— Кто знает? — спросил он философски. — Кто вас отвезёт? Я слышал, что таксисты не ездят уже.
— Сам поеду. И оставлю мотоцикл на стоянке в аэропорту. Если вернусь, то заберу его, не вернусь — значит, уже не вернусь никогда и плевать, что с ним будет.
— Я мог бы отвезти, — сказал он. — Оставили бы его в гараже. Или здесь.
— Спасибо за предложение, но думаю, что к середине дня у тебя других проблем будет хватать. Ситуация ухудшается.
— Говорили с Москвой? — угадал он.
— Говорил. Мне кажется, что мы повторяем здесь всё, что уже случилось там. А там совсем плохо.
— Значит, и здесь будет плохо, — согласился с моими выводами Джефф. — Не думаю, что наше правительство умеет действовать жёстче вашего. А болтовня по телевизору уже не поможет, — задумчиво добавил он. — Во время «Катрины» они это прекрасно доказали: столько саморекламы и никакого толку, с бедствием в одном городе справиться не могли.
Тут я с ним молча согласился. Пусть в наши времена Россия и не образец организации функционирования общества, но на подобные бедствия реагирует куда лучше, чем американцы, которые чуть не месяц не могли даже наладить патрулирование города от мародёров. Да и потом наладили через задницу, иначе не назовёшь, когда для этой цели вынуждены были наёмников из «Блэкуотер»
приглашать — национальная гвардия оказалась пшиком, полиция сбежала первой… не о том я, в общем.
Главное, в чём я действительно с ним соглашался — это в том, что в Америке ситуация может сложиться даже хуже, чем в России. Слишком большие индивидуалисты сами американцы, слишком не приспособлена к проблемам внутри страны власть, слишком не на те задачи нацелена армия. Да и морально американцы, на мой взгляд, к внутренним проблемам не готовы. То ли дело мы, когда у нас что ни год — или понос, или золотуха, нас… того, а мы крепчаем.
С улицы донёсся звук малолитражного дребезжащего мотора, и у склада появился «Сатурн» Паблито — серая потрёпанная малолитражка. А буквально следом за ним показались машины Терезы и Джека, к моему, признаться, большому удивлению. Не думал, что они появятся на работе так вот вовремя. Тогда я просто собрал их в офисе, налил себе холодной воды из кулера и произнёс речь. Рассказал, что делается в Москве, рассказал о мертвецах, рассказал о том, что дальше будет только хуже. Все сидели на своих местах, смотрели на меня молча, и я даже не мог понять, доходят до них мои слова или кто-то из них сейчас извинится, выйдет из трейлера якобы до ветру, а сам срочно начнёт звонить в ближайшую психиатрическую клинику. Однако когда я закончил, Джефф, так пока и не уехавший, согласно кивнул, Тереза ойкнула, а Джек спросил, что же они должны делать.
— А делать вы уже ничего не должны, — объявил я, обведя всех взглядом. — Езжайте домой, думайте, как спасаться. Если всё наладится — жду вас здесь, а вы ждите меня. Если не наладится… Ну, для начала помните, что у нас есть здесь крепкое здание склада за крепким забором, и здесь можно укрыться. А вообще — запасайтесь оружием, готовьтесь защищаться. Больше ничем не могу никому помочь, кроме как советом.
Закончив, я встал, попрощался со всеми разом и направился к выходу из трейлера. О чём здесь ещё трепаться? Поеду лучше у аэропорта подежурю, выясню, что там делается. Только сперва домой заеду, рюкзак прихвачу.
Неожиданно прямо у мотоцикла, когда я надевал шлем, меня остановил Паблито.
— Хефе! — окликнул он меня по-испански. — Хочу вам пару слов сказать — я только за этим и приехал, если честно.
Я повернулся к нему:
— Чего ты хотел?
Он заулыбался по обыкновению, а затем заговорил со своим отчаянным испанским акцентом, широко жестикулируя:
— У меня появилась идея, как мы с вами можем помочь друг другу. Я уже знаю про мёртвых, которым не терпится пойти гулять, и знаю, что им надо стрелять в голову. А ещё я живу в Сан-Луисе, и наши банды почувствовали, что у копов не хватает на них времени. А мне никогда не удавалось накопить денег на хотя бы простой дробовик — слишком много у меня детей, и все они хотят есть, причём всё время. И мне не из чего стрелять мёртвым в голову и нечем отбиваться от банд в городе.
Затем он замолк, выжидательно глядя на меня и продолжая улыбаться.
— И что ты хочешь предложить? — спросил я, уже догадываясь.
— Хефе, я никогда не был осуждён, я уже десять лет как гражданин этой страны и резидент этого штата последние четырнадцать лет. Никто и ничто не может мне запретить купить винтовку или пистолет, только мой кошелёк всегда мне мешал. А вот у вас есть деньги, вы застряли в нашем штате, но не имеете права просто пойти к торговцу и купить что-то, что поможет вам защищаться.
Я усмехнулся. Ну можно ли к такой простой идее подходить так издалека?
— Продолжай.
— Хефе, если я куплю оружие в магазине, то смогу продать его любому человеку, кто даст мне свои данные и является резидентом благословенного штата Аризона. И у меня нет возможности проверить, правдивые эти данные или нет. Я же не АТФ
, согласитесь. Я вынужден верить на слово покупателю и лишь записать те данные, которые он мне даст о себе. В лучшем случае мне достанется фотокопия его водительской лицензии. Но ведь он мог предъявить мне и фальшивую, верно?
При этом он заулыбался так, что усы разъехались чуть не до ушей, а зубы засверкали на солнце. А я подумал, что предложение неплохое, но нужно ли оно мне? А если я улечу всё же?
— Я же улетаю сегодня.
— Я знаю, — кивнул он и полез в карман, достал оттуда какую-то визитную карточку и протянул мне. — Вы уж простите, но я вовсе не уверен, что вы сможете улететь. Возьмите это. Это один ломбард в Юме, там работает приёмщиком мой родственник — двоюродный брат жены. Он не будет возражать, если я вас там подожду пару часиков. Если вы не улетите в полдень, то уже в час дня наверняка сможете быть там.
— Ломбард?
Ломбарды в Америке, особенно в западных штатах, торгуют оружием в больших количествах. Разным и в разном состоянии, в основном подержанным, но можно найти и многое в хорошем состоянии за разумные деньги. Подчас даже очень разумные — в оружейном магазине отдашь раза в три больше. Но это уже как повезёт.
— Хорошо, договорились, — кивнул я. — Как насчёт данных покупателя?
— Я уже подобрал из наших накладных, — ответил Паблито. — Я хочу тысячу долларов за всё. На эти деньги я смогу что-то купить. Ну а сколько потратите вы — дело ваше. Мой родственник, его зовут Хесус, сможет подобрать что-то приличное для нас. Ну а если вы улетите, то тогда вам удачи.
— Спасибо.
22 марта, четверг, день
Округ Юма, Аризона, США
Когда я снова заехал к себе в посёлок, мне показалось, что все прячутся по домам и смотрят в окна. Я словно кожей чувствовал взгляды, направленные на меня, когда ехал по Колорадо и Кортес, на которой жил, но сами улицы были пустынны. Мотор трещал, эхо от стен домов возвращалось ко мне. Вообще сегодня всюду бросалась в глаза пустота. Пустота на дорогах, пустота на улицах. Словно все спрятались по домам и ждут, что же будет дальше. А может, так оно и есть, кто знает?
Перед домом ничего подозрительного не было, я даже не стал заезжать в гараж, а слез с мотоцикла на подъездной дорожке. Но забежал внутрь всё же побыстрее: как-то уже неуютно я стал ощущать себя на открытых местах.
Пробежался по комнатам, огляделся. Схватил со стола открытый ноутбук, захлопнул, не выключая, лишь выдернув «фиговинку» мобильного модема, быстро запихал в рюкзак, поближе к спине. Что ещё? Всё собрано, всё на месте, всё готово. Остальные вещи так в шкафах и остались — если не улечу, то всё равно вернусь домой.
Ещё раз по комнатам: утюги — чайники — кофеварки включенные есть? Нет. Значит, пожара не ожидается. Запрещённые с собой для провоза предметы — ножи, жидкости, ножницы, пилки для ногтей? Тоже нет. А на нет и суда нет. Всё, побежал, побежал, побежал. Чёрт, где распечатка на билеты? Можно и без неё, но с ней проще. Вот же она, у меня в кармане. Документы на месте, всё на месте, мобильный заряжен, зарядник в сумке с ноутбуком. Багажа нет вообще, лечу налегке. Не до вещей теперь — лишь бы добраться.
Так, вот самое главное — четыре тысячи долларов в конверте, одними двадцатками. Здесь это не слишком принято, но у меня привычка — без наличных не оставаться никогда и ни при каких условиях. Тем более что нам и на работе иногда приходилось принимать наличные от хорошо знакомых покупателей, да и самим платить «бумагой», как здесь говорят, — за транспорт, например. Поэтому эти четыре тысячи хранились в большом жёлтом конверте всегда и неизменно, при необходимости пополняясь.
Конверт — в сумку, шлем — в руку и вновь на улицу, к машине. Опять увидел Тома в доме напротив, у окна гостиной, но без винтовки в руках на этот раз. На улицах нашего и без того тишайшего посёлка вообще пустота, лишь кто-то одинокий бредёт посреди дороги в конце аллеи. Интересно, кстати… А кто это будет посреди дороги бродить? Именно бродить — медленно так, вальяжно. Ведь ощущение надвигающейся беды просто в воздухе висит, как пыльная буря, что часто приходят сюда из пустыни. Воздух становится красным и мутным, жаркий, тяжёлый ветер мешает дышать… А сейчас с такими же ощущениями идёт беда, я её позвоночником ощущаю. А там кто-то прогуливается?