– Верно-то верно, только радости с того мало! Как осерчает, может на день-полдня с ружьем поставить – и чтоб не шевелился. Или эксерсис какой с оружьем делать заставит – тыщщу раз без роздыху. Уж лучше бы дрался… Давай Ваньку прочь выкинем – вчетвером управимся!
– Не, робята, не пойдет такое дело, – принял решение Митька. – Иван, ясное дело, хозяину жалиться побежит. И присудят нам всем батогов – вроде как бунт устроили. Вы уж посидите где-нито в сторонке, а я с ним сам потолкую, а?
– Зашибет ведь!
– Не Бог, так бес мне поможет. Отвалите, потом покличу!
Денщики, недоверчиво косясь на Митьку, удалились за перегородку. Как только они скрылись, новоявленный мореплаватель сунулся в поварню:
– Иван, ты почто людей забижаешь? Один ты в неволе что ль?
– Пошел на хрен, – ответил детина, не оборачиваясь. – Убью!
– Может, и убьешь, конешно, – вздохнул Митька и вдруг зарычал, очень натурально изображая бешенство: – А ну, подь сюды, падла!!!
– Чо-о-о?!!
Тут уж Митька рассусоливать не стал – левой уцепился за косяк двери, правой дотянулся, ухватил за одежку и что было сил рванул Ивана на себя. Тот был, наверное, на пуд тяжелее, однако такого не ожидал – подался назад и по инерции вывалился в узкий проход. Пока он соображал и собирался взъяриться, Митька влепил ему пару прямых по корпусу. Потом придержал левой за волосы, а правой добавил снизу под ребра. Негромко хрюкнув, противник сполз по стенке на пол. Митька подождал немного и опустился рядом с ним на корточки, погладил ладонью по голове:
– Не гневись, Ваня, не надо. Ты ж простых слов не разумеешь, верно? Вот и приходится с тобой… по-немчински балакать. На кулачках ты со мной не управишься – мне бес помогает. И доносить хозяину не надо – меня ж сам Беринг сюды назначил. Давай лучше дружно жить, а? Ежели кто тебя забидит, мне скажешь, ладно? – Митька поднялся, протянул руку: – Ну, вставай, друг!
После некоторого колебания денщик руку принял и с немалым трудом поднялся на ноги:
– Ох-хо-о… Эко ты…
– Говорю ж: мне бес помогает!
– Шуткуешь… А чо оне?!.
– Да ничо! – успокоил его Митька. – У нас сказывают: коли сам живешь, и другим жить давай. Я так мыслю: коли ты сюды вперся, так вари кашу на всех – и на капитана, и на обоих лейтенантов. Не закипело еще?
– Не-а…
– Ну, так ты воды малость долей и крупы еще сыпани! А во второй котел давай юколы покрошим – мясо-то долго вариться будет.
– Никак не можно! – воспротивился денщик. – Се ж господские запасы!
– Ты людям поможешь, а они – тебе, – ласково заверил Митька. – По дружбе и сочтетесь запасами.
– Сочтешься с ними… – буркнул Иван.
– Не ссы: ежели чо, я рассужу! – Сухопутный служилый продемонстрировал свой заскорузлый кулак. – Внял ли?
– Ну, внял…
С палубы вновь донесся звон – один удар колокола. Митька призвал обратно удаленных денщиков. Мир среди командирской обслуги был закреплен рукопожатиями, после чего один из капитанских денщиков принялся резать на доске сушеную рыбу, другой – подкладывать в плиту дрова и давать советы остальным. Денщик Чирикова остался как бы не у дел, и Митька решил этим воспользоваться:
– Слышь, Савелий, а чо там звонит-та? Эт зачем?
– Э-э, Митрий, да ты совсем сухопутный! Привыкай, парень, – теперь по сему звону вся жисть наша пойдет.
– Эт чой-та?
– Сушай да на ус мотай. Что есть время, разумеешь?
– Конечно, разумею, – пожал плечами Митька. – Утро, вечер, день, ночь, ну, еще полдень и полночь бывают.
– Это у вас, сухопутных, така хрень бывает, – усмехнулся Савелий, – а на море тока склянки!
– A-а, бутылки таки с песком, да?
– Ну да. Вот те склянки и били – два раза уже!
– Да ты чо?! – изумился служилый. – Ценная ж вещь, диковинная! Бить-то почто?! А вроде колокол звонил…
– От дурень-то! – засмеялся Савелий. – Никто те бутылки не бьет – и помыслить не моги! Их блюдут пуще зеницы ока!
– А бьют чего?
– В колокол звонить в потребное время называется «бить склянки», уразумел? Называется тока!
– Ну да…
– В обчем, чую, надо тебе с изначалу все растолковывать. Слушай давай. Коли времени взять негде, господа офицеры его сами ловят – ну, определяют то есть. На солнце или звезду какую плибор наводят. А как поймают, так все склянки переворачивают – и большие и малые. Пока в большой песок один раз пересыплется, малую восемь раз перевернуть надо. А как малую склянку переворачивают, так в колокол звонят – каждый раз по-иному. Восемь склянок иначе будет «вахта». Опосля того без перерыву все сызнова – одна склянка, две, три…
– Мудрено, однако! – почесал затылок Митька. – А по первости, кажись, как-то иначе звонили…
– Знамо дело, – кивнул Савелий. – Били три тройных вместо восьмой склянки шестой вахты. Оно же будет начало первой вахты новой сутки. Так полдень обозначен, чтоб кто не попутал.
– И долго нам сей звон слушать? – тоскливо вздохнул казак.
– А всегда, милай! – рассмеялся денщик. – Сколь на корабле будем, столь и слушать станем. По склянкам тута вся жисть ведется.
– Вот ведь докука, – совсем приуныл служилый.
– Ничо-о! – усмехнулся Савелий. – Не ты первый, не ты последний. Обвыкнешься. Да и мнится мне, будто нам с тобой вахты не стоять, по мачте не лазить – у нас иная забота.
* * *
Построение на палубе закончилось тем, что половина народа отправилась в кубрик, а остальные были распределены по работам со снастями и с корпусом. Пара матросов стала мыть палубу: один таскал ведром на веревке воду из-за борта и лил ее на настил, другой возил по мокрому пучком обрывков канатов. Снизу послышался мат – кое-кому стало капать на голову. Немедленно был призван конопатчик, которому приказано неисправность устранить.
Как позже выяснил Митька, конопатить швы – занятие на корабле постоянное и бесконечное. Подтекать начинает то здесь, то там, а то и в нескольких местах одновременно. Причем, если течь не заделать сразу, она усиливается, растет и простой конопаткой ее уже не остановить.
Впрочем, позже Митька много чего выяснил. А пока его призвали на работу – писать очередной «диктант». Старший командный состав при отсутствии капитана, но с участием мичмана и лекаря, обсуждал расписание судовой службы в сложившихся условиях, а Митька должен был фиксировать принятые решения. Дело происходило на палубе, поскольку иного места, где бы могли одновременно разместиться шесть человек, на судне не имелось, кроме кубрика, конечно.
Для начала расписали вахты – в сутки каждому по две, кроме лекаря. Как оказалось, для Беринга это необязательно. Тут имелась «тонкость», которую Митька понял не сразу. Оказалось, что «капитаны» бывают разные. Для Беринга «капитан» – это звание, по которому платят жалованье вне зависимости от того, чем он занимается. А есть должность – капитан, то есть тот, кто командует кораблем. По табели и уставу вот таким судном – ботом – офицер в звании капитана первого ранга командовать не должен, тут хватит лейтенанта или даже кого помельче. Однако капитан Беринг командует экспедицией, а она, по сути, вся вот тут на судне и есть…
Другая закавыка возникла с Кондратием Мошковым. Этот коренастый немногословный мужичок происходил из архангельских поморов. Царевым указом он лет пятнадцать назад был переведен в Охотск для установления морского пути на Камчатку. Грамоты он не знал, с приборами, кроме компаса, обращаться не умел, однако имел немалый опыт плаваний в здешних водах. В принципе он вполне мог самостоятельно командовать таким парусным судном, как бот «Святой Гавриил». При всем при том, числился Мошков «мореходом», а этот чин ни в уставе, ни в табели не прописан, и, соответственно, доверить ему командование военным кораблем никак было нельзя. В конце концов сошлись на том, что Кондратий будет помогать вахтенным офицерам «по надобности».
Далее прошлись по рядовому составу – мичман зачитал поименно, кто из солдат и матросов какую вахту стоять должен. Помимо общих работ были и индивидуальные: круглосуточно вахтенные должны находиться у румпеля и у склянок. Слегка поспорили, чем занять солдат в таких условиях. Решили, что под командой квартирмейстера и барабанщика они будут наводить чистоту, заниматься упражнениями со стрелковым оружием и пушками, поскольку канониров на борту не имеется. Митьку это позабавило: получалось, что на военном корабле рядовой может находиться лишь в трех состояниях – спать, принимать пищу или что-то делать под командой.
Потом добрались до самого главного – харчевания. Поскольку Митька с обстановкой в поварне был знаком, ему приказали доложить, что знает. Потом долго судили-рядили и в конце концов порешили, что готовить еду придется в три захода: на всех, кто получает готовую пищу (тридцать два человека); на лейтенантов, лекаря и мичмана (четыре человека) и отдельно для капитана. Это, конечно, неудобно, но иначе потом не счесть, кто сколько проел, а для отчетности это обязательно. Митька уже привычно «подвел баланс», и он у него не сошелся: «Шестерых не хватает. Куда делись? И где, собственно, я?» Впрочем, он довольно быстро вспомнил, что эти шестеро – денщики или офицерские слуги, которые «в штат не входят».
– Кхе, гмы… Ваши благородия, позвольте вопросить…
– Ну?!
– А эта, мы-то как же? Ну, которые при господах офицерах?
Реакция командования была разной: Шпанберг обругал его за дурацкий вопрос, Чаплин рассмеялся, поскольку денщика не имел, а Чириков поскреб затылок под шляпой:
– А и верно: что ж с вами делать-то? Деньги на вас отпущены…
Проблема оказалась сложной. Офицерским слугам порционного довольствия не полагалось, но их хозяева получали по 50 копеек в месяц «на денщика», а капитан так даже на четырех сразу. Вопрос: по каким ценам считать, из какого «котла» кормить? Не из офицерского же! Выход предложил Шпанберг: пускай это решает сам Беринг, поскольку у него денщиков больше всех.
Последнюю «роспись» решили не перебеливать, а сначала ознакомить с ней капитана. По старшинству идти с докладом должен был Шпанберг, но он отказался, заявив, что Митькины каракули не разбирает. Пришлось отправляться все тому же Чирикову.
Дважды пробили склянки, прежде чем лейтенант выбрался из капитанской каюты. Как оказалось, Беринг в целом «роспись» одобрил, но внес поправки: готовить себе повелел в одном котле с прочим командным составом, «коли от них возражений не последует», а денщиков приравнять к матросам и кормить из одного котла с ними. При этом порядок принятия пищи устанавливается такой: первыми получают харч на троих Федор Козлов, Кондратий Мошков и квартирмейстер Иван Борисов. Остальные получают корм тоже не индивидуально, а на четырех человек выдается один бачок. При этом по возможности следует соблюдать очередность: матросы – солдаты – все остальные. Денщики же едят последними, вместе с поваром. А мичману Чаплину предписывалось проследить, «чтоб без обид было». На «командирский» котел Беринг рекомендовал поставить своего денщика Григория «безвахтно», потому как он «мне угодные блюда готовить обучен».
В течение этого дня и двух следующих судовой быт постепенно приходил в норму. Правда, Чаплину пришлось помучиться с подбором поваров: среди тех, кто бывал в дальних плаваниях, желающих не нашлось, а те, кто не бывал, плохо представляли себе работу в поварне во время похода.