– Конечно, этот намного лучше. – Генерал заметно успокоился. – А как я обосную, почему привлек к этой проверке людей вообще со стороны?
– Разрешите, товарищ майор, я объясню, – не выдержала я. Майор кивнул.
– Товарищ генерал, обоснование будет очень простым – кто, как не сотрудники органов, умеют проводить подобную разведку? А у своих и глаз замылен, и забота о чести мундира может помешать.
Генерал и майор согласно кивнули, после чего Валентин Петрович добавил.
– Давай теперь посмотрим, что накопали мои ребята, и составим упомянутый список, причем разделим его на две группы: что ты в состоянии решить своей властью, а что от тебя не зависит и может быть решено только наверху. Продолжай Аня. Извини, что прервали.
Генерал не возражал, и я продолжила.
– В первую очередь тревогу вызывает связь – связь штаба дивизии с полками и полков друг с другом. – Я подошла к карте. – Вот где находится штаб дивизии, а вот – где расположены полки. Расстояния составляют несколько километров. Связь только проводная и провода протянуты на столбах. Если вот тут, тут и тут эти столбы повалить, а в этих точках, – я ткнула указкой в упоминаемые точки, – расположить засады, то связь будет практически полностью выведена из строя. Штаб дивизии окажется не у дел. Кстати, для штабов полков тоже возможно организовать разрывы связи.
– Тоже мне открытие! – Не удержался Окулов. – Я и сам все это прекрасно знаю. Только не дают мне радиосвязь. Я запросил двадцать пять радиостанций, к июню, а мне пообещали только две и к ноябрю.
– Вопрос с радиостанциями, хотя и не в таком количестве, я попробую помочь решить по своим каналам, – сказал майор. – А пока ты хотя бы дополнительные линии проложи, да не поверху, а закопай их в землю.
– Понял. Это реально и можно будет проделать быстро. – Окулов сделал пометку у себя в блокноте.
Я поняла, что можно продолжать.
– Теперь перейдем к снимкам. Вот то, что сейчас лежит перед немецкими генералами. Посмотрите – вся дивизия, как на ладони. Вот полки, вот штаб, вот полигон, а вот артиллерийские склады (это мне Вася растолковал заранее). При первой же бомбежке все будет уничтожено.
– А наши истребители на что? – Опять прервал меня Окулов. – Они не должны этого допустить.
– Скажи-ка Федя, – вмешался майор. – На каком расстоянии от границы находится твоя дивизия?
– Двадцать километров.
– А где находятся ближайшие немецкие аэродромы?
– Если верить разведке, то на расстоянии пяти километров от границы.
– Так, займемся арифметикой. Сколько времени потребуется самолетам противника, летящим со скоростью, скажем, 250 километров в час, чтобы пролететь это расстояние?
– Одна десятая часа, то есть шесть минут.
– На самом деле времени у нас будет еще меньше, потому что, пока самолеты будут над чужой территорией, наши самолеты никто в воздух не поднимет. Так что пока пройдет тревога, пока самолеты взлетят и пока они до тебя долетят, оборонять будет уже нечего.
– Да, – задумался генерал. – Это действительно проблема. И какие у тебя предложения?
– Первое – маскировка, второе – создание ложных целей, третье – частичная передислокация.
– Предложения понятные, но быстро их не решить. Представляешь, сколько придется потратить сил?
– Представляю, только никуда от этого не деться. Ладно. У Ани вроде бы все, – я кивнула, – пусть теперь докладывает Северов.
38.
– За время пребывания в вашей дивизии, Федор Савич, – начал Вася, – я посетил два стрелковых батальона и артиллерийский полк. Сначала о стрелковых батальонах. Создалось такое впечатление, что многие командиры младшего звена очень плохо знают Полевой устав РККА. То при выполнении приказа об атаке поднимают бойцов во весь рост и идут в цепи, зная, что дистанция до противника более двухсот метров. Их ведь из двух пулеметов спокойно можно всех уложить. То при выполнении приказа «занять оборону» выбирают самые невыгодные с точки зрения тактики позиции – один лейтенант вообще ухитрился пулемет установить в овраге.
– На вопросы о стрельбе по низколетящим целям никто ни из командиров, ни из солдат не смог сказать, какое упреждение следует выбирать для парашютиста, какое – для самолета. При стрельбе из винтовки по ростовым мишеням на дистанции свыше ста метров только два лейтенанта и три солдата из всего батальона сумели поразить цель.
– А что прикажешь делать, – не выдержал Окулов. – Начало поступать пополнение, в котором четверть бойцов полностью неграмотные. И младший комсостав неизвестно где обучался, если вообще обучался. Я только-только начал с этим разбираться.
– Понимаю вас, товарищ генерал. Но от этого не легче. Противник нам на это скидку не сделает, а наоборот сильно обрадуется. И по нашим сведениям некоторая информация о подобном положении дел, причем не только в вашей дивизии, к немцам уже ушла. Абвер, будь он неладен, работает серьезно. Если вас это утешит, скажу, что по данным, поступающим из других дивизий, там дела еще хуже, чем у вас.
– Теперь об артиллерии. Как ваши бойцы стреляют – не знаю. При мне стрельб не было, но вот расположение артиллерийских складов. Они удалены от полка на два километра, расположены на открытой местности, численность охраны, на мой взгляд, недостаточна. И как вы планируете доставлять снаряды к орудиям? Грузовиков мало, гужевого транспорта тоже. Дорога одна. Правда грунтовка хорошая, но пара – тройка бомб на эту грунтовку и снаряды уже на позиции не попадут. Рокадные дороги я не осматривал, но, кажется, их число явно недостаточное.
– Про связь Аня уже все сказала – я только присоединюсь и отмечу, что артиллерийская стрельба без корректировщиков, имеющих надежную связь с командованием, ничего не даст, кроме бессмысленной траты боеприпасов.
Вася прекратил доклад и посмотрел сначала на генерала, а потом на майора.
– Да, Василий Петрович, – запыхтел Окулов. – Озадачили меня твои ребята. Можно сказать, мордой в грязь окунули.
– Окунули, Федор Савич. Честно говоря, я сам не ожидал, что у тебя столько проблем. Есть еще одна проблема, про которую, ты, возможно, не вполне знаешь, а они вообще не в курсе. Наверху уверены, что наша армия находится в полной боевой готовности и в любой момент может ударить так, что от противника мокрое место останется. А твой командующий округом изо всех сил эту уверенность поддерживает. Представляешь, во что все это может вылиться, если наверху нет достоверной информации о том, что творится внизу. Как они смогут командовать? Так что давай, товарищ генерал-майор, сделаем так: два дня тебе на составление плана по устранению замеченных недостатков. Копию этого плана присылаешь мне, и я прилагаю его к своему докладу по второму варианту. И еще. Подтверди, что на моих ребят ты больше не обижаешься, а то вон Анюта совсем погрустнела.
Генерал посмотрел на нас с Васей, потом посмотрел на майора и неожиданно сказал.
– Не буду обижаться, если Аня еще пару недель с моими разведчиками потренируется.
– Сейчас не могу обещать, – ответил майор, – так как тут появились серьезные дела, но вот в самом начале июня попробую ее снова к тебе откомандировать.
Окулов, наконец, улыбнулся, и вышел.
Интересно, а какие такие дела требуют моего присутствия здесь?
39.
Знаешь, Анюта, – сказал мне Вася за ужином. – Обстановка в городе и во всем районе становится все тревожнее. Сведения о крупных бандах к нам больше не поступают, но о мелких группах слышим почти каждый день. То в одном месте налет на правление колхоза, то в другом – в секретаря партячейки стреляли. И создается впечатление, что действия этих групп кто-то координирует – назначает день, а может быть и час. И планирует так, чтобы нам приходилось постоянно мотаться из одного края района в другой. Мы тут с майором помыслили и пришли к выводу, что координатор сидит, скорее всего, у нас в городе. Как паук в паутине – дергает то за одну паутинку, то за другую. А в самом городе запрещает теракты проводить, чтобы тут случайно его эмиссаров не прихватили в какой-нибудь облаве.
Я поскребла ложкой по тарелке, подбирая остатки каши, и спросила.
– А почему бы вам не провести пару – тройку облав просто так, для профилактики.
– Так ничего не даст. Если бы где-то стреляли, что-то взрывали, то был бы хороший предлог для массовых задержаний и серьезных обысков. А так – что можно сделать. Без оснований устроить массовое прочесывание города? Немедленно нажалуются в область, что беспричинными облавами и обысками настраиваем против Советской Власти мирное население. А секретарь райкома может и поддержать – ему и так очень тяжело, а мы усугубляем. Конечно, у НКГБ большие полномочия и серьезных оргвыводов не будет, но по рукам могут дать. Скажут, что вы недавно уже выслали всех подозрительных, так почему никак не успокоитесь. Пустой город никому не нужен. И тогда уже придется в дальнейшем действовать все время с оглядкой. Оно нам надо?
– Нет, не надо. А есть ли у вас с майором кто-нибудь на подозрении?
– Даже не на подозрении. Уже есть серьезные показания на местного ксендза. Недавно пограничники передали нам нарушителя, который оказался агентом Абвера, направленным именно к ксендзу. Нас с майором, правда, это удивило, так как мы предполагали, что ксендз работает на англичан – именно с ними всегда дружили поляки, да и польское правительство в изгнании сейчас в Англии. А вот ксендз оказался агентом Абвера.
– Подожди, подожди. А что такое Абвер? Я уже третий раз слышу это слово.
– Абвер – это немецкая военная разведка.
– Так получается, что поляк работает на немцев, захвативших его страну?
– Получается так. Видимо ненависть к москалям перевешивает ненависть к немцам. А, может быть, он и в Польше был агентом Абвера. Но просто так, без видимых причин, провести полный обыск в костеле и арестовать этого чертового ксендза мы не можем!
Последние Васины слова вызвали у меня какие-то смутные ассоциации. Я решила кое-что уточнить.
– Васенька, а сколько входов в костел?
– Один парадный, через который входят все прихожане, один служебный, через который ходит прислуга, есть еще дверь в погреб, через которую затаскивают всякие грузы и засыпают уголь для отопления. Недавно мы узнали, что есть еще тайный ход – нашему человеку прежний служка как-то по пьяному делу проболтался. По этому ходу, кстати, довольно новому, одной из ночей мы дошли до двери в комнате внутри костела. Но ничего интересного в этой комнате не обнаружили, а по всему костелу лазать поостереглись. И вообще назначение этого хода совсем непонятно – ксендз ведь может свободно общаться с любым верующим наедине. Для этого достаточно только зайти в исповедальню. А за всеми прихожанами следить – сил не хватит. Мы пару недель дежурили у тайного хода – безрезультатно. Может быть этот ход нужен, как резервный, когда начнутся какие-то активные действия. Вполне возможно, что этот ход прорыли прямо перед приходом наших войск.
– А если бы вы просто ночью через какой-нибудь из входов проникли в костел и тихохонько ксендза захомутали, что тогда?