Выстрел, и первая пуля летит в голову пассажира машины. Еще выстрел, готов шофер. А теперь можно и мотоциклистов добить, пока не уехали. Еще пяток патронов долой, и несколько врагов навсегда останутся в русской земле. В земле, на которую их не звали. На которую они пришли сами, и тут нашли свой бесславный конец.
Рядовой YYY пехотного полка Вильгельм Штраубе так и не дописал письмо свой Генриетте. Это письмо вместе с личными вещами и половинкой медальона отправили родителям погибшего в далекую Германию.
Вспоминает гвардии полковник Трошин В.С.
Конечно, первое время после разделения нам было трудно. И бойцов надо было тренировать, и с фашистами воевать. Хорошо, что на север, за линию шоссе мы сразу ушли. А то позже это точно бы не получилось! Пять или шесть дней мы шалили на трассе, обстреливая колонны, но, потом немцы очухались и пустили по окрестностям патрули — одно-два отделения на машинах. Отряду целиком, конечно, это было не страшно, а вот для снайперов наших, которыми старший сержант Нечаев командовал, они были серьёзной проблемой. Вот и пришлось так исхитриться, чтобы и патрули эти прищучить. А одиннадцатого числа, как помню, устроили мы серьёзный шум на шоссе и рванули на северо-восток.
Какой шум спрашиваете? Подорвали три моста на шоссе и один — на железке, да ещё колонну на шоссе из пушек обстреляли. А что? Подтащили две дивизионки. В кустах замаскировали — и раз… разгромили колонну. Место там открытое было — дорогу километра на два видать. А мы полсотни шрапнелей. Вы бы видели, что на шоссе творилось! Мне потом за этот бой Красную Звезду дали. Ага. Наши разведчики выяснили, что больше трёх сотен фрицев мы там накрошили, и это без учёта тех, кто на мостах гикнулся. Ну и шоссе на неделю, если не больше заперли.
Как с командованием связались?
Если честно — то повезло нам. Мы же, пока по лесу шли, что твой снежный ком были. То один человек на нас набредёт, то двое, а когда — и отделение целое. К пятому, кажется, августа, нас уже сто тридцать человек было. Больше роты. А потом на танкистов наткнулись, а при них — рация. Да не какая-нибудь завалящая, а РСБ! И радист у них был! Так что воспользовались мы каналом, что нам товарищ Куропаткин оставил, и связались с Москвой!
Москва, Улица Дзержинского, дом 2. 04.08 1941, 16:07
— Итак, товарищи, что мы имеем на сегодняшний день по "Странникам"? — хозяин кабинета обвёл взглядом сидевших за столом командиров. — Начните вы, товарищ Маклярский.
— Как известно всем присутствующим, двадцать восьмого июля часть группы «Странники» вышла на личный контакт с представителями Слуцкой резидентуры НКВД Белоруссии. Товарищи немедленно связались с нами и начали оперативную разработку на месте. Как докладывает лейтенант госбезопасности Зайцев, — капитан взял в руки листок бумаги и прочитал: — "… несмотря на то, что никаких документов мне предъявлено не было, особенности поведения фигуранта «Старик» указывают на принадлежность последнего к органам разведки или контрразведки. Беседу фигурант вёл непринуждённо, демонстрируя знания специфики работы органов НКВД, включая центральный аппарат. Проанализировав его речь, могу с уверенностью сказать, что «Старик» — русский, но, возможно, некоторое время проживавший за границей…"
— Интересное наблюдение, — задумчиво произнёс Судоплатов. — Что ещё?
— В контактировавшей группе был ещё военврач. По сообщению Зайцева, он серьёзно помог подполью, оказав медицинскую помощь трём членам подпольной группы. Резидент считает, что военврач, — он заглянул в свои записи, — Кураев — еврей.
— А вот это — уже серьёзно… — сказал Эйтингон. — Я с трудом могу представить еврея, работающего на гестапо. А на чём резидент основывает своё утверждение?
Маклярский снова заглянул в бумаги:
— Зайцев прилагает записи бесед… Это, конечно, не стенограмма, но некоторые характерные словечки и обороты упомянуты.
Судоплатов кивнул:
— А по вашей линии, что Наум Исаакович?
Заместитель Судоплатова откашлялся:
— Запрос в кадры пока ничего не дал. Фигурантов из отряда установили. Там всё чисто, если не считать того, что этот Трошин — был разжалован за дискредитацию в тридцать девятом. Комиссар отряда — бывший второй секретарь одного из подмосковных райкомов. Наш сотрудник туда съездил, побеседовал с товарищами. Все как один характеризуют Белобородько положительно.
— А подтверждения их донесениям?
— Тоже всё чисто. Конечно, передача позывных другой рации — это сам по себе ход нетривиальный, но если воспринимать его как попытку запутать следы, то решение это, именно в силу необычности, правильное…
— Это мы обсудим чуть позже… — перебил Эйтингона начальник отдела. — А пока, как я понимаю, по личностям основных фигурантов ничего не выяснили?
— Так точно.
— Хреново! — Судоплатов припечатал ладонью папку, лежавшую перед ним. — Нарком с меня не слезает — подай ему этих людей! — он перевёл дыхание и продолжил уже спокойнее: — У меня вот что в голове не укладывается, товарищи… Как по вашему мнению, группа профессионально работает?
— Да, — ответил Маклярский.
— Не подлежит сомнению, — согласился Этингон.
— Информацией о нашей организации они обладают?
Оба подчинённых кивнули в знак согласия.
— На связь с нами вышли, и поддерживают её. Информация от них подтверждается, действия — тоже. Но кто это, мы за месяц так и не выяснили. Мистика какая-то! Получается, что, если они не немцы и не работают на Германию, то конспирируются и от немцев, и от нас. Британцы? Американцы?
— Не похоже, Павел Анатольевич, почерк не тот, да и какой резон для закордонников всё это делать? Хотя меня смутил псевдоним командира группы.
— Да, я, когда его узнал, тоже занервничал. Но вы же хорошо знали Скоблина. Да и я с ним встречался. Потому и отмёл этот вариант. Не стал бы «наш» Фермер этим заниматься. Он авантюрист был, а не диверсант. Да и вы Наум Исаакович судьбу генерала на месте выясняли.
— Да, вы правы. Если только кто-то весьма информированный о наших делах не решил сыграть в рокировку.
— Но если степень информированности такова, как нам кажется, зачем им было на меня выходить? Так что давайте будем думать вместе. Сегодня жду вас к десяти вечера с готовыми гипотезами — будем мозаику складывать.
Барановичи. Штаб группы армий «Центр». 05.08.1941. 17:24.
— То есть вы, господин оберст-лейтенант, считаете, что войсковая операция нецелесообразна? — в голосе маленького человека со знаками различия бригадефюрера сквозило раздражение.
— Да, господин генерал. Мы, понимаем, что потеря целого подразделения СС — это проблема, но действия красных бандитов на коммуникациях и так чрезмерно усложнили доставку подкреплений передовым частям, сражающимся под Смоленском. Так что сейчас каждый солдат на счету, — голос оперативного офицера четвёртой армии тоже был раздражённым. Ну ещё бы, этот эсэсовец потерял жалкую роту, и теперь устроил скандал, требуя от армейцев силы для проведения акций возмездия. А ведь ещё месяц назад при подсчёте потребного наряда сил и средств армия уже отказалась от прочёсывания этих проклятых лесов. — К тому же, если мне память не изменяет, охрану оперативных тылов взяла на себя СД.
— То есть вы мне отказываете? — с угрозой в голосе спросил эсэсовец.
— Я не отказываю, — ссориться с протеже самого Гиммлера оберст-лейтенанту не хотелось. — Я просто не имею возможности выделить необходимые силы. По нашим оценкам, для качественного прочёсывания этого массива необходимо, как минимум четыре полка, а лишней дивизии у меня не завалялось. Но, господин генерал, через неделю прибывают две охранные бригады, так что мы не отменяем операцию, а просто переносим. К тому же, насколько мне известно, Служба Безопасности уже планирует акции в районе Минска и, соответственно, собирает информацию. А это — залог успешного применения "большой дубинки".
Имеется в виду орден Красной Звезды.
Принята в производство в 1936 году под обозначением РСБ (радиостанция самолета-бомбардировщика). Использовалась в комплекте с восьмиламповым супергетеродинным радиоприёмником «УС».
— Диапазон передатчика: 2,5-12 МГц
— Режимы работ: телеграф с амплитудной манипуляцией, телефон с амплитудной модуляцией
— Выходная антенная мощность: 50 Вт (лампа ГКЭ-100)
— Максимальная дальность телефонной связи: 350 км
— Максимальная дальность телеграфной связи: 1500 км
Использовалась для установки на борту самолетов-бомбардировщиков (например, Су-2) и для оснащения штабных радиоподразделений дивизионного и бригадного звена.
Радиостанция могла работать в дуплексном режиме, но в станциях, установленных на бомбардировщиках этот режим не использовался, поскольку самолетах устанавливалась только одну антенну.
Николай Владимирович Скоблин (1894–1937 или 1938?) — русский военачальник, участник Первой мировой и гражданской войн. Начальник Корниловской дивизии. Генерал-майор Белой армии. В 1930, по другим данным в 1931 году был завербован своим бывшим однополчанином агентом ГПУ Ковальским и получил кличку «Фермер». Скоблин работал одновременно на несколько стран — СССР, Германия, США, Иран. Советский разведчик Л. Треппер в своих мемуарах писал, что Скоблин, по заданию НКВД подбросил в СД к Р. Гейдриху ложные материалы о том что маршал Тухачевский якобы готовит заговор против Сталина и Советской власти и хочет сделать военный переворот. Эта фальшивка вернулась к Сталину готовым компрометирующем материалом
Глава 12.
Разбудил меня запах, точнее — вонь. Давно немытые тела, моча, «аромат» гниющего мяса! Странно, что я не проснулся раньше…
Я попробовал встать, но тело не слушалось. Такое ощущение, что я отлежал все конечности и спину с головой в придачу. "Что за чёрт?!" Стиснув зубы, я всё-таки приподнялся на локтях. Руки дрожали, но держали.
Вокруг царил полумрак, и только откуда-то сбоку пробивались лучи электрического света. И мёртвая тишина вокруг. Буквально ни звука!
Внезапно в губы мне ткнулся холодный металл.
"Что это?" — скосив глаза, я увидел чью-то руку, держащую мятую жестяную кружку.
"Где я? Что такое?"
Наконец в поле зрения появилось лицо доброхота. Сухощавый мужик с измождённым лицом, изуродованным длинным шрамом на левой щеке. Одет он был, насколько я смог разглядеть в полумраке, в грязную, кое-где порванную гимнастёрку без знаков различия. Губы моего визави шевелились, но слов я не слышал.
Прохладная вода плеснула через край кружки на мои губы. "Ох, хорошо-то как!" — пришла мысль. Я приоткрыл рот пошире, наслаждаясь живительной прохладой.
Напившись, я благодарно кивнул мужчине. Вода, казалось, придала мне силы, так что я смог приподняться.
"Так, судя по всему — сейчас ночь… Вон фонари какие-то светят… и лежу я… под каким-то навесом. Вокруг — люди. Много людей… Где же это я?"
Тут меня скрутило от режущей боли в животе. Застонав, я повалился назад. Мужчина смочил свою руку водой и обтёр мне лицо.
"Уф, вроде отпустило…" Я снова приподнялся на локтях. Спустя минуту или, может быть, больше мне удалось сесть. Мужчина опустился на корточки напротив меня и, судя по шевелящимся губам, снова что-то спросил. Я отрицательно мотнул головой. "Ёёёё!" — в голове будто граната взорвалась. Однако я не упал, а, скривив рожу, показал пальцем правой руки себе на ухо. Мужчина сокрушённо покачал головой и, встав, ушёл. Я осторожно повернул голову налево. "Ох, твою… За ногу!" — это всё, что родилось у меня в голове, когда я увидел, что метрах в десяти-пятнадцати навес заканчивается и там, в свете прожектора зловеще поблёскивают нитки колючей проволоки!