И вот только тут сознание наконец-то просыпается и, не без издевки, дает оценку происходящему. Поведение генерала Редьки полностью оправданно: там, за калиткой, есть еще турки, причем в неизвестном лейтенанту Шелуханову количестве.
Пан лейтенант задумывается об отсутствующей в амуниции гранате, которую можно было бы бросить через бетонную конструкцию не глядя.
64. Боевые роботы и древние гусеничные монстры
Турецкие пехотинцы просто роботы какие-то. Им, похоже, вовсе наплевать, что теперь они без поддержки бронетехники. Может, у них, по опыту боев в Курдистане, так принято? Вначале пожертвовать за так половину подвижного железа, вторую половину бросить за ручьем, а уж теперь, при отсутствии надежды влезть обратно и с комфортом укатить восвояси, в отчаянии начинать атаку? Но нет, они не окончательные придурки и не бросаются напропалую под пули с криком: «Аллах Акбар!» Действуют расторопно. Ловко, пригибаясь, обходят с флангов. Иногда мечут что-то из гранатомета — оказывается, дымовые гранаты — и за облаком делают какие-то маневры. На одном из участков «полуснайпер» Чикоян в полной досаде — он ничего не видит. Сложившиеся условия демонстрируют со всей ясностью, почему современную армию нет смысла комплектовать исключительно снайперами.
Основная масса отряда внешней обороны ЗРК — персонажи ролевой игры «Осень 41-го; регулярная армия уже выкошена в «котлах»; теперь наступаем с одной трехлинейкой на троих (она ведь, наверное, поэтому так зовется?). Такие персонажи вообще в шоке. У кого в зоне видимости Шмалько, или еще кто-то старший, косятся в сторону спецов, ожидая наполеоновских прозрений. Похоже, пока применима только тактика Кутузова — отступаем, заманивая противника… Все-таки интересно, куда? Позади вот-вот окажутся пусковые.
Кто-то из дивизионных солдатиков все же что-то разглядел и дает очередь в дым. Обрывается очередь внепланово: гранаты у турчаков не только дымовые.
Нелесный и Шмалько переглядываются, синхронизируют телепатическую трансляцию. Обмен словесами опасен: вся молодежь и без того в предпанической фазе. «Ну что, брат, мы профессионалы или нет? Останемся и прикроем отход мальков?» Им даже не надо кивать друг другу.
— Дуйте на позицию! Дуйте, давай! — командует танковый майор, стажирующийся на командира Стрелкового отделения. Сам он дает в заросли короткую автоматную серенаду наудачу и тут же проворно отползает. Весьма вовремя. Гранаты, правда, рядом не шлепаются — видимо, янычары предпочли эколого-щадящую флору альтернативу — идущие по нескольким траекториям пули посвистывают приблизительно верно.
Нелесный в свою очередь стрекочет куда-то из давнего трофея Шмалько — М-16. Наверняка это тем более глупо. Теоретически, исходя из калибра, «Калашников» более приспособлен срезать ветки и дырявить стволы. С другой стороны, может, услышав звук американской винтовки, турецкие роботы запутаются, где кто, и перестреляют друг друга? Вовсе не гоже думать о таких глупостях, когда тебя вот-вот нашпигуют 5, 56-миллиметровыми пульками, разогнанными до трех тысяч двухсот сорока километров в час. Ну, это в плане того, если бы пули неслись в безвоздушном пространстве, да еще и в невесомости. Хорошо бы, и правда, если б между Турцией и Украиной имелось солидное безвоздушное пространство. Тогда бы их самолеты, приученные к полету в атмосфере, не смогли бы доставить сюда этих роботов.
Впереди что-то снова ухает. Шмалько пригибается, но осколков нет. Он аккуратно высовывается Из-за древесного ствола. Дым застилает видимость, возможно, кто-то за этим облаком пытается укоротить расстояние до дистанции, годной для бросания гранат не посредством гранатомета. Или просто отвлекает внимание, а сам ползет с другой стороны. В любом случае требуется стрелять. Майор делает три коротких, патрона по три, очереди. Можно ли воевать серьезно и одновременно экономить? По всем признакам нельзя. Он отползает, снова проигрывая чужакам родное украинское пространство. Были бы у них мины и прочие чудеса современного военного дела, получилось бы, наверное, устроить тут настоящую «Зарницу». Сам Шмалько в «Зарницу» не играл в силу нестыковки с Советским Союзом во времени, но тут уж связь поколений, и потому когда-то слышал от папы страшно восхищенные отзывы. Однако турки действуют подозрительно ловко: не исключено, у них сплошная «Зарница» в Курдистане.
Тем не менее разбавленный некомбатантами дивизион майора Корепанова в последние деньки не скучал. Тут была своя «Зарница» — маскировка и окапывание в пределах инженерного фантазирования и свойств, добытых вездесущим Змеем колхозно-фермерских лопат. Маскировка — обратная функция сообразно абстрактного искусства. Здесь, конечно, тоже допускается пестрота, но только в пределах фона. И никаких тебе острых углов, все зализано-закруглено. Картины, сделанные по этому принципу, никто бы на стенах галереи не узрел. Учитывая, что вокруг не яркие краски Мадагаскара, то и маскировалась техника в соответствии с летним пейзажем лесостепной полосы. Тут свои тонкости. Например, негоже навалить бруствер окопа свежатиной чернозема с метровой глубины да так и оставить. Необходимо покрыть дерном, причем выложить его совсем не ровными плиточками — а-ля активная броня, а проимитировать хаос природы. Пришлые янычары в здешних местах всего ничего, в суетне боя они даже и не осмотрелись как следует. И уж тем более они не способны предположить, что пэ-вэ-о-шник Корепанов может что-то соображать в столь тонких вещах, как наземная маскировка от наземного же противника. Это вроде не по его части; ладно бы еще от самолетных наблюдателей. Ныне пришельцев из Анкары ожидает сюрприз. Сюрприз столь здорово укутан маскировочными сетями, что оказывается ошарашивающим даже для вполне по делу разнервничавшихся защитников. Оставшиеся прикрывать молодняк, неясным для самих способом, офицеры как раз распластываются под неприятельским огнем. Поскольку задействовать зрение в момент скольжения эманаций чужих М-16 над самой землей как-то не получается, то ориентация об изменениях в мире следует к мозгу по слуховому каналу. Система мало того что имеет сбой настройки из-за шумовой переизбыточности, так еще и конструкционно приспособлена более-менее сносно определять углы и градусы только при вертикальном расположении ушных раковин. Тем не менее посредством дорисовки непрослушиваемого воображением почти угадывается, как под прикрытием тарахтения автоматических винтовок вражеская пехота обходит справа или слева. Жить, конечно же, хочется, но уже не придется. Именно в какой-то из этих последних моментов Наслаждения земной юдолью происходит локальное светопреставление. Децибельная лавина сметает напрочь как реальный, так и представляемый звукоряд. Ныне ушной осциллограф ведает лишь пилообразное конструирование: синхронно повторяющие сами себя импульсы движутся по экрану; процесс непрерывен, так будет всегда; если подкрутить настройку, то серию можно свести к единичному импульсу, однако помнить, что процесс удаляется в бесконечность. Майор Шмалько аккуратно приподнимает голову. Там, где недавно предполагалось наличие противника, а также его обходные тактические ходы, рушатся вниз ветви дерев, порой грохаются сами дубы и клены, листья попросту превращены в пыль и клочья тумана. Однако тут недоработочка — кино немое. Звуковая палитра наличествует с левого фланга. Очень хорошо, что не с тылу.
Шмалько поворачивается. Дымовая палитра имеется здесь еще в более плотном, концентрированном выражении. Порохового дыма столько, что подробности вершащегося процесса скорее угадываются, чем видятся. Шмалько смутно помнит, наблюдал ли он когда-либо подобную картину со столь близкой дистанции в натуре, а не видеозаписи. Возможно, действительно наблюдал. Прямо сквозь тщательнейшим образом натянутую когда-то маскировочную сеть, ныне также обратившуюся туманом, трудит тетралогию стволов ЗСУ-23. Следовательно, при хорошем осциллографе, импульсную зазубрину можно разложить на четыре. Тогда частота повторения снизится до совершенно приемлемого уровня — четырнадцать в секунду. Именно с таким интервалом каждый из стволов выталкивает в мир обтекаемый, невидимый глазу предмет, физическое существование которого можно установить по тем самым падающим деревцам. Тут вам не запутанная физика элементарных частиц и импульс, и местоположение получается определить весьма точно. В отличие от местоположения противника, кстати. Где вы, господа турки? Только что были такие бодрые и, видимо, уверенные в себе, а ныне…
Когда четырехствольная машина смерти внезапно обрывает процесс обработки свежей древесины, у Шмалько с Нелесным есть некоторое желание пойти и посмотреть, наличествуют ли среди ветвей и листьев скоропостижно оборвавшие жизненные функции крупные млекопитающие организмы доминирующего последние десять тысяч лет вида. Но времени уже нет. ЗРК «Бук» — мобильная система. Похоже, она полностью готова переместиться в какую-то другую координатную привязку.
65. Бетонное крылечко
Начальство успешно убирается прочь. В конце концов, подумаешь, арестовали командира части. Главное, что самого охранника знамени Сережу Триколича не тронули, не сняли с дежурства вообще весь караул во главе с лейтенантом или даже с дежурным по части капитаном Чаленко. Так что пронесло. Можно даже начинать радоваться жизни, ибо для казака Триколича заканчивается последняя смена у «прапора» на сегодня. Сейчас приведут сменщика, и можно будет хоть чуточку расслабиться в караулке. Мысли не успевают разогнаться по накатанному руслу. Прибывшее укро-турецкое начальство еще толпится у калиточного входа, когда что-то где-то происходит. Там за воротами стрельба. Это не какие-то отдельные случайные «пух-пух» — огонь ведется очередями. Двое не успевших выбраться вовне турок тут же пригибаются, отскакивают прочь от входа. Один из янычар экипирован на славу, второй, похоже, офицер — амуниция пожиже, а из стрелкового оружия только что-то в кобуре.
Принявший стойку вольно Сергей Триколич делает попытку обдумывать происходящее. Есть ли на это время? Турок с автоматом уже опомнился и теперь кидается обратно к забору, прямо по старательно выращиваемым дневальными цветочкам на клумбе. Кроме того, он легко и непринужденно ломает легкое штакетное ограждение газончика. Это совсем непорядочно. Рядовой Триколич неоднократно имел удовольствие быть в роли того самого дневального со шлангом и тяпкой. Ему очень обидно.
Короче, думать тут особо нечего. Турки вроде, по слухам, чинят в городе всяческие гадости. Может, они и союзники их ПВО, но напасть на них сейчас могут только местные, то есть свои, украинцы. А значит…
Казак Триколич тоже не канителится с красивым помпончатым ограждением места статичных трудов часового: эту ленточку вообще-то предусмотрительно отстегивает разводящий, или начкар, прежде чем скомандовать: «Рядовой такой-то, принять пост!» Сейчас не до этих прелестей. Снятие предохранителя, взведение механизма и переключение на автоматический огонь он производит на ходу, еще не добегая до двери. (У дежурного по части Чаленко отваливается челюсть.) Уже на крыльце Триколич приседает за по-советски щедро бетонированным ограждением ступеней, прижимает приклад к плечу и фиксирует мушку на спине оккупанта. Турок как раз размыкает кольцо гранаты и готовится преподать урок кому-то невидимому за преградой. То ли три, то ли пять пуль бросают его прямо на забор-граната успевает закатиться куда-то под спеленутое бронежилетом туловище.
Да, но во дворе же еще один турок! Офицер! Триколич поворачивает всю свою механику — ступни, колени, торс, голову, руки, «Калашников», зрачки… Все это до жути ДОЛГО: он слишком оброс хозяйством. Краем глаза видит, что забытый агрессор уже наставляет в его сторону то самое, когда-то скрытое кобурой… Надо же, даже не пистолет! Что-то посерьезнее, какой-то «Узи» или «хрен его знает»… Выстрелы колотят над самым ухом. Что-то обжигающее, быстрое, хлещет щеку. Гильза! Всего лишь гильза? Одна из нескольких. Прямо над ним дежурный по части — пан капитан Чаленко — разряжает куда-то в ближнее пространство свой ТТ.
66. Страшилка для взрослых детишек и постарше возрастом
Поучительная детская history о голодоморе выглядит примерно так Жил-был на свете народ-плясун, народ-весельчак. И так он любил плясать и веселиться, что остальные, не столь продвинутые народы мира дивились и завидовали. А может, их раздражал скрип половиц и широт-меридианов под девичьими сапожками, да только ничего для прекращения той пляски они сотворить не могли, ибо помимо всего были у местных парубков шаровары, а также добрые, откормленные хлебом-солью кони и острые казацкие сабли. В конце концов, если какой-то злобный народ уж слишком надоедал, парубки снаряжали выдолбленные из самых лучших в мире деревьев корабли и шли походом по морям усмирять нерадивых, бывало, добирались даже до Греции. Однако хуже всех народов-недоделков был, конечно, странный и страшно диковатый северный народ. Благородный народ-плясун поначалу жалел северных грязнуль, даже научил их строить избы, ковать железо, ориентироваться по звездам и хоть изредка делать постирушки. Но подлый северный народ, до той поры живущий в пещерах и на деревьях с медведями, затаил на народа-плясуна жестокую обиду, проистекающую из собственной незначительности.