Сейчас модно писать и снимать о том, какими они все были хорошими, но никто не задается вопросом — почему они проиграли? А этот вопрос — самый главный. Все остальное — нюансы и оттенки нюансов.
— И почему же они проиграли?
— По одной причине. Твои любимые белые не желали понимать, что в стране, которая называлась Россия они всех уже достали и поэтому не нужны здесь со своими старорежимными порядками.
Проиграли политически и, что самое главное, у них и не было шансов выиграть.
Разгромили бы большевиков, пришли бы другие. Все вышло бы точно также в отношении белого движения.
Места им в этой стране не было.
Кто понял это, тот остался и принял Революцию. Такие дослужились, как например Шапошников, до генералов и маршалов, нашли себя в новом мире и обществе, а Колчаки с Деникиными — инородные тела.
Достали они людей своими понтами, своим баблом, которое просаживали на модных европейских курортах. Своими дворцами, золотыми погонами и французским языком, на котором писали книги.
— Французский язык тебе, чем не угодил-то?
— Да мне-то он по барабану. Ты мне ответь на такой вопрос. Ты «Войну и мир» Льва Николаевича хоть один раз в жизни прочел?
Я замялся. Признаваться, что не прочел ни разу, было совершенно неудобно.
— Можешь не отвечать. Вижу, что ни разу не прочел.
— И что? В моем классе всего пара человек прочла. Я и не помню уже.
Леха опять рассмеялся.
— Ага, включая учительницу по литературе. Не так что ли?
Тут я тоже засмеялся. Леха продолжил.
— И все по одной простой причине. Французского языка в «Войне и мире» много. Постоянное перескакивание с крупного французского текста на мелкие сноски с переводом на русский утомляют. Это одна из главных причин. Я, например, вообще не понимаю, зачем это надо? Каждый раз, когда перечитываю, меня это раздражает. Писали бы весь текст на русском. Сомневаюсь, что Лев Николаевич обидится. Прекрасный сериал, удивительные истории, а все это мимо нас проходит. Не читаем мы «Войну и мир». Адаптировать текст нужно для тех людей, которые говорят по-русски. А в том виде, в котором роман сейчас заставляют читать, он для тех, кто по-французски говорить начал раньше, чем на родном языке. Вот тебе и пример. Не согласен?
Я задумался. С такого ракурса я творчество писателей как-то не рассматривал, однако и возразить нечего было.
— Хорошо. Здесь я согласен, а остальное?
— А в этом ключ, — заявил Леха. — Все остальное нюансы. Самое главное — это различие культур, которое образовалось между народом, простыми людьми, с одной стороны, и дворянством и интеллигенцией, с другой, а творчество Льва Николаевича — прекрасный показатель этого разрыва. Это корни проблемы. Толстой, который был с одной стороны интеллигентом, а с другой еще и графом, видимо это понимал. Иначе откуда все эти толстовки, сохи, «Филиппки» и вообще толстовство. Только он объяснить этого не сумел. Потусовался с народом, а потом бросил соху и написал «Анну Каренину». Что очень показательно.
Точно так у нас интеллигенция по жизни мотается. То туда, то сюда.
Мы еще поговорили какое-то время, потом мой друг ушел, а я еще достаточно долго размышлял над тем, прав он или нет. Аргументов «против» у меня не было. Именно поэтому я и начал читать исторические исследования, документы, мемуары и воспоминания.
Следующий наш разговор произошел через пару недель.
Леха позвонил мне вечером и заявил, что приглашает меня в баню и нас ждут «пацаны». С большинством из них я уже, так или иначе, был знаком. С Лехиной подачи, после того как я оптимизировал его компьютер, его друзья стали обращаться ко мне с просьбами. Починить компьютер или наладить какие-то программы. Я не отказывал, понимая, что это тоже мои соседи, а отношения для этих людей — самое главное.
Именно в бане мы и продолжили разговор про белое движение.
Один из присутствовавших начал рассказывать, что его прадед был офицером и дворянином. После чего Володя, так звали этого парня, выразил сожаление, что в Гражданской войне победили не белые.
— Фигня это все, отвечаю, — Леха был в своем репертуаре. Однако тут я принял сторону Лехиного оппонента.
— С чего ты так решил-то? — спросил я. — Офицеры тебе царские, чем не угодили-то?
— Да какие там офицеры остались? Потери были такими среди кадровых офицеров, что пришлось всех подряд в офицеры принимать, как в пионеры. Дам тебе книгу прочитать «Пушечное мясо Первой мировой» называется, сам все увидишь. В 1914 году, к началу войны, было тридцать тысяч кадровых офицеров и тридцать пять тысяч — офицеров запаса, при этом в 1914–1915 годах русская армия потеряла убитыми и ранеными сорок пять с половиной тысяч офицеров. Это составляло — семьдесят процентов, от состава на начало войны. Сам подумай.
Леха сделал небольшую паузу на пиво.
— А про «золотопогонников» скажу так. В 1943 году, когда вновь ввели погоны в Красной армии, многие военнослужащие говорили, что «боролись они долгие годы, против проклятых золотопогонников, а теперь опять погоны вводят», после чего обычно добавляли — «а потом что? Опять царизм?». Многие были недовольны.
Все немного растерялись, так как было не очень понятно каким образом связаны белые офицеры и 1943 год. Об этом я и спросил. Леха ухмыльнулся.
— Парни, вы себе только представьте — как нужно было достать людей, чтобы через двадцать пять лет, а это, между прочим — поколение, люди с такой ненавистью отзывались о «золотых» погонах? До каких печенок надо народу было долезть?
После этих слов все задумались, и разговор перешел в какую-то другую плоскость. Через некоторое время я все же спросил.
— Где прочел-то?
— Книгу читал про «Смерш», а там и про это тоже написано. Будешь читать?
— Буду.
— Завтра завезу.
Потом стало не до того. Приехали девчонки.
Так у нас и повелось, что мы стали обмениваться книгами и ссылками на интересные сайты. В основном использовалась серьезная историография, мимо которой читатель обычно проходит, не замечая. В этом ничего странного нет. Обложки у этих книг обычно неяркие, названия неброские, написано все с постоянными ссылками и «казенным» языком, тиражи мизерные. Кто купит? Никто.
Никому не нужны книги типа «ВЧК — ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики». Люди бегут от таких названий. А то, что это прекрасная книга и авторы досконально осветили вопрос никому не интересно. И кто, кроме меня, ее найдет, эту книгу?
С тиражом в полторы тысячи экземпляров?
Еще пара таких же сумасшедших «неисториков» как и я?
Книга — класс! Ее бы каждому чекисту на стол, чиновнику и предпринимателю. Всем есть, что прочитать в этой прекрасной монографии.
Вместо этого читают люди Резуна, американских авторов, у которых штурм Окинавы, где семь американских дивизий ковырялись с двумя японскими — чуть ли не самая главная битва Второй мировой, сразу после Перл-Харбора, или англичан, которые выиграли Вторую мировую в Северной Африке, гоняя Роммеля по пустыне, после того как он их там погонял. После чего выясняется, что фашисты пришли на Украину, чтобы освободить ее от большевизма, а в Прибалтике бывшие эсэсовцы становятся национальными героями, по той же причине. Большинство историков закрылись в своих раковинах и думают вообще непонятно о чем. Может о диссертациях, которые они писали при СССР и в которых написан бред, а может просто не хотят признавать ошибок, защищая «честь мундира», или о деньгах. Хотя какие там деньги с такими-то тиражами? Скорее уж думают о том, как с голоду не умереть. Освоили свои делянки, ревностно охраняют их и собирают по мере сил, кто чего может. Молодежь бежит из науки, так как денег совсем нет. Это же не синхрофазотроны собирать, там хоть как-то платят, а чистая наука, в которой ты или профессор или сидишь голодным. Иначе надо взятки со студентов брать, чтобы с голоду не помереть. Если есть с кого брать еще. А если нет?
Непонятно. Создается впечатление, что историки просто боятся выйти из своих архивов и заняться своим прямым делом, а именно писать умные и интересные книги. Исключения есть, но они, к сожалению, только подтверждают правило. Вот и пишут всякие псевдоисторики, пишут все, что в голову взбредет или то, что закажут. А настоящие историки — ученые, изучающие историю, глаза отрывают от своих архивов только тогда, когда им их дети, а то и внуки, в качестве источника начинают приводить в пример Солонина, у которого во всем виноваты русские. Вот только тогда они хватаются за головы и начинают отчаянно отписываться, не понимая простую вещь — уже поздно, а их мизерные тиражи только для того годятся, чтобы друзьям раздарить. Вот так у нас и двигается историческая наука, в которой становятся авторитетами даже писатели типа Солженицына, на которого, в определенных кругах, уже как на исторический источник ссылаются.
А люди-то начитаются таких авторов, а потом с пеной у рта доказывают, что они правы.
Ты их спрашиваешь, — А как же архивы?
— Какие архивы? Кто их видел? Они все закрыты до сих пор! — отвечают люди, а то, что в архивы сейчас попасть может практически любой, для них не аргумент. И это правильно. Зачем им такие книги читать или по архивам сидеть? Они же не историки.
Прошло некоторое время, и я поменял в корне свое отношение к «Белому движению». Поняв, что белогвардейцы были обречены политически и фактически именно борьба с «Белым движением» и послужила той опорой, на которой выросли большевики, я стал критически относиться к любым славословиям на счет «благородства белых офицеров», святости невинно убиенных и романтизма той эпохи. Мертворожденные они были, такие же, как и французские роялисты во время Великой французской революции. Но видимо тот же критический взгляд, который я постепенно перенял от своего друга, не давал мне возможности сказать, что я готов вступить в коммунистическую партию. Был момент, когда я проникся идеями коммунизма, но тут опять мой друг спустил меня с небес на землю.
Дело было так.
Как-то вечером мы сидели в кафе и разговаривали про всякую всячину.
Речь как раз зашла о «старых большевиках» и о Сталине, но как-то странно.
Леха их почему-то все время разделял.
— Сталин — государственник, который к себе толковых людей тянул, страну поднимал, бомбу ядерную делал, — говорил мой друг. — Старые большевики, в основном — это коммунисты — анархисты. Не путать с анархо-коммунистами и анархо-синдикалистами. Об Иосифе Виссарионовиче говорить можно много чего, но «он принял Россию с сохой, а оставил ее оснащённой атомным оружием». Это не я сказал, а Черчилль, в 1959 году. И это — самая лучшая оценка, тем более из уст врага. Вот и надо смотреть через эту призму. А большевики старые, за малым исключением, во время революции или свои проблемы решали или настолько привыкли к всевластию и безнаказанности, что уже и не мыслили себя по-другому. Вот он им укорот и сделал.
Даже если это и неверно на сто процентов, Сталину ничего больше делать не оставалось. Фракционность и внутрипартийная грызня — это и есть та самая изначальная системная ошибка, которая и привела страну к краху. Сталин точно такой же человек системы, как и все остальные и фактически он в достаточной мере только усугубил это положение.