Поняв, что заснуть в ближайшее время ему не удастся, Владимир Ильич сложил документы новопреставленного товарища Андрея в отдельную папку, которую засунул себе подмышку и взял со стола лист с написанным некрологом. Подойдя к двери, председатель СНК остановился и посмотрел на письменный стол. Решив, что взял с собой все необходимые бумаги, Ленин выключил в комнате свет и вышел в коридор. Направился он в свой кабинет.
Квартиру и кабинет Вождя в Кремле разделял коридор длиной всего пятьдесят метров. Вслед за Владимиром Ильичом увязался домашний любимец — кот Васька, который, скучая, валялся в прихожей. Увидев хозяина, мурлыка потянулся, вскочил и потрусил за ним. Когда проходили мимо двоих чекистов, дежуривших в коридоре и вставших при появлении Ленина навытяжку, Владимир Ильич поздоровался с охранниками, а кот промолчал. Вполне возможно, что он уже здоровался с ними сегодня. С другой стороны, в Васькином воспитании и культурном развитии оставались громадные пробелы. Хотя, скорее всего, у работников ВЧК, стоявших на посту не было колбасы и поэтому, с точки зрения кота, внимания они не заслуживали.
Чекисты тоже не поздоровались с гордо шествовавшим котом, и поэтому Ленин заметил своего спутника только тогда, когда подошел к двери кабинета. Сначала Владимир Ильич шикнул на своего спутника, пытаясь его прогнать, но понял, что опоздал с этой мерой. Теперь Ваську надо самому нести назад в квартиру, а делать этого Владимир Ильич не хотел. Было просто лень. Поэтому Ленин обреченно взмахнул рукой, в которой держал лист с некрологом, как бы говоря: «Ладно, Васька, оставайся». Кот с громадным интересом пронаблюдал за белой шуршащей бумажкой и двинулся за Владимиром Ильичом в кабинет.
«Все же стало намного спокойнее, после того как телеграфистов убрали», — подумал вождь, войдя в небольшую темную приемную.
В 1918 году весь коридор между квартирой и кабинетом, за исключением узкого прохода, занимал телеграф, в котором круглые сутки шла напряженная работа — передавали и принимали телеграммы, постоянно велись разговоры по прямому проводу. Телеграфистами были проверенные люди, на которых можно положиться. Тут же располагались шифровальщики.
В 1918 году этот телеграф стал неотъемлемой частью кабинета Ленина. Сюда стекалась информация со всех сторон нового государства, со всех фронтов, и отсюда диктовались срочные приказы и распоряжения, которые летели во все уголки республики Советов.
Телеграф перевели в другое помещение примерно месяц назад и теперь в коридоре находились только работники ВЧК, охранявшие дверь к выходу и кабинет Владимира Ильича.
Войдя в кабинет и включив свет, Ленин положил на стол принесенные с собой бумаги и подошел к окну. Он некоторое время стоял, обдумывая мысль, которая внезапно пришла ему в голову.
«Не спроста Дзержинский на похоронах, ссылаясь на возможное наличие важных документов, практически вытребовал у меня разрешение на взлом сейфа Свердлова. Что-то он недоговаривал. Как будто нечто эдакое знает».
Феликс Эдмундович, приехавший на похороны председателя ВЦИК, действительно сообщил Ленину, что у Якова Михайловича в кабинете стоит несгораемый шкаф, ключей от которого найти не смогли. Председатель ВЧК несколько раз подходил за разрешением вскрыть сейф. Вождь сначала не совсем понял Дзержинского и запретил трогать несгораемый шкаф, но через некоторое время, разрешил его вскрыть. Он совершенно не опасался какого-то компромата на себя, так как Дзержинский в любом случае в курсе всего прошедшего и происходящего. Железный Феликс, как хорошая гончая, чуя зверя, держал стойку, и тоже очень захотелось посмотреть на содержимое. Потому и разрешил. С одним условием — секретно.
«Мало ли что?» — Ленин ощущал, как внешне спокойный председатель ВЧК чуть не дрожит от возбуждения, и решил не мешать.
Вождь прикоснулся рукой к прохладному стеклу и в этот момент раздался стук в дверь. Владимир Ильич обернулся на звук, — Войдите!
Кот, успевший развалиться в глубоком кресле, вскочил и теперь рассматривал входящего в кабинет человека. Это оказался один из чекистов, охранявших Вождя. Он немного стеснялся, и Ленин решил помочь человеку.
— Что вам, голубчик? Вы хотели со мной поговорить? Не стесняйтесь, — и Владимир Ильич ободряюще улыбнулся, краснеющему от смущения охраннику.
— Владимир Ильич, у нас как раз чайник закипел. Может, чайку хотите, а то прохладно тут у Вас? — Парень смутился еще больше. — У нас и хлеб есть, — добавил он после некоторой паузы.
Чекист смотрел на Ленина с таким обожанием, что тот не смог отказать.
Владимир Ильич уже привык и к посылкам, и к подаркам, и к тому, что постоянно все хотят его накормить. Особенно после ранения и во время болезни.
Он действительно отправлял все по детским домам и интернатам, пайка вполне хватало. Тем более что такие действия положительно сказывались на реноме вождя. По этой же причине Владимир Ильич носил хоть и добротную, но неброскую одежду и всегда принимал крестьян-ходоков и делегации рабочих. Последнее не только поднимало престиж партии и его личный статус в стране, но и давало возможность получать информацию со всех уголков бывшей Российской империи из первых рук и быть в курсе происходящего. В отличие от Наполеона, который использовал примерно те же приемы, Ленин делал это без той нарочитости, которая была свойственна императору французов, чем выгодно от него отличался и всегда помнил когда, где, с кем и, главное, о чем он разговаривал. При этом Владимир Ильич всегда вел себя с такими посетителями предельно вежливо. Был корректен в словах и выражениях, очень любезен и мягок. Старался не отказывать в пустяшных просьбах и, зачастую, писал наркомам записки с просьбой помочь тому или иному товарищу.
— Очень хочу чаю, батенька, если конечно можно. Только у меня стакана нет.
— Так у нас еще одна кружка есть, Владимир Ильич. Сей же час принесу, — охранник выскочил из кабинета. Пока он бегал за чаем, Ленин подошел к своему рабочему столу и, присев, отпер один из ящиков, в котором лежал сахар, завернутый в бумагу. Стол Владимир Ильич запирал всегда, исключение составлял только один из ящиков — левый верхний, в который он складывал все бумаги со своими распоряжениями. Тем временем чекист вернулся с кружкой чая.
— Вот, Владимир Ильич, угощайтесь, на здоровье, — охранник подошел к столу, поставил кружку и выложил несколько кусков хлеба на чистой тряпице. Ленин, чтобы не обидеть человека, взял один кусок хлеба и положил его на кружку, а остальное завернул обратно в тряпицу вместе с четырьмя кусками сахара, которые достал из ящика.
— За хлеб спасибо, дорогой товарищ, но много не буду, а вот лучше я вам сахарком отдарюсь, — и не успел чекист открыть рот, чтобы начать отказываться, Владимир Ильич сунул ему в руки угощение. — Да и сыт я, голубчик. А за чаек — большое вам спасибо.
Ленин проводил зачарованно глядящего на него парня и вернулся к рабочему столу. Кот, все это время с интересом наблюдавший за происходящим в кабинете, опять улегся в кресло.
Владимир Ильич вернулся к рабочему столу, уселся в простое деревянное кресло, с плетеной спинкой и сиденьем (мягких кресел он не любил), и раскрыл свою папку. Папка эта, как не раз говорила его секретарь Фотиева, жила особой «живой жизнью». Лидия Александровна называла ее «посторонней папкой». Ленин улыбнулся, вспомнив об этом.
«Хороший секретарь должен знать все. Отличный секретарь знает еще больше», — Владимир Ильич не сомневался, что его секретарь Фотиева знает, какие документы он уносит в этой не очень любимой ею папке.
«Иначе, почему Лидия Александровна называет ее «посторонней» и ждет, когда эта папка разбухнет от документов и бумаг? Ей как отличному секретарю не очень приятна такая ситуация. Ибо непорядок это», — Ленин опять улыбнулся. Фотиева с большим удовольствием, получив соответствующее разрешение от Владимира Ильича, разбирала эту «живую» папку с документами и сортировала бумаги из нее по соответствующим папкам.
Достав пачку бумаг и документов Свердлова, Ленин принялся их сортировать. Делал он это просто. Часть документов, которые посчитал необходимыми для дальнейшей работы, положил на середину стола под большие ножницы, что означало «не сметь трогать», другую часть сложил стопкой, чтобы выбросить. Третью часть — решил прочитать еще раз.
В последнее время Свердлов «носился» с идеей «расказачивания». Именно эти бумаги и просматривал вождь сейчас. Идея, по задумке ныне покойного Якова Михайловича, заключалась в следующем:
«Необходимо было провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью.
К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти. Конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам.
Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселения, где это возможно.
Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях.
Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи.
Выдавать оружие только надежным элементам из «иногородних».
Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка».
Фактически в руках у Ленина находился готовый проект резолюции. Все эти мероприятия предполагалось начать уже в ближайшее время и в обстановке секретности. Владимир Ильич ознакомился с проектом резолюции по казачеству сразу после того, как ему принесли все документы и черновики, которые находились в кабинете покойного председателя ВЦИК. Листы с заметками по этому вопросу лежали с самого верха. Несмотря на то, что Свердлов сумел в достаточной мере обосновать идею расказачивания политически, с экономической и социальной точек зрения она смотрелась очень и очень спорной. О том, что проведение подобной политики означало новый виток в Гражданской войне, можно даже не упоминать. Однако проведение расказачивания прекрасно укладывалось в «Красный террор», объявленный опять же Свердловым четырьмя месяцами ранее. Можно сказать, что эта идея являлась следующим шагом в развитии механизма государственного террора.
«Вот только куда ведет путь, который состоит из этих шагов?» — спросил себя Ленин.
Ответ очевиден — к эскалации Гражданской войны.
«А ведь это вотчина Сталина. Он нарком национальностей, пусть сам с этим разбирается, — Владимир Ильич хмыкнул. — Опять Яков Михайлович полез не в свое дело».
Ленин задумался о том, что только одним негласным приказом о расстреле семьи последнего царя Свердлов нагадил не только отрекшемуся императору и его родным, но и правительству республики Советов. После этой акции, не просто совершенно ненужной и бессмысленной, а политически вредной, правительства стран Антанты, как и вся Европа, в которой монархическое лобби очень и очень влиятельно, перестали рассматривать варианты сотрудничества с новой российской властью и начали интервенцию. В результате «белое движение» сразу получило целую толпу «Великомучеников», а ЦК партии пришлось срочно выдумывать ответ на простой вопрос — почему большевики расстреляли царя и всю его семью без суда и следствия?