— Ты, как там тебя, придёшь к ужину в Рябиновку. Полы у меня в опочивальне помыть надобно.
Девка ещё глазками похлопала и краской залилась. Взволновалась от предстоящего полового акта в господской опочивальни.
Тут придётся объяснять. Издалека.
Полы на Руси моют голиком.
Всякий мужчина — «до веку щенок». Быть самым сильным, самым ловким, самым-самым… это у нас в крови. Или чем там мужчины от прочих отличаются?
Вот выучусь железомаханию… Или даже — железопомахиванию… А тут какие-нибудь нехорошие… а я подъезжаю поближе и так это вежливо, через щель в лобовой броне, спрашиваю:
— А это у вас почём? Скока-скока?!
Красиво… Но, факеншит, а дела когда делать?!
У нас тут последние солнечные деньки стоят. Жатву закончили, молотьба к концу идёт. И туда же — заготовки всякого чего. Урожай неплох. И по житу, и по льну. Но его же ещё сохранить надо!
Ещё спешно — корчёвка, пока снег не лёг. Из-под снега пни выковыривать — зае… заездить людей можно.
Это — аж горит. Вотчина по головам c хлебалищами растёт быстро, а по пахотным десятинам с хлебопашцами — нет. Нет нынче новин — через год не будет хлеба. Весь недостающий хлеб надо закупать. Из моего кошелька. Виноват — из кисы.
«Киса-киса — отзовися…». «А в ответ — тишина…».
Из легенд 20 века: в Политбюро обсуждается запуск проекта водородной бомбы. Докладчик подводит итог: стоимость проекта сто пятьдесят миллиардов. Сталин, пососав трубку, решает:
— Возьмём из сельского хозяйства.
Один из членов — встаёт. И, с глубоким душевным трепетом, намекает на возражение:
— Иосиф Виссарионович! У нас стоимость всех основных фондов в сельском хозяйстве — только сто миллиардов.
— Ничего. Крестьяне заплатят.
И, как сообщает мемуарист, все члены этого… органа — гуськом отправились в бункер смотреть новую американскую кинокомедию.
Что у меня тут — ни бункера, ни Голливуда — переживу. Мне водородной бомбы пока не надо. Но я, повизгивая от нетерпения, пытаюсь вести индустриализацию. А она, во всём мире, сопровождается тотальным ограблением крестьянства. Хоть в Англии, хоть в России.
А здесь, в Рябиновской вотчине, и ограбить-то некого! Крестьян-то мало. Придавлю чуть сильнее — или перемрут, или убегут. И плевать им на все законы и грамотки.
Мало сказать:
— Правильным путём идёте, товарищи!
И указать направление. Надо ещё соблюдать скоростной режим движения. Правильно Рузвельт говорил: «Лидер должен быть на пол-шага впереди общества». Не дальше — не поймут.
Поэтому с вотчинной индустриализацией, как на физкультуре: «энергично, но без фанатизма».
Запустили гончарное производство — печёт в две смены.
Уточню: смены как вахты у парусных команд на российском флоте в 19 веке — 12 часов. Четыре гончара, четыре ученика, два истопника, два глиномеса. Ответственный — Горшеня.
Гончарная «чёртова дюжина» каждый день хочет жрать.
С чего бы это? Я с них удивляюсь!
Причём — исключительно мой корм. Другого-то нет.
И, скажу честно: и быть не должно!
Гончары сперва мальчишек по лесу гоняли: грибы-ягоды-рыбалка. Пришлось Горшене указать:
— Я тебе сирот смоленских в научение дал, а не в прислугу. Они должны ремесло в руках держать, а не портянки мужикам стирать.
— Ничё… Не поломаются. Молодые ишо. Меня и самого тако же учили. Семь годков кажный день. И постирушка, и посудомытие, и зыбку качал, и куда пошлют. Ещё и подзатыльников без счёта.
— И как — понравилось? Хороший мастер был?
— Учитель-то?! С-сука! Бил чем ни попадя по чём ни попало. А как? Иначе ж никак! Как с дедов-прадедов…
— Горшеня! Разъедрить тебя… кукурузой! Как с дедов-прадедов! У тебя от этого в спине — кол, коленки не гнуться, задница мало-мало не отвалилась…! Да за что ж ты деток так не любишь, что и им такое же…!
— Дык… да я ж… хотел же как лучше… а как же ж…
Мне этот туземный рефрен — «с дедов-прадедов»… Дедовщина с батькивщиной… А пацанва — сироты, безотцовщина.
— Короче. Не доходит по-человечески, гумнонизма с либерастией не понимаешь — слушай деньгами. Тебя мастер кормил, он же с тебя и прибыль имел. Как с дармового прислужника. Потому и гнобил, работами изнурял, свой прибыток твоим горбом умножал. Здесь корм — мой. И прибыль — моя. Ежели ещё какая сволочь захочет грибочков, да пошлёт мальков от дела в лес… Я тебе по-хорошему говорю: сам по грибы схожу. И накормлю всех. П-поганками б-бледными. Ты меня понял?!
— Боярич! Господи помилуй! Я ж не по злобе! Я ж только по неразумению!
— У меня нет семи лет им на ученичество! Год — край! Каждый час, что они мимо ремесла провели — мне убыток. Ты хорошо понял?
Горшеня растеряно хлопал глазами. Представить, что обучение можно строить иначе… Что ученик — не прислуга бесплатная, безответная…...
«— Как ты думаешь: секс — это труд или отдых?
— Конечно отдых, товарищ генерал. Был бы труд — вы бы солдатика прислали».
Обучение без пинков да подзатыльников, без унижений и всякой тяжёлой, грязной, посторонней работы… Душа не принимает? Пришлось повторить по словам:
— Мне. Ущерб. Взыщу. Понял?
Как он своих строил… за четыре версты слышно было.
Врать не буду — работают славно. К Рождеству, поди, полностью вотчину обеспечат посудой. А потом? Конечно, новые хозяйства у меня каждую неделю заселяются. Но дальше-то что делать? Горшками торговать? А как? Я не умею. Как упаковывать, чтоб не разбить, какие на местном рынке самые ходовые-прибыльные типоразмеры, какие здесь по теме — правила? По деревням посуду пекут в каждой. Как местные потребители на привоз неродных горшков посмотрят? Переколотят всё?
Я пока не знаю, зачем мне через год ещё 4 мастера-гончара. Может, горшки хорошо пойдут, и я всю Десну и Оку ими завалю. Может, черепицу глиняную делать начну. Или — свистульки. «Обсвистулим всю Россию»… Но «из ничего — ничего и бывает».
Прав был Матроскин: «Чтобы продать что-нибудь ненужное — нужно купить что-нибудь ненужное». Или — сделать. Будут мастера — будет и продукт. А уж как оптимизировать результат… так я ж эксперт по оптимизации!
И ещё: обучение в Средневековье организовано… не оптимально. Цепочка: ученик-подмастерье-мастер — чересчур долгая.
Причины здесь три.
Методическая. Делать дело и учить делать дело — два разных таланта. Иногда они сочетаются в одном человеке. Но не часто. Проще: почти все учителя-ремесленники в «Святой Руси» — педагогически непригодны.
Экономическая. Мастер получает от эксплуатации ученика и подмастерья выгоду, стремится растянуть этот период. И препятствует появлению на рынке нового мастера — конкурента. Скоро в европейских цехах появится специфический термин: «вечный подмастерье».
Социально-генетическая. «Как с дедов-прадедов бысть есть». Наследование профессий означает, что ребёнка, даже не пригодного к конкретному виду деятельности, заставляют этому учиться. А у него — «руки из задницы». Или — тошно ему это. Тогда «вкладывают ума-разума». Битьём, поркой, через зад…
«Святая Русь» — очень жёстко детерминированная система: выбора у человека от рождения — почти нет. В социальном, семейном, профессиональном… планах. Нужно совсем выскакивать из «мира». «Отряхнём его прах с наших ног…». Маргиналы, отбросы, «тысячи всякой сволочи»…
Насчёт интенсификации профессионального обучения… надо запомнить и применить.
Многие гости, бывавшие во Всеволожске, весьма дивились тому, что во многих начальных людях, в мастерах знатных, у меня отроки безбородые хаживали. А ведь уже в бытность мою в Рябиновке начал ломать я порядки мастеров святорусских. Установил, как европейских цехах заведено, экзамен для выучившихся. И от того учителя ценил. Худым и вовсе запретил детей в обучение брать. А ещё брал в ученики детей не по роду отца-матери, а по желанию да умению самого дитяти.
Ох, как на меня все взъелись! Да только во Всеволожск многие сироты со всей Святой Руси собирались. Им «в отца место» — я. Мне и решать.
Ещё запустили первый кузнечный горн. Прокуй в восторге: я ему не мешал, не подсказывал. «Делай как хочешь». Так хорошо же получилось!
Конечно, по самолюбию моему несколько… Как же это?! Что-то приличное и без меня? Но, подумавши, принял вид благостный и, даже, благосклонный. Типа: вот какие мастеровитые мастеровые под моей рукой вырастают!