Томас ошеломлённо смотрел в спину парню, пока тот не повернулся и не уселся на скамью. Тогда Томас быстро отвёл взгляд.
Внезапно вожак группы — ему было на вид лет семнадцать — сделал шаг вперёд. Одет он был весьма незатейливо: чёрная футболка, джинсы, теннисные туфли, на руке — электронные часы. Томас опять удивился, на этот раз обычности одежды здешних обитателей: ему почему-то казалось, что они должны были носить нечто куда более неприятное, тюремную робу, например. Волосы темнокожего были коротко острижены, лицо чисто выбрито. И если не считать постоянного хмурого прищура, больше в его лице не было ничего угрожающего.
— Долгая песня, шенк, — сказал он. — Постепенно всё сам поймёшь. Завтра я поведу тебя на прогулку. А до тех пор... смотри, ничего не сломай. — Он протянул руку: — Меня зовут Алби. — Он ждал, явно желая обменяться рукопожатием.
Но Томас не оправдал его ожиданий. Какой-то инстинкт овладел всеми его действиями и заставил без единого слова отвернуться от Алби и направиться к ближайшему дереву. Там Томас опустился на землю и прислонился спиной к шершавой коре. Снова его охватывала паника, страх становился почти невыносим. Но он глубоко вдохнул и постарался взять себя в руки. «Успокойся, — мысленно приказал он себе. — Ты ничего не добьёшься, если будешь так трусить».
— Так давай! — потребовал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Спой мне долгую песню!
Алби окинул взглядом своих товарищей и закатил глаза. Томасу ничего не оставалось, как опять начать разглядывать толпу подростков. Его первоначальные прикидки были верны — их было человек пятьдесят-шестьдесят, разного возраста — от четырнадцати-пятнадцати лет до почти взрослых молодых людей, таких, как Алби. И в этот момент Томас с замиранием сердца сообразил, что не знает, сколько лет ему самому. Совсем пропащий — даже собственного возраста не помнит!
— Нет, серьёзно, — сказал он, прекращая попытки казаться храбрецом, — где я?
Алби подошёл к нему и сел напротив, скрестив ноги. Остальные мальчишки последовали за ним и столпились позади своего вожака, вытягивая шеи и расталкивая друг друга, чтобы получше видеть.
— Если ты не дрейфишь, — сказал Алби, — то ты не человек. А будешь вести себя не по-человечески — сброшу с Обрыва. Нам здесь психи не нужны.
— С Обрыва? — переспросил Томас. Кровь отхлынула от его лица.
— Наплюй, — ответил Алби, потирая глаза. — Сейчас не время разводить базар, понял? Мы не убиваем таких шенков, как ты, можешь мне поверить. Только сам постарайся, чтобы тебя не пришили, словом, выживай, как знаешь.
Он замолк, и Томас почувствовал, что его лицо побледнело ещё больше при этих последних словах.
— Мля... — протянул Алби, тяжело вздохнул и провёл рукой по своим коротким волосам. — Ну, не получается у меня это... Ты первый Чайник после того, как убили Ника.
Глаза у Томаса полезли на лоб. В этот момент другой юноша выступил вперёд и шутливо шлёпнул Алби по затылку.
— Дождись, когда поведёшь его на долбаную прогулку, Алби, — проговорил он хрипловато, со странным акцентом. — Глянь, парня ща грёбаный кондрашка хватит, а он ещё ничего даже не слышал. — Он наклонился и протянул Томасу руку. — Эй, Чайник, я Ньют, и мы все от радости из штанов выпрыгнем, если ты простишь этого плюкоголового — нашего нового вожака, понял?
Томас пожал протянутую руку — Ньют понравился ему куда больше Алби. Этот новый знакомец, хотя и был выше ростом, чем вожак, но казался моложе на год или около того. Его длинные светлые волосы волной падали на обтянутые футболкой плечи, на мускулистых руках вздувались жилы.
— Кончай свистеть, образина. — Алби фыркнул и потянул Ньюта вниз. Тот сел. — Он, по крайней мере, может понять хотя бы половину из того, что я ему толкую.
Алби широко развёл руки ладонями вверх.
— Ну так вот, здесь мы живём, едим, спим. Это место мы называем Приют, понятно? А себя называем «приютели». Ну, вот и всё, что ты...
— Кто послал меня сюда? — перебил его Томас, у которого страх сменился гневом. — Как...
Но Алби молниеносно выбросил вперёд руку, обрывая его на полуслове, схватил Томаса за майку и вздёрнул его так, что тот привстал на коленях.
— А ну вставай, шенк, кому говорю! — Алби уже стоял на ногах и тянул за собой Томаса.
Тот, наконец, поднялся, ноги не слушались — его снова сковал страх. Он оперся спиной о дерево, пытаясь уклониться от Алби, который орал теперь прямо ему в лицо:
— Не сметь прерывать меня, пацан! Дубина, если бы мы сразу всё вот так тебе выложили, ты бы сначала наплюкал в штаны, а потом сдох на месте! И утащили бы тебя Таскуны, и какой бы с тебя тогда был толк, понял, пенёк?
— Да я понятия не имею, о чём ты говоришь! — медленно промолвил Томас, поражаясь тому, как ровно звучит его голос.
Ньют обхватил Алби за плечи.
— Алби, остынь чуток. От тебя больше вреда, чем толку, понял?
Алби выпустил майку Томаса и отступил на шаг назад. Он тяжело дышал.
— У нас нет времени на расшаркивания, Чайник. Старая жизнь кончилась, начинается новая. Чем скорее выучишь правила, тем лучше, усёк? Слушай и помалкивай, понял?
Томас взглянул на Ньюта, ожидая поддержки. Внутри него всё клокотало, бурлило и болело, глаза жгло от подступивших слёз.
Ньют кивнул:
— Ты же понял, правда, Чайник? — и снова кивнул.
Томасу так и хотелось насовать кому-нибудь по морде, но он лишь проронил: «Да».
— Вот и лады, — сказал Алби. — День Первый — вот что такое сегодняшний день для тебя, шенк. Скоро ночь, Бегуны возвращаются. Ящик пришёл поздновато, так что прогулка будет завтра утром, сразу после побудки. — Он повернулся к Ньюту. — Займись его устройством на ночлег и пусть дрыхнет.
— Лады, — отозвался Ньют.
Алби вновь воззрился на Томаса, сузив глаза.
— Через пару недель, шенк, ты освоишься и тогда от тебя будет какой-то толк. Никто из нас ни фига не знал в Первый День, как оно всё пойдёт. Вот и ты не знаешь. Завтра для тебя начинается новая жизнь.
Алби повернулся, проложил себе дорогу сквозь толпу и направился к обветшалому деревянному строению в углу. Остальные ребята разошлись, напоследок бросая на нового товарища долгие взгляды.
Томас обхватил себя руками, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Внутри него царила разъедающая пустота, быстро сменяющаяся такой печалью, что от неё болело сердце. Слишком много всего навалилось: где он? Что это за место? Тюрьма? Если да, то почему его сюда поместили и как долго он здесь пробудет? Ребята говорили на странном языке и, похоже, никому из них не было дела до того, жив он или мёртв. На глаза снова навернулись слёзы, но он не позволил им пролиться.
— Что я сделал? — шептал он, ни к кому не обращаясь. — Что я сделал, почему они засунули меня сюда?
Ньют похлопал его по плечу.
— Эх, Чайник, мы все прошли через то же самое. Каждый выполз из этого тёмного Ящика, у каждого был свой День Первый. Дела, конечно, не ах, а скоро они покажутся тебе вообще хуже некуда — вот в чём правда. Но постепенно ты прорвёшься. Я сразу увидел, что ты не долбаная тряпка какая-нить, так что — не дрейфь!
— Это тюрьма? — спросил Томас. Он углубился в темноту собственного разума, пытаясь нащупать хоть какую-нибудь щёлку, ведущую в его прошлое.
— Кончай задавать дурацкие вопросы, а? — отбрил Ньют. — Ответов пока всё равно не будет. Так что помалкивай в тряпочку, смирись с переменой, а завтра настанет новый день.
Томас не ответил. Он опустил голову и уперся взглядом в растрескавшееся каменное покрытие двора. В щелях между блоками пробивалась узколистая трава, в ней проглядывали крохотные жёлтые цветочки, ища солнце, давно уже скрывшееся за исполинскими стенами Приюта.
— Ты быстро подружишься с Чаком, — продолжал Ньют. — Он такой, правда, жирновастенький, но славный малыш. Жди здесь, я скоро.
Не успел Ньют закончить фразу, как воздух разорвал резкий, пронзительный вопль. Высокий, дрожащий, почти нечеловеческий крик эхом отразился от камней двора. Все, кто был в это время на улице, обернулись и посмотрели в ту сторону, откуда он донёсся. Томасу показалось, что кровь в его жилах заледенела, когда он осознал, что этот ужасающий звук раздался из деревянного строения.
Даже Ньюта подбросило на месте. Лоб его прорéзали морщины озабоченности.
— Вот хрень, — сказал он. — Они что, эти долбаные Медяки — не могут управиться с парнем и десяти минут без моей помощи? — Он потряс головой и легонько пнул Томаса по ноге. — Найди Чаки, скажи ему, чтобы устроил тебя на ночь. — Проговорив это, он побежал к строению.
Томас вновь соскользнул вдоль шершавого ствола дерева вниз, на землю, прижался спиной к коре и закрыл глаза, изо всех сил желая очнуться от этого ужасного, ужасного сна.
ГЛАВА 3
Томас сидел так несколько долгих мгновений, слишком ошеломлённый, чтобы двигаться. Наконец, он принудил себя посмотреть в сторону обшарпанного здания. Поблизости от него крутилось несколько ребят, опасливо посматривая на окна верхнего этажа, словно ожидая, что раздастся взрыв, и оттуда в разлёте деревянных щепок и битого стекла вдруг вырвется неведомое жуткое чудище.
Сверху, из гущи ветвей, послышался странный металлический щелчок. Он поднял голову и увидел, как в кроне мелькнуло что-то серебристое, сверкнул красный огонёк — и исчез с другой стороны ствола. Он поднялся на ноги, обошёл дерево, вытягивая шею в поисках источника непонятного звука, но видел лишь ветви — серые и коричневые, еле живые, похожие на иссохшие узловатые пальцы.
— Да это один из этих, как их... жукоглазов, — раздался чей-то голос.
Томас обернулся. Небольшого роста полноватый мальчик стоял рядом и участливо смотрел на него. Он был очень юн — наверно, самый младший из всех, кого он до сих пор видел, лет двенадцати-тринадцати, не больше. Длинные тёмные волосы закрывали ему щёки и затылок, концами касаясь плеч. На пухлом, легко краснеющем лице светились добрые голубые глаза.
Томас кивнул ему:
— Что ещё за жукоглаз?
— Жукоглаз, — повторил мальчик, указав пальцем на крону. — Они не кусаются. Разве что ты по глупости решишь пощупать какого-нибудь из них. — Он помолчал. — Шенк. — Последнее слово далось ему с трудом, как будто сленг Приюта не слишком-то ложился ему на язык.
Другой крик, на этот раз долгий и выматывающий душу, прорезал воздух. Сердце Томаса ёкнуло. Лоб покрылся испариной.
— Что там происходит? — спросил он, указывая на здание.
— Не знаю, — ответил толстячок. Голос у него был ещё совсем по-детски тонким. — Там Бен, совсем плохой. Онивзяли его.
— Они? — Томасу не понравилось, как зловеще прозвучало в устах мальчика это слово.
— Ага.
— Кто это— они?
— Скажи спасибо, если вообще никогда этого не узнаешь, — довольно беспечно, что было по меньшей мере странно в подобных обстоятельствах, ответил мальчик и протянул руку. — Меня зовут Чак. Я был Чайником до того, как здесь появился ты.
«Так это ему поручили устроить меня на ночь?» — подумал Томас. Он никак не мог избавиться от состояния крайнего дискомфорта, а сейчас к нему прибавилось ещё и раздражение. Во всём этом не было и крупицы здравого смысла. Даже голова разболелась.
— Почему все называют меня Чайником? — задал он очередной вопрос, слегка сжав руку Чака и тут же выпустив её.