Непосредственный виновник - сварщик ранее 5-го, а ныне 2-го разряда Сергей Александрович Гирин, уволенный с записью в трудовой, устроился на ВАЗ. Если раньше он закладывал за воротник только по большим праздникам (впрочем, одного Первомая хватило для весьма серьезных последствий) - то теперь такие праздники были у него регулярными. Как и у окружающих - взгляды на жизнь на флагмане советского автомобилестроения были попроще. Однако же времена менялись и там. После очередного закручивания гаек Гирину и еще паре товарищей по бригаде (и совместному времяпровождению, куда ж без этого) было вынесено последнее, но ни фига не китайское предупреждение. Огорчение решили залить в пивнячке, где к группе товарищей подкатился собрат по несчастью - физик из Москвы, по слухам, потерпевший аналогичное крушение, ласково называемый пролетариатом "Агдамычем". После первой кружке все согласились, что налицо типичное нарушение конституционных прав человека на культурный отдых. После второй - решили, что надо что-то делать. Интеллигенция оплодотворила народные массы идеей. Идея сплоченным коллективом была принята на ура - и стихийная демонстрация направилась к воротам завода. Повинтили болезных быстро - но слухи о жестокой расправе с мирной демонстрацией обездоленных рабочих, подпитываемые "Голосом Америки" и "Свободой" разлетелись по таким же пивнячкам в сотнях городов Союза. Народ там был примерно одинаковый, обиженный тем, что принцип "мы делаем вид, что работаем, а вы делаете вид, что нам платите" канул в лету. И агдамычей тоже хватало, причем на удивление скоординированных.
Устинов вызвал Андропова - обсудить проблему. "Пятерка" КГБ почему-то никак не могла справиться с подстрекателями, раздувавшими новый пожар классовой войны. Андропов обещал исправить ситуацию. Однако особых сдвигов не было. Вожди "пивных бунтов" загораживались стенами из цитат классиков марксизма-ленинизма и грудью стояли на защите социальной справедливости и направляющей роли рабочего класса. И деревенской бедноты, естественно.
При этом часть партийного руководства - и регионов, и даже в ЦК - в частных, да и не только, беседах требовала восстановления ленинских норм во внутренней политике. Некоторые даже дошли до прямой фронды - ездили к опальному Суслову, на персональную дачу. В стране и руководстве назревал кризис.
Впрочем, космонавтики этот кризис пока не коснулся. В конце 77-го на первую лунную базу (громковато сказано, конечно - так, жилая бочка в пол-"Салюта") прилетел первый экипаж. Лунник сел в пятидесяти метрах от базы. С поверхности "Бочка" бочку вовсе не напоминала. Укутанная в несколько слоев ЭВТИ (лунные перепады температур - не шутка!), с четырьмя сферами баков движков мягкой посадки по сторонам и короткими стойками шасси, база напоминала неровный булыжник метров шести в поперечнике. Наружу торчали только поворотные панели солнечных батарей сверху да радиаторы системы терморегулирования. Ну и входной люк, конечно.
Теплозащита "Севера" также была усилена, это и увеличение веса СЖО вынудило сократить экипаж до двух человек, советский командир экипажа и француз-пилот. Двое остались на "Салюте-5" вверху.
Первым делом экипаж перегнал луноход с маячком в сторону - на предполагаемое место посадки следующего аппарата, чтобы тот не врезался в остающуюся на поверхности посадочную ступень. Округа была достаточно ровная, места для будущих посадок было много. Однако позже, с началом работы совсем уж постоянной базы, взлетные ступени могли составить существенную проблему - надо было или оттаскивать их в сторонку, либо вообще отказаться от них, перейдя на многоразовые одноступенчатые аппараты - как и планировал Бабакин.
Аккумуляторы - общим весом свыше четверти массы станции, четыре тонны - были почти полностью заряжены, но "почти" не устраивало - нужно было подготовиться к долгой лунной ночи. Ближе к лунному "полудню", на пятый день, приняли "почту" - старая добрая "КТ" доставила 800-килограммовую ГДР-овскую химическую установку по выделению кислорода из лунного грунта. Ее подцепили к луноходику "Пежо" и отбуксировали к "Бочке", благо колесики к ней прикрутить не забыли. Выделение кислорода - процесс энергоемкий, его производили при солнышке и собирали в здоровенный баллон, а вот для сжижения было естественно воспользоваться холодом лунной ночи. Реголит засыпали в приемник - курам на смех - лопатами. Поляки скрепер сделать не успели. Батареи установки, кстати, тоже развернули вручную. Газа в баллон объемом в сотню литров накачали аж десять кило - при давлении под сотню атмосфер. Из лотка для отходов сыпалась отблескивающая металлом пыль - восстановленный титан и алюминий. Отобрали пробы - металлами планировали заняться попозже. Дождались ночи, начали процесс сжижения. И вот тут-то возникла проблема. Где-то что-то недооценили. Утечка тепла через неприкрытые ЭВТИ элементы конструкции была выше, чем ожидалось. Энергии не хватало не то что на сжижение, но и на обогрев базы. Оба космонавта готовы были геройствтать и спать в ушанках - фигурально выражаясь, конечно, но Земля в геройстве отказала. Личное распоряжение Устинова - обстановка была сложная, и вероятная при таких раскладах смерть экипажа, да еще международного, могла поставить точку на слишком уж многом. Опустошая аккумуляторы, пол-литра залили в многослойный дьюар, рассчитанный на 10 литров, законсервировали станцию, установив внутри температуру плюс пять, чтоб только вода не замерзла, и стартовали. Ну, хоть что-то - первые трое суток ночной вахты и первый ночной старт.
По приземлении начали разбор полетов. Выяснилось - чтобы переждать лунную ночь при такой утечке тепла, аккумуляторный блок должен был быть вчетверо больше - то есть весом с саму станцию. Такое расточительство позволить себе не мог никто. Мог помочь реактор - благо как раз ночью охлаждать его одно удовольствие - но "Буки" и "Топазы" работали пока не совсем чтобы надежно, да и ресурс у них был максимум год - даже если глушить их на ночь. Ну и безопасность, само собой. Решили выбросить на посадочном блоке "Севера" дополнительную батарею и дополнительную ЭВТИ для элементов конструкции. Однако же дополнительный пуск сокращал количество экспедиций в 78-м до одной - выделить дополнительную тяжелую ракету на фоне намечавшихся проблем не было возможности.
В привезенной "поллитре" кислорода обнаружили существенное количество хлора, использовавшегося в технологическом процессе. Дышать им было нельзя, да и хранить было стремно - благо везти было недалеко, дьюар выдержал. Немцы рвались на Луну, пощупать установку в работе. Французы согласились. Двое из разработчиков аппарата прошли медкомиссию и готовились к полету 78 года.
Доктор Дитер Фальке из VEB Buna-Werke был одним из разработчиков установки по выделению кислорода из реголита. Одним из основных разработчиков, добавим сразу. И здоровье у него вполне отвечало полетным требованиям. И зачеты по матчасти экипаж, в который входил Фальке, сдал лучше основного. Однако же первоначально его определили в дублирующий экипаж, при том, что назначенный в основной состав инженер Шмидт разбирался в установке несколько хуже. Причина в том, что членом СЕПГ доктор Фальке не был, а был он стойким католиком. И заявленный им "личный" килограмм багажа состоял из семейной библии с иллюстрациями Дюрера. Однако ставки были очень уж высоки - производство кислорода и сопутствующих вкусняшек было для освоения Луны ключевым. Вопрос решили на самом верху. Дублирующий экипаж перевели в основные.
Восемь лунных ночей, по показаниям приборов, станция пережила нормально. Нагрузки, создаваемые экипажем, отсутствовали, и емкости аккумуляторов хватало. В июле в 50 метрах от нее "положили" аккумуляторный массив, снятый со станции-дублера - с СБ от нее же, и в августе очередной "Север" доставил к "Селене-1" экипаж в составе подполковника Сергея Третьякова и доктора Дитера Фальке. Общаться экипаж мог и по-русски, и по-немецки - Третьяков в бытность вертолетчиком служил в ГСВГ и поднаторел в языке.
Пробросили и подключили в разъем, предназначенный для дополнительных СБ кабель от аккумуляторного блока. Над станцией развернули "шатер" из тканевой ЭВТИ, укрывший почти всю конструкцию, а вдобавок - изрядный кусок прилегающего грунта. Такой же шатер развернули и над аккумуляторным блоком. Немец экспериментировал с кислородной установкой. За остаток лунного дня накачали в баллоны почти тридцать килограмм. Фальке высказал мнение, что проблема с хлором кроется в уплотнителях, недостаточно защищенных от перепада температур. После совещания с Землей приняли решение после окончания всего цикла разобрать установку и привезти наиболее подозрительные узлы на Землю, благо комплект инструментов на станции имелся внушительный.
Стали пережидать ночь. До комфорта было далеко - несмотря на удвоенный запас энергии и меньший теплоотток, выше пятнадцати по Цельсию температура на станции не поднималась. Фальке ворчал о позабытой дома перине. После наступления утра вздохнули с облегчением. Успешно сжиженный кислород испарили в вакуум, оставив толику для анализов "дома". Начали разбирать установку. Через дистанционно-управляемый клапан выпустили хлор, развинтили все, что развинчивается. Кое-какие детали надо было отрезать. Эту операцию провели в предпоследний перед стартом с Луны выход. Когда все интересные узлы были сняты и уложены в вакуумированные контейнеры, ранее служившие для доставки лунного грунта, вернулись в "бочку".
Станция тем временем нагревалась. Меньше, чем раньше, но все же существенно. Сама "бочка" крепилась к силовому каркасу на шести узлах, через которые, к слову, и утекала изрядная часть "незапланированного" тепла. Два из них приходились на область шлюза, четыре - на основной отсек. Пока Фальке в основном отсеке обслуживал скафандры, Третьяков ворочал в шлюзе почти невесомые - Луна все-таки, но не потерявшие массы ящики. Один удар - не очень даже и сильный - пришелся как раз в область крепежного узла.
Перепад между дневной и ночной температурами на Луне - около трехсот градусов. Станция пережила десять циклов таких колебаний. В металле, окружающем узлы, произошли структурные изменения - в худшую, разумеется, сторону. Удар углом контейнера послужил последней каплей. Алюминиевый сплав треснул.
Еще хуже было то, что "бочка" прогревалась неравномерно - ни штатная ЭВТИ, ни "шатер" не закрывали ни входной люк, ни место крепления фермы с солнечной батареей сверху. Возник изгибающий момент - и резко ослабленную трещиной зону начало выворачивать. Телекамера зафиксировала действия Третьякова. Первым делом он дернул на себя кремальеру открытого люка между отсеками, изолируя стремительно теряющий воздух шлюз от основного объема. Микрофон был выключен, но ничего кроме "Скафандр!!!" кричать он не мог. Вторым - дотянулся до аварийного комплекта - баллона с пенообразующим герметиком и пластины, подозрительно напоминавшей габаритами пресловутую "не очень нужную" панель с "Салюта-2". Затем сорвал предохранитель и начал заливать трещину. Пену продавливало в вакуум. Гибкая панель легла на первый слой герметика, поверх заплаты ложились еще слои. И только отбросив опустевший баллон, уже харкая кровью из лопнувших легких, Третьяков открыл вентиль аварийного наддува.