— Справлюсь, товарищ генерал армии!
Начальник Генштаба и одновременно заместитель наркома обороны СССР, внимательно глядя на меня, выдержал минутную паузу, а затем продолжил:
— Хорошо, с этим вопросом мы разобрались. Теперь давайте поговорим о действиях вашей бригады в случае агрессии гитлеровской Германии. Вы вообще себе представляете то место, где бригада будет дислоцирована?
— Так точно! По картам я всё внимательно изучил. Это недавно воссоединённая с Белоруской ССР Белостокская область. Так называемый, «Белостокский выступ», там располагаются целых три армии на севере 3-я в центре 10-я и на юге, немного выступая за этот выступ 4-я. Меня весьма удивляет, что такие крупные силы, насыщенные танковыми корпусами, расположены так близко к границе?
По-видимому, Жуков не один раз доказывал правильность такого размещения войск. Поэтому он, даже не задумываясь, начал отвечать:
— В военно-географическом отношении территории западной Белоруссии представляют собой равнину с грядами господствующих высот и возвышенностями, обильно прорезанную большими и малыми реками. Наиболее значительные из них могут служить естественными рубежами для развёртывания войск. На данной территории имеются и крупные лесные массивы, которые могут быть как местом сосредоточения и укрытия войск, так и препятствием для механизированных частей вероятного противника. Остановить наступление встречным ударом практически невозможно. Наступающие войска могут перегруппироваться на ходу и обойти движущиеся им навстречу заслоны, когда те ещё не успели занять устойчивую позицию. А немцы в таких перегруппировках большие мастера. При равной подвижности наступающий обретает преимущество перед обороняющимся, поскольку сам выбирает путь. Между Карпатскими горами и Припятскими болотами достаточно места, чтобы парировать маневрами любой контрудар. Зато ударом с фланга задержать прорыв несравненно легче. А войска, отсечённые от тылов, лишаются снабжения и очень скоро оказываются вовсе небоеспособными. Немцы в прорыв бросят большое количество дивизий первой линии, поэтому фланговый контрудар требует сопоставимых сил. Разместить их непосредственно в Карпатских горах и Полесских болотах невозможно. Остаётся Белостокский выступ и бывшее польское Львовское воеводство.
Жуков приостановил свой монолог, как бы ожидая от меня реакции. Я, поняв, что теперь мне можно высказаться, выпалил первое, что пришло в голову:
— Выполнение таких фланговых ударов требует не только высокой подвижности, но и точного расчёта. У нас же плохо и с тем, и с другим. Танки ломаются, связь плохая, личный состав обучен недостаточно.
Не замечая моего сарказма и неверия в идеальную картинку отражения немецкой агрессии, Жуков ответил:
— Правильно, сбои могут быть разные. Но для этого мы и создаём ПТАБРы. Главная их задача — притормозить наступающего противника, чтобы механизированные корпуса успели ударить ему во фланг. Поэтому 7 и 8 ПТАБР не придаются армиям, а находятся в распоряжении Павлова. Так же обстоят дела и в Киевском округе, две противотанковые бригады будут находиться в резерве.
Поняв, что эти сведения не предназначены для ушей подполковника, Жуков замолчал, потом буквально через несколько секунд переключился совершенно на другой вопрос. Неожиданно для меня он спросил:
— Черкасов, к каким снабженческим складам приписана ваша бригада?
Так как этот вопрос меня сильно волновал, то ещё вчера вечером я наизусть заучил номера моих будущих кормилиц и станций, где бригада будет получать свою технику и вооружение. Поэтому без запинки отрапортовал:
— Станции снабжения: Моньки, Кнышин и Соколы. А так же: Артсклад № 1447 в Хайнувке, склады горючего № 922 в Волковыске и № 923 в Моньках, продсклад № 818 в Волковыске.
Жуков совершенно не удивился моим знанием этих номеров. Воспринял это как должное. Продолжая эту тему, он произнёс:
— Подполковник, запишите ещё себе окружной Артсклад в Белостоке. Там скопилось довольно большое количество вооружений и боеприпасов, доставшихся нам от Польши. Я дам команду, чтобы вы смогли там подобрать себе трофейные противотанковые средства. Только смотрите, всё не забирайте, не будьте Плюшкиным — бригада должна быть мобильной единицей, а не обозом, набитым трофейным барахлом. И ещё, хочу вас порадовать — из нашего резерва в вашу бригаду вольётся отдельная танковая рота. Это десять танков Т-34, пять средних бронеавтомобилей БА-10, два лёгких броневика БА-20 и мотоциклетный взвод. Кроме этого, как вы говорите, в целях обучения вам придадут несколько танков КВ из 6-го мехкорпуса.
После этих слов Жуков подвинул к себе стопку бумаг, ещё раз посмотрел на меня и сказал:
— Ну что, подполковник, начинайте формировать свою бригаду. Я в июле к вам приеду и посмотрю, чего смог добиться мой крестник. Смотрите, не подведите меня, Черкасов!
Как только последняя фраза была произнесена, я подскочил со стула и гаркнул:
— Не подведу, товарищ генерал армии! Разрешите выполнять!
Чуть сморщившись, Жуков махнул рукой. Тогда я развернулся и, печатая шаг, вышел из кабинета.
Глава 6
Покинув здание Генштаба, я ощутил непреодолимое желание очутиться вдруг где-нибудь на природе, подальше от этой суеты и от ответственных товарищей с многозвёздными петлицами. Я хотел передохнуть, а затем, в спокойной обстановке подумать над всем тем массивом информации, который получил за эти два дня. День был хороший, тёплый и солнечный. Да, наступила настоящая весна, всё оживало и стремилось под лучи ласкового солнца. А мы как кроты, сидим в норах и роемся в каких-то бумажках. И всё это потому, что какие-то ублюдки возомнили себя избранными, солью земли, «сверхчеловеками». Нет, эти фашиствующие уроды не имеют право на существование, они против жизни, против природы.
Я перешёл на другую сторону дороги, на набережную Москвы-реки. Нашёл лавочку, сидя на которой можно было наблюдать за движением воды и за двумя пацанами, удившими рыбу. Усевшись на это массивное сооружение, я задумался. Передо мной, вытеснив все размышления о порядке формирования бригады, возник образ Эскадронного преподавателя тактики из моей прошлой реальности. Помню, тогда был тоже тёплый весенний день, и занятия мы вели не в палатке, а на лесной лужайке. Змий — так мы звали этого учителя, тогда как раз рассказывал о самых заметных фигурантах нашей горькой истории. Про Жукова он тогда говорил так:
— Ко времени начала вторжения немцев этот военноначальник командовал Киевским Особым военным округом, впоследствии Юго-западным фронтом. По сравнению с Западным, командование этим фронтом показало себя с лучшей стороны. Но, всё равно, действия его были сумбурными и зачастую непоследовательными. В начальный период войны штаб фронта пытался организовать ряд фланговых ударов по вермахту, но, к сожалению, они окончились провалом. Когда механизированные корпуса, совершая многокилометровые марши, выходили к границам коридора, пробитого немцами, там уже была вражеская пехота, густо нафаршированная артиллерией. Правда немецкие 37-мм противотанковые орудия не брали броню КВ и лобовую броню Т-34, но большинство танков той поры эти пушки прошивали без труда. А против толстобронных танков хорошо действовала 88-мм зенитка, эти орудия фактически сопровождали пехоту на марше. В бесконечных метаниях вдоль коридора в надежде отыскать хоть какой-то зазор для прорыва, безнадёжно были растрачены моторесурс и топливо. В конце концов, несколько тысяч танков буквально растаяли без достижения особого успеха в боях. Из-за этих судорожных метаний все тыловые дороги были забиты сломанной техникой. В результате таких действий армии Юго-западного фронта попали в несколько громадных котлов, где в течение месяца были перемолоты Германской военной машиной. Если оценивать деятельность Жукова по критериям нашего Эскадрона, то я поставил бы ему, максимум, троечку. Даже самую удачную в его карьере операцию на Халкин-голе с военной точки зрения можно оценить только на удовлетворительно. Тогда он, в нарушении любого здравого смысла, погнал наших солдат на штурм окружённых и засевших в обороне японцев. Узкоглазые почитатели Микадо дрались насмерть, и десять процентов численного состава нашей армии остались навеки в степях Монголии. Хотя, если бы Жуков, беспокоясь о жизнях тысяч русских солдат, проявил выдержку, то окружённые японцы сами бы сдались. Их положение было безвыходным, и как перезревший плод, даже без всякого внешнего воздействия, они бы скатились к ногам победителей.
Наш преподаватель, наш старый Змий, рассказывал и о других исторических личностях той поры. Например, про Сталина он говорил так:
— Иосиф Виссарионович Джугашвилли запретил войскам действовать активно и тем самым подставил их под удар, дабы гарантированно избежать обвинения в агрессии. Великобритания и США могли помогать только жертвам, но не агрессорам.
Про занимавших перед войной пост Наркома обороны маршала Тимошенко и начальника Генштаба маршала Кулика он заявил:
— А Тимошенко с Куликом вместо активной обороны попытались провести встречный удар — часть плана поражения СССР, придуманного ещё Тухачевским.
Ох, как жалко, что Создатель почему-то занялся моей судьбой, а не перекинул, например, в тело Сталина сознание Змия. Тогда бы точно всё пошло правильно, и Россия никогда бы не попала под ярмо фашиствующих немцев. Змий был «голова», он один бы переиграл весь немецкий Генштаб. А я, что я представляю собой? Обычный боец, у которого от полученных сейчас и в моей бывшей реальности противоречивых сведений скоро закипят мозги. Ведь у меня совершенно нет никаких инструментов для воздействия на окружающий мир, кроме личного решения — если умереть, то постараться утащить за собой побольше гитлермразей. И это, пожалуй, была единственно доступная для меня мера воздействия на историю.
Вдруг, моё, внутреннее я грязно выругалось и буквально завопило:
— Юрка, хватит пищать и биться в истерике, это же не твой принцип! Лучше подумай, что ты можешь реально сделать, чтобы не допустить печального развития событий. И делай, салага, делай всё, что можешь, хотя бы на своём маленьком участке!
Этот крик души заставил меня собраться, напрячь все свои интеллектуальные силы, чтобы совместить знания из моей прошлой реальности с информацией, которую я получил здесь и сейчас. При этом самое тяжёлое было, отбросить те знания, которые не касались моего нынешнего участка действий. На фиг мне было знать и размышлять о судьбах всего фронта. Я же не полководец и не стратег, у меня конкретный участок борьбы и отвечаю я перед Богом только за свою бригаду.
Правда, моё подразделение существовало не в безвоздушном пространстве, и должно было действовать на довольно большом участке местности. Поэтому в первую очередь, пользуясь всем массивом информации, закаченным в мой мозг двумя жизнями, я попробовал разобраться с тем, что из себя собственно представляет «белостокский выступ». Моя бригада предназначена для обороны, а белостокский выступ был чертовски неудобен для этого, так как:
— во-первых, значительная часть его территории, примыкающая к государственной границе, является сухопутной и малолесистой, что делает её пригодной для действий войск противника в любом операционном направлении:
— во-вторых, бассейн реки Бобр сильно заболочен, что может создать проблемы как для наступающих, так и для обороняющихся (затруднять передвижение войск и маневрировать резервами);