Как и катамаран, он продвигал свой бат при помощи шеста вдоль берега. Поравнявшись с «рыбалкой», заметил, что там кто-то остался и копошится под крайним балаганом. Недолго поколебавшись, Митька крикнул по-русски:
– Эгей, кто там есть?
Человек распрямился и стал всматриваться в контур гребца и лодки на воде.
– Это я – Саакшом – здесь занимаюсь, – прозвучал довольно чистый женский голос. Фраза была произнесена по-ительменски, но последовало и русское продолжение: – Сы-драствуй, казак!
– По-нашему говоришь! – обрадовался приезжий и направил свой бат к берегу. – Это хорошо! Много вас тут? Чьи будете?
– Сы-ды-раствуй, казак!
– Па-анятно! – сказал Митька, втыкая нос лодки в отмель. Дальше он говорил по-ительменски: – Два слова всего и знаешь! Ты что, одна здесь? Как же тебя оставили, такую красивую?
– Ты зачем пришел?! – Былой приветливости в голосе как не бывало. – Это наше место, уходи! Уходи…, я все Голгочу скажу!
Будь это ругательство произнесено мужчиной, однозначно следовало бы полезть в драку. Но обозвала его женщина, так что можно было стерпеть и сделать выводы: «По моему произношению она однозначно определила, что я не бурин. А почему ее это возмутило? Наверное, потому, что „чужому“ ительмену нечего делать на реке, населенной другой группой. Появиться он здесь может лишь поневоле – если он холоп и послан хозяином». Последняя догадка тут же подтвердилась.
– Чего испугалась? – ласково спросил Митька. – Тебя Саакшом зовут, да?
– Не твое дело! Скажи лучше, кто твой хозяин!
– Мой-то? – усмехнулся Митька. – Хозяин мой – русский царь. А служу я якутскому воеводе, только ныне отдан под начало Беринга-капитана.
– Казак, да?
– Конечно. Только мать у меня кулес.
– Так бы и сказал сразу. – Тон женщины мгновенно смягчился, она поправила прическу, послюнила палец и провела им по бровям, потерла щеки, а потом двинулась навстречу гостю – себя показать и его рассмотреть.
– А ты красивая, – констатировал Митька.
Он шагнул вперед, чуть согнул колени, быстрым движением обхватил женщину, прижал к груди и поднял над землей.
– У-вай! Вай!! – тихо закричала она, упираясь руками ему в плечи и болтая ногами. – Пусти, противный! Поставь на место!
– Не, не поставлю, – сказал Митька. – Нравится мне тебя держать.
– Пусти! Раздавишь же! – потребовала женщина. – А то завизжу.
– Ну ладно, – согласился Митька и поставил ее на землю. – А то и правда титьки плоские станут.
– Не станут! Сам ты плоский!
– Это смотря где! – подмигнул служилый. – А кое-где и вовсе не. Можешь потрогать.
– Да ну тебя!
– Так почему же тебя тут одну оставили?
– Чтоб юколу не воровали!
– Неужели бурин воровать научились?!
– Наши – нет! А вот ваши холопы запросто могут балаган обчистить!
– А ты, значит, охраняешь, да?
– А, – махнула она рукой, – муж с братом уплыли. У Голгоча опять гости. Всю ночь разговоры разговаривать будут!
– Всю ночь – это хорошо, – заявил Митька, которому уже совершенно расхотелось плыть дальше. – Нам тоже найдется чем заняться, правда? Смотри, что я тебе принес!
Служилый пошарил за пазухой и вытянул наружу нитку пестрых стеклянных бус. Женщина тихо ойкнула от восхищения, потом ахнула, снова ойкнула и принялась разглядывать подарок. Наглядевшись, надела бусы на шею и стала вертеться в разные стороны, как бы показывая всему миру свою красоту.
– Очень красиво! – заявил Митька. – Просто глаз не оторвать! Однако могу сделать тебя еще красивее.
– Правда?
– Ага, запросто, – заверил служилый. – Вот смотри, как это делается…
Бусы он собрал в горсть и просунул их ей за ворот. Потом взялся за полы парки и потянул их вверх. Саакшом то ли успела понять, в чем дело, и не возражала, то ли просто растерялась. Так или иначе, но руки она подняла и моментально осталась голой по пояс и с бусами на шее. Митька отступил в сторону и полюбовался на дело рук своих:
– Тебе так гораздо лучше, честное слово! Вот только… Вот только штаны лишние!
– Я же голая буду… – растерянно пролепетала женщина.
– А вот и хорошо!
Надо сказать, что половые связи у Митьки были многочисленны и беспорядочны. Но в большинстве своем происходили они в довольно некомфортных условиях – то комары за задницу кусают, то соседи советы дают. В данном случае все сложилось гораздо удачней, и Митька решил применить кое-что из навыков полового общения, оставленных ему в наследство двойником из будущего. Он чувствовал, что они у него есть, так же, как умение плавать и драться, только попробовать все случая не представлялось.
А данная подружка для этого оказалась очень даже подходящей – все новое схватывала на лету и ни от чего не отказывалась. Это – сначала. А потом просила еще, так что служилый уже и сам не рад был…
В момент передышки Митька попытался «сменить тему»:
– Ты ведь родила ребенка, правда? А где он? Ты ж совсем молодая, вряд ли он успел вырасти большим. Неужели одного дома оставила?!
– Не, нету его. К Хаэчу ушел.
– Умер?
– В воду бросила, – совершенно спокойно ответила женщина.
– Что так? – продолжил допытываться служилый.
– Да ну его! И муж не хотел, чтоб он мешался.
– Однако… – вздохнул Митька. – У русских так нельзя.
– Так то – у русских!
Митька прекрасно знал о такой распространенной бытовой практике ительменов – нежеланного ребенка убивали, чаще всего просто бросали в воду. Это не считалось грехом или преступлением, ведь всем известно, что «загробная» жизнь гораздо веселей и приятней, чем здешняя. А уж способов избавиться от плода, не доводя дело до родов, ительменские женщины знали и применяли множество. От этих способов даже у заскорузлых служилых иной раз мурашки по коже бежали. Но что делать, ительменки любят радости жизни и не любят лишние хлопоты. Их мужья тоже…
– Возьми меня в острог! – прозвучала вполне предсказуемая просьба. – Я хочу быть русской!
– Угу, – усмехнулся Митька. – Вы все хотите. Вот только понять не могу: почему? Что, на русского мужа или хозяина меньше работать придется? Ительмены своих женщин почти не бьют, а у нас это обычное дело!
– Ну и что?! Все равно хочу! – заявила Саакшом.
– Наши служилые говорят, – усмехнулся казак, – что у ительменов кхутак меньше, чем у русских, и стоит недолго. А ваших девочек еще в детстве матери пальцами невинности лишают и сурману расширяют. Вот вы из-за этого на русских и ведетесь – у них детородные органы побольше. Неужели правда?
– Ну конечно же правда! – охотно подтвердила женщина. – Разве нет? У тебя же большой!
– Это когда стоит… – резонно заметил Митька. – Боюсь, что ты просто мне поддакиваешь, а не раскрываешь женские тайны.
– Я же честно говорю… – недоуменно пробормотала женщина. – Хочу в острог… Хочу быть твоей женой или…
– «Или» ты тоже готова быть? – перебил служилый.
– Конечно! Что тут такого?!
– Ладно… – безнадежно вздохнул Митька. – Вот смотри: русские пришли на вашу землю. Они убили и убивают множество ваших мужчин. Они отбирают все, что можно отобрать, заставляют ваших людей работать, то есть заниматься глупостями, не приносящими радости. Все ительмены должны считать нас лютыми врагами. А женщины… не считают! Почему так?
– Вот глупый какой! – искренне удивилась Саакшом. – Большой, сильный и глупый! Что тут объяснять?! Русские, они же такие… Они вообще…
– Может быть, это как у лосей или оленей, а? – выдвинул гипотезу служилый. – Самки хотят отдаваться победителю – самому сильному, самому рогатому, а? Ведь мы, русские, ваших били и бьем! Мы сильнее, подлее, хитрее, безжалостней местных! Может быть, поэтому ительменская женщина всегда предпочтет русского заморыша-казака красавцу – сородичу? Давай отвечай!
– Ну да, конечно… Что тут такого? – Женщина явно не понимала, о чем идет речь.
– Да ничего такого в этом нет, – вздохнул Митька. – Скорее всего, ты не дура, просто думать не хочешь или не можешь. У тебя и прочих ваших женщин такие вопросы просто не возникают – им все предельно ясно.
– М-м-м… Ты возьмешь меня с собой? Я буду ходить в красивой одежде из ткани…
– И каждую неделю мыться в бане! Будешь рожать и кормить всех детей, которых понесешь! – припугнул «жених».
– Да? – погрустнела «невеста». – Ну ладно…
– А о чем говорит Голгоч с племянниками? – как бы между делом поинтересовался Митька.
– Не знаю, – зевнула Саакшом. – Они из юрты всех выгоняют, когда говорят разговоры.
– А вы уже перебрались в зимние жилища?
– Ну, кто как…
– Понятно, – сказал Митька. Ему действительно было известно, что процесс переселения из летних жилищ-балаганов в зимние юрты-полуземлянки у ительменов происходит постепенно, так сказать частями. Скорее всего, заговорщики облюбовали пустующую юрту, чтоб им никто не мешал. – Ты сможешь подслушать и рассказать мне, о чем они говорят?
– Э-э-э… Очень надо, да? – неохотно отозвалась ительменка. – Они туда не пускают женщин… Я у мужа спрошу и тебе расскажу, ладно?
– В крайнем случае можно и так… – согласился Митька. – Лучше б, конечно, мне самому послушать… Представляешь, они там разговоры говорят, измену русскому царю затевают, а я рядом в юрте на топчане лежу! И меня не видно!
– Хи-хи, ты же описаешься! – развеселилась женщина. – Они ж до утра говорить будут! Будут кричать, какие русские плохие!
– Погоди-ка, – призадумался Митька. – То есть устроить это можно? Проблема в том, что мне не вытерпеть до утра, да?
– Ну, Ми-итрий… – протянула женщина. – Зачем ты та-ак? Лучше приведи много казаков, побейте Голгоча и других толстыми прутьями, и они сами все расскажут.
– И твоего мужа тоже?! – не слишком сильно удивился служилый. – Тебе его не жалко?
– Э-э-э… – Вопрос явно застал молодую жену врасплох.
– Ты его не любишь? – не отставал Митька. – Он плохой, да? Зачем тогда дала ему себя схватить?
– Хороший он… – пробормотала Саакшом.
– Ну, думай! – надавил Митька – Находи слова! Ну!
– Ой, ну что пристал, а?! – испуганно пискнула ительменка. – Совсем глупости спрашиваешь…
– Кто сильнее, тот и милее, да? – задал наводящий вопрос служилый. – Победитель всегда прав?
– Ну, зачем глупости говоришь? – окончательно растерялась женщина. – Не знаю я… Зачем мучаешь?
– Да это я так! – делано рассмеялся Митька и вернул беседу в прежнее русло: – Так можешь устроить, чтоб я послушал их разговоры?
– Они найдут тебя и убьют!
– Ничего страшного, – заявил Митька и перевернул Саакшом на спину: – Раздвинь ножки!
– Хи-хи, – ответила женщина. – Ну, какой ты…
Выполнить рискованную задумку оказалось несложно. Для собраний служила крайняя юрта, которую еще не заселили, но большую часть вещей и одежды из балаганов внутрь уже перетаскали. Незаметно пробраться к нижнему проходу, который русские называли жупаном, тоже не составило труда. А дальше еще проще: Саакшом постелила постель на полке-топчане, идущей по периметру жилища, и Митька на нее улегся. Сверху она его завалила ворохом зимних кухлянок, штанов, заготовок для шитья одежды и прочей рухлядью. Дело было днем, предстояло дождаться вечера или ночи, но Митьку это вполне устраивало, поскольку предыдущую ночь он спал урывками, занимаясь сексуальными играми с новой подружкой. А во сне он не храпит – так говорят все, с кем ему приходилось подолгу жить под одной крышей. В общем, Митька просто лег и уснул. И видел сны, в которых люди живут в каких-то странных светлых комнатах. Там нет печей, но тепло даже зимой. Тамошние люди все время сидят перед машинками, нажимают кнопки и видят на досках-экранах удивительные картинки. Впрочем, ничего удивительного в тех картинках нет – подумаешь, комп!