, наводняющего его мозг. — Слушай, а откуда здесь электричество?
— Кому какое дело? Мне, например, до лампочки, откуда.
«Надо же, какая новость, — подумал Томас. — Опять нет ответа».
Чак поставил на стол две тарелки с бутербродами и морковкой. Хлеб был белый и пышный, морковка — ярко-оранжевая и хрустящая. Желудок Томаса воззвал к нему: ну чего тянешь волынку?! — и юноша, схватив бутерброд, вонзил в него зубы.
— Ох, балдёж! — промямлил он с набитым ртом. — Ну, хоть кормёжка здесь хоть куда!
Томасу теперь хотелось вплотную заняться едой, не отвлекаясь на разговоры с Чаком, а тот как чувствовал — помалкивал. Ну и хорошо: несмотря на всё то удивительное и непонятное, что случилось с Томасом со времени провала в памяти, на него снова снизошёл покой. Живот туго набит, запасы энергии восполнены. Его переполняла благодарность за недолгие моменты тишины, и он решил, что отныне прекращает ныть и начинает действовать в соответствии с обстоятельствами.
Покончив с едой, Томас откинулся на стуле:
— Так что, Чак, — вытирая губы салфеткой, спросил он, — что мне надо сделать, чтобы стать Бегуном?
— О, только не это! Опять завёл свою шарманку! — Чак оторвался от тарелки, с которой подбирал крошки. Он громко, низко рыгнул — Томас даже вздрогнул.
— Алби сказал, что скоро я начну проходить испытания у различных Стражей. Значит, и у Бегунов тоже? — Томас терпеливо ждал, что на этот раз Чак никуда не денется — выдаст ему более-менее конкретную информацию.
Чак драматически закатил глаза, давая понять, насколько глупой считает идею Томаса стать Бегуном.
— Через несколько часов они вернутся. Вот и спросил бы сам.
Томас не обратил внимания на явственно звучащий в голосе Чака сарказм и продолжал гнуть своё:
— Что они делают, когда возвращаются домой по вечерам? Что там, в том бетонном бункере?
— Там карты. Они сразу направляются туда, пока ещё ничего не забыли.
Карты?Томас был озадачен.
— Но если они пытаются сделать карту, то почему бы им не взять с собой бумагу и чертить, пока они в Лабиринте?
Хм, карты... Из всего того, что ему довелось услышать в последнее время, это заинтриговало его больше всего. Впервые он наткнулся на что-то, имеющее отношение к возможному решению головоломки.
— Конечно, они так и делают, просто там много всего такого, о чём им надо поговорить, ну, там, обсудить, проанализировать и прочий плюк в этом роде. К тому же... — мальчик вновь закатил глаза, — они в основном почти всё время бегут, а не занимаются рисованием. Поэтому их так и называют — Бегуны .
Томас задумался о картах и Бегунах. Неужели Лабиринт настолько огромен, что даже после двух лет исследований они не смогли найти выхода из него? Не укладывается в голове. Но потом он припомнил слова Алби о том, что стены всё время движутся... Может ли так быть, что они все приговорены жить здесь до самой смерти?
Приговорены. Какое страшное слово. Он почувствовал, что искорка надежды, блеснувшая в нём после сытной еды, прошипев, погасла.
— Чак, а что, если мы все — преступники? Я имею в виду — вдруг мы какие-нибудь убийцы или что-то в этом роде?
— А? — ошарашенно выкатил на него глаза Чак. — Ты что, смеёшься? С чего ты это взял?
— А ты сам подумай. Наши воспоминания стёрты. Мы живём в месте, из которого нет выхода, окруженные кровожадными монстрами-охранниками. Что ещё это может быть, как не тюрьма, а? — По мере того, как он высказывал свою мысль, она казалась всё более и более вероятной. В груди заныло.
— Чувак, мне, наверно, лет двенадцать, не больше. — Чак ткнул в себя пальцем. — Ну ладно, может быть, тринадцать. Ты что, серьёзно думаешь, что я сотворил что-то такое, за что заслужил тюрьму на всю оставшуюся жизнь?
— Да мне без разницы, что ты сделал или чего не сделал. Как бы там ни было, тебя засунули за решётку. Или ты считаешь, что здесь тебе санаторий? — «Ну, пожалуйста! — взмолился Томас про себя. — Скажи, что я неправ!»
Чак немного подумал.
— Ну, не знаю... Лучше, чем...
— Да уж, знаю. Чем жить в куче плюка. — Томас поднялся и задвинул табурет под стол. Ему нравился Чак, но не стоило пытаться вести с ним интеллектуальные беседы. К тому же, мальчик немного надоел ему. — Ступай сделай себе ещё один бутерброд. А я пойду поброжу, посмотрю... Встретимся вечером.
Он вышел с кухни во двор прежде, чем Чак успел увязаться следом. Приют вернулся к своему будничному распорядку: народ работал, двери Ящика закрылись, солнце светило как ни в чём не бывало. Ничто больше не напоминало о странной девушке, принесшей весть о грядущем конце.
Поскольку его официальная экскурсия по Приюту закончилась досрочно, он решил обойти место самостоятельно, рассмотрев и разнюхав всё более внимательно. Сначала он направился в северо-восточный угол, туда где возвышались ряды кукурузы, на его взгляд, уже вполне созревшей. Там были и другие растения: помидоры, салат, горошек и прочее, чего Томас не знал.
Он сделал глубокий вдох: ему нравились запахи земли и свежей зелени. Он даже понадеялся, что аромат пробудит в нём какие-нибудь приятные воспоминания, но этого не произошло. Подойдя поближе, он увидел нескольких ребят, копающихся в грядках. Один из них помахал ему и улыбнулся. Искренне, непритворно улыбнулся!