Я начал свой рассказ. Поведал Ельникову про Каюмова, про слежку, портал, и честно, без утайки, отвечал на вопросы знакомого из прежней жизни. Беседовали больше часа. Под это дело «уговорили» бутылку водки, и я уже хотел поставить на стол свою. Однако Ельникова сильно развезло, и он покачал головой:
— Все! Хватит! Я много пить не могу, организм не позволяет. Это тебе хорошо, ты молодой. А мне уже годков прилично и две контузии. Так что давай просто посидим еще минут десять, поговорим и разбежимся.
— Как скажете, Иван Иваныч.
Машинально я потянулся к карману камуфляжа за сигаретами, но их не было. И чтобы как‑то себя занять, постучал пальцами по столешнице, а Ельников спросил:
— Куришь?
— Бросаю.
— Это правильно. Здесь с этим строго. Хороший табак покупать дорого. Правда, есть домашний, но трубку курить это целая философия.
— Вот и я так думаю. Иван Иваныч, что скажете, можно здесь жить?
— Жить везде можно, где люди есть, только привыкнуть надо. Ты уже не маленький, сам все понимать должен. В каждом обществе есть свои плюсы и минусы, и к ним надо привыкнуть.
— А поконкретней?
Ельников поморщился. Видно, спирт был не особо качественный и его слегка мутило. Но он собрался и ответил:
— В плюсы можно отнести то, что здесь есть свобода. Относительная, конечно, но она имеет место быть. Хочешь, иди направо, а хочешь, топай налево. Без проблем. Никто тебе не указ, особенно если решишь самостоятельно по лесам бродить, как ведьмаки или изверги. А в минусы можно записать то, что свободу эту, точно так же как и жизнь, потерять очень легко. Кругом дикари, монстры, бесы, демоны, бандиты, секты и мелкие феодалы. Везде свои правила и чуть что не так, никакого суда не будет. Поэтому, если ты решил жить среди людей, ради своего выживания просто обязан примкнуть к серьезной структуре. Так что Олег ты правильно сделал, что в повольники подался. На начальном этапе это наилучший вариант. Они ребята суровые, но с понятиями, что такое хорошо, а что плохо. Опять же удачно сложилось, что ты в Каменце оказался. Это самый нормальный анклав на пару тысяч километров вокруг, и если есть желание и деньги, даже можно домой письмо послать. Его, само собой, перлюстрируют. Но общую информацию родне сможешь передать и успокоить близких тем, что жив.
— Некому мне писать, — пробурчал я и задумался. Земляк подтвердил мои мысли о повольниках и Каменецком княжестве. Однако он упомянул извергов и ведьмаков, про которых мои новые товарищи ничего не рассказывали, и я поинтересовался: — Иваныч, а кто такие изверги и ведьмаки?
Бородач встряхнулся и сам спросил:
— А ты до сих пор про них ничего не слышал?
— Нет.
— Ну, это и понятно. Не любят их повольники. Они сами себе на уме и было такое, что ради своих целей лесовики несколько раз отряды подставляли. А если подробней, то слушай. Изверги это те, кто бросил общество, к людям не выходит и сам по себе в дебрях бродит. Ты можешь спросить зачем? А я тебе отвечу. Ради того, чтобы нечисть и нежить изничтожать без всякой жалости. И, как правило, это люди, потерявшие в своей жизни все. Они ничего не боятся, и у них нет страха. Это придает им сил для борьбы, и они словно одержимые делают все для того, чтобы убить еще одного мутанта, черта или беса. При этом извергам не важна жизнь других людей. Главное — достижение конечной цели. Так что с этими дикарями, если их в лесу встретишь, надо быть осторожным. Любой может попробовать у тебя оружие отобрать, и использовать повольника как приманку для нежити.
Мой собеседник замялся, и я поторопил его:
— А ведьмаки кто?
— Про ведунов и ведуний уже знаешь?
— Да.
— Так вот, ведьмаки это тоже ведуны, своего рода экстрасенсы и немного колдуны. Только заточенные конкретно на войну с тварями из Нижнего Мира и пособниками демонов. Это воины старой формации, оставшиеся на Кромке еще со времен большого славянского переселения и древних працивилизаций минувших тысячелетий. Огнестрельное оружие они почти не признают. Многое знают и умеют, о чем никому не говорят, и подобно извергам, всех остальных людей считают слабаками и расходным материалом. Поэтому ради уничтожения своих исконных врагов ведьмаки идут на все.
— Пример можно?
— Запросто. Три года назад явился в Каменец ведьмак Яросвет и захотел отряд нанять. Цену давал хорошую, и Рыжий Ян заключил с ним контракт. Бойцы ушли в леса на правую сторону Тихой, а спустя год ведьмак снова оказался в городе, один и без отряда. На него попытались наехать и потребовали ответа — где отряд Рыжего Яна. Да куда там? Он один пятерых опытных ветеранов положил, хорошо еще, что не насмерть. А князь Людота, местный правитель, его оправдал, и мы ведьмаку ничего сделать не смогли. Такие вот дела. Полсотни опытных бойцов в дебрях сгинули, и нет никаких объяснений относительно того, что с ними произошло, а наниматель снова исчез в лесах.
— И что, много их, извергов и ведьмаков?
— Про извергов никто точных цифр не знает. За все годы, что я здесь, десяток раз с ними пересекался, натуральные дикари с повернутой психикой, и на уме только одно — месть. Думаю, что в лесах и горах извергов не более пяти сотен, в основном мужчины, хотя в отрядах и женщины попадаются. А про ведьмаков скажу, что вблизи Перуновых гор этих супервоинов четыре человека. Немного. Поэтому имена и прозвища ведьмаков известны повсеместно: Яросвет Ветер, Вадим Рысь, Велимир Туман и Боромир Плеть. — Сказав это, покачиваясь из стороны в сторону и, опираясь на стол, Ельников встал, а затем сказал: — Устал я, пора спать.
Я тоже поднялся:
— Пойдем, Иваныч, провожу тебя. Мне все равно в город надо, так что нам по пути.
— В город это хорошо, там бабы, а тебе, сто процентов, после перехода расслабиться надо, — одобрил Иван Иваныч.
Переговариваясь, мы прошли мимо сидевшего в глубоком кресле Карпыча. Затем спустились вниз и расстались. Ельников направился к соседнему шестиэтажному зданию, а я зашагал по освещенному фонарями пустынному плацу.
Вокруг тихо и спокойно, а с горных вершин поддувал свежий ветерок. Я поежился и подумал, что следовало надеть куртку. А затем увидел, что от КПП навстречу идет Елена. Ведунья была одна, и в гражданской одежде выглядела весьма привлекательно. Стройная симпатичная женщина слегка за тридцать с хорошими формами, в облегающем тело темно — сером костюмчике, юбке до колен и толстом жакете. Не дать и не взять, работник культпросвета, который после трудового дня возвращается домой.
— Добрый вечер, — поприветствовал я женщину.
— Добрый, — ведунья кивнула и спросила: — Это правда, что завтра мы в Лику отправляемся?
— Все так.
— А ты, значит, с нами?
— Да.
Женщина собралась продолжить движение к общежитию, где у нее имелась отдельная комната, и я предложил:
— Тебя проводить?
— С чего бы это? — удивилась Елена.
— Хочется пообщаться с красивой женщиной и боевым товарищем, — ответил я.
Правая бровь ведуньи удивленно приподнялась вверх. После чего она смерила меня взглядом и, неожиданно, благосклонно, словно королева, кивнула:
— Проводи.
Словно заправский кавалер, я предложил даме локоть, и мы двинулись к месту постоянной дислокации отряда Германа. Идти было недалеко, но мы никуда не торопились. Поэтому шли медленно, петляли по дорожкам между зданий, и много разговаривали. Сначала ни о чем, о какой‑то чепухе, местных новостях и ценах на разные товары. Затем Елена сообщила, что Серж минимум на неделю остается в госпитале, и в походе участия не примет. А после, видимо, под действием алкоголя, я сделал то, что не осмелился бы сделать, если бы был трезв и воспринимал ситуацию адекватно.
Мы остановились рядом с общежитием, в тени каменного здания, под желтым неярким светом из окна — амбразуры на первом этаже. Я повернулся к Елене, посмотрел на нее и понял, что если прямо сейчас не поцелую ее и не прижму к себе такое желанное женское тело, это будет слабостью. Мы сблизилось, и Елена не отстранилась. Рука женщины соскользнула с локтя, и она почему‑то потупилась. Хотя раньше я всегда первый отводил взгляд. Но сейчас что‑то переменилось. Меня переполняла уверенность в себе и собственной неотразимости. И вдохнув исходящий от Елены запах, какой‑то травяной сбор в смеси с легким местным парфюмом, я словно стал выше ростом и шире в плечах. После чего, осторожно прикоснувшись к шраму на щеке ведуньи, сказал:
— Ты очень красивая женщина, Елена.
— Скажешь тоже, — тихо ответила ведунья, по — прежнему, не отстраняясь. — Когда мы не в походе, я обычная баба, которая хочет тепла и спокойствия. Таких вокруг много.
Это было сказано нейтральным тоном. Но я расценил слова Елены как намек, что она не против продолжения. Поэтому прикоснулся к лицу женщины второй ладонью, приподнял его за теплый подбородок и поцеловал ведунью в губы.
Поцелуй был мягким и нежным. Елена ответила, и наши языки сплелись. Затем движения становились все настойчивее, и она сама прижалась ко мне. А я? Что я? У меня давно не было женщины. У Елены, если судить по ее порывистости, с личной жизнью тоже не клеилось. Ну, это и понятно. Ведь повольники воспринимали ее исключительно как боевую единицу ватаги. И на того, кто пытался к ней подкатить с чувствами и цветами, смотрели как на подрывающего боеспособность всего отряда вредителя. Впрочем, в этот момент, когда мы ослабили над собой контроль, это было неважно. И оторвавшись от женщины, я выдохнул:
— Куда пойдем?
Елена ответила без раздумий:
— Ко мне. На Карпыча внимания не обращай. Он никому и ничего не расскажет, не такой человек.
Словно самые настоящие влюбленные, на некоторое время, потеряв голову, мы вбежали на этаж. Увидевший нас вместе старик, нарочито нахмурившись, сделал вид, что ничего не видит, и отвернулся. А мы быстрым шагом прошли по коридору, и спустя минуту оказались в кубрике ведуньи. Надо отметить, весьма уютный. И от всех остальных он отличался тем, что стены в нем были закрыты коврами, на полу находился палас, вместо кроватей имелся накрытый вышитым покрывалом разложенный диван, а на столике стоял ночной светильник.
Мы сбросили обувь, и я подхватил на миг остановившуюся в нерешительности Елену на руки, после чего уложил ее на диван. Мои пальцы стали одну за другой осторожно расстегивать пуговицы жакета, и ведунья прошептала:
— Что мы делаем…
Я не ответил. Продолжил раздевать женщину, снял с нее жакет, рубашку и залюбовался открывшейся мне красивой полной грудью. Но Елена поторопила меня ответным движением. Она стала раздевать меня, и уже через минуту, совершенно обнаженные мы лежали поверх покрывала. Женщина что‑то бормотала, а я отвечал, гладил лицо Елены, говорил, что люблю и прочие слова, которые всегда звучат в подобные моменты.
Время как будто перестало для нас существовать. Я прижал женщину к кровати. Жадные ладони, успокаивая Елену, продолжали гладить ее, и в итоге ночь прошла так, как мы оба того хотели…
Утром я проснулся первым. На душе царило необыкновенное спокойствие и умиротворение. Алкоголь и хороший секс, традиционные человеческие антидипрессанты, смыли накопившуюся в душе усталость и нервное напряжение последних дней. Поэтому теперь все казалось простым и понятным, и хотелось жить, любить женщин и не думать ни о чем плохом.