А ну-ка скажи мне «хозяйка», так ли было плохо мое правление? Разве я не навел порядок в городах и на дорогах? Разве я давил людей непомерными налогами? Разве не я открыл школы и приюты? Думаешь теперь, при Ярле, хоть что-нибудь от этого останется?
…– Ну, может ты и сделал все это…., но ты это делал, только для того что бы обманывать людей, чтобы они, покорно шли за тобой, и во всем тебе подчинялись. Ты просто хотел казаться хорошим.
– Ты и сама не веришь в то, что говоришь. Но даже если это так, – такая ли большая разница, ради каких целей творится добро, если оно так необходимо этому миру? По указке магов, мы сотни лет творили неописуемое зло, ради добра. Так, так ли ужасно добро, сделанное якобы ради моей гордости и тщеславия?
Да и в чем выражались эти гордость и тщеславие? разве я жил во дворце? Одевался в шелк и бархат? Окружал ли я себя роскошью, покупал ли дорогих коней, оружие, драгоценности, или женщин? Ну а то что я ел почти каждый день, – ты сама подавала на мой стол, и прекрасно знаешь какие это были деликатесы.
Самая большая роскошь, которую я позволял себе за эти годы, – было выспаться досыта. Моей радостью было проезжать через мирные села, и знать, что этим миром они обязаны отчасти и мне. А самыми большими драгоценностями что были у меня, – это минуты, проведенные рядом с тобой. Эх, знал бы я что ты шлюха, – просто заплатил бы денег.
В ответ на эти слова Княгиня сделала самое подлое и гнусное, что могла сделать в такой ситуации женщина, – она разрыдалась. И это сразу убило все праведное негодование, коим был одержим наш герой последние минуты. Он естественно, автоматически почувствовал себя виноватым. И глядя на распухшие глаза и блестящие от слез щеки, этой в общем-то еще девчонки, забормотал.
– Ну ладно, извини, извини. Я это, таво, погорячился типа. Просто…., ну как бы тебе сказать…. Да что там говорить, – все мы в общем-то уроды. Больные, озлобленные на весь мир уроды. Все хотим кому-то отомстить, кого-то наказать. Думаем что делаем это во благо, а оказывается… Просто ты малость перестаралась. Если ты просто хотела мне отомстить, надо было подложить мне яду в похлебку, я бы тихо сдох, и не было бы всего этого.
– Просто сдох?! И это ты называешь местью? Да сколько раз я сама мечтала просто сдохнуть, после того, как в пятнадцать лет оказалась добычей твоих «добрых, несчастных» солдатиков. А сколько раз потом…, когда пошла по рукам, и каждый кто….
…Мечтаешь просто сдохнуть? И не надейся. Ты будешь жить и мучиться, как живу и мучаюсь я.
Эй ты, – обратилась она к своему слуге, – выпусти эту мразь из его клетки, и пусть убирается куда хочет. – После чего развернулась и не глядя пошла сквозь толпу.
Громила будучи по всему видно, человеком недалеким, почесал в затылке и пошел выполнять указание хозяйки, размышляя по дороге, можно ли вломить этому, который в клетке, перед тем как отпустить, или это будет превышением выданных ему полномочий.
Его сомнения разрешились у самых дверей клетки, правда сразу заменившись другими.
– Постой-ка дружочек, что это ты делаешь? – сказал ему вдруг появившийся, словно бы неоткуда начальник стражи. (Впрочем, этот гад все время находился в пределах видимости и слышимости от говоривших).
– Так мне хозяйка велела…
– Твоя хозяйка немного погорячилась, и наверное вскоре пожалеет о том, что выпустила пленника.
– Может пожалеет, может не пожалеет, это уж ее дело. Но если я не выполню ее приказа, то я об этом точно пожалею. Так что извини, сам понимаешь служба…
– И ты меня извини дружок, но у меня тоже в некотором роде приказ. И если я его не выполню, то пожалею об этом в сто раз сильнее, чем ты.
Так что, – этот тип, Ярлу живым, а уж тем более на свободе, абсолютно не нужен. Потому у меня на этот счет, имеются строгие указания.
– Но моя хозяйка….
– Твоя хозяйка, является вассалом Ярла. И если она пойдет против его воли, он заставит ее пожалеть об этом в любом случае. Так что завтра, этого гавнюка, торжественно казнят на этой самой площади, от имени твоей госпожи, – как убийцу, насильника и притеснителя вдов и сирот. Можешь ей так это и передать. И скажи заодно, – «Что дескать, Ярл передал вам изрядные владения и предоставил свою защиту. И не стоит идти против его воли». Усвоил? – Тогда беги, выполняй.
На городскую площадь наконец опустилась ночь. Толпа зевак, весь день осаждавшая клетку Сокола постепенно рассосалась и он наконец обрел то, что было единственной роскошью его убогого существования, – одиночество.
Да. Не простой сегодня выдался день у нашего героя. Не так много было в жизни у молодого Вождя подобных дней. И дело даже не в том, что он был фактически последним в его жизни, (завтрашняя казнь не в счет). Нет, дело было в другом.
Этот день, чем-то напомнил ему день Последней Битвы, когда пелена спала с людских глаз, воздушные замки растаяли, а вместе с ними исчезли все иллюзии по поводу Добра и Зла. И тот день, когда он, подобно бабочке выполз из кокона своих страхов и детских переживаний и осознав свою силу, понял что может приказывать Одноухому и Большому Шишке. Короче, – переломным был этот день. Вот только, – что он переломал нашему герою на этот раз?
Да пожалуй, немного-немало, – хребет, или стержень, на котором держалось все его существование.
Когда он так ловко и умело обличал неправедность действий Княжны, – он даже и не подозревал, что после ее ухода, таким же сомнениям подвергнется и вся праведность его поступков.
Конечно он и раньше прекрасно сознавал, что творит добро насильственными методами. Но всегда считал это меньшим злом, по сравнению со Злом, которому противостоял.
Он и раньше видел, что не все, кто попадают под удар его Армии, – являются Злом, – но считал это допустимыми потерями во имя Цели.
Он и раньше знал, а иногда и был свидетелем того, как его «добрые» солдатики, поступают с подвернувшимися им под руку, (вернее, не совсем под руку), бабцами и девицами, но чем-то существенным это не считал. (В конце-концов, подобное происходило во всех армиях, всех времен). И тем горше было ему представлять, что творили его «добрые» солдатики с НЕЙ. И только это, заставляло его еще чувствовать хоть что-то. И это «что-то», разрушало ту преграду между Соколом и окружающим миром, которую он так успешно воздвиг, и так старательно отстаивал.
И все это доставляло БОЛЬ.
– Слышь Куренок, это ты что ли? – этот голос, внезапно раздавшийся откуда-то из-под днища телеги, не сразу дошел до воспаленного сознания нашего героя. – Ты меня небось и не узнал, – а это я, – Полтинник.
Голос мертвого Полтинника, раздававшийся словно бы из ниоткуда, мог означать только одно, – крыша съехала окончательно и бесповоротно и надежды на просветление уже нет.
– А я тебя придурка, – сразу узнал. Каким ты был в день Последней Битвы, таким и остался,– тощий, дерганный и по уши в дерьме.
– Неужели даже ты Полтинник, явился с того света, что бы издеваться надо мной?
– Насчет того света, это ты загнул. Я туда не спешу. А насчет поиздеваться… Я вообще-то просто шел мимо, а тут смотрю знакомая физиономия, дай думаю подсоблю старому армейскому корешу. Ну а поиздеваться по-дружески, это уж извини, – мое законное право.
– Что ты хочешь от меня, неуспокоенная душа? Что я сделал тебе в той жизни, что и после смерти ты преследуешь меня?
– Э, да ты по всему видать крышей тронулся, надеюсь от радости. Ну да ничего, у меня тут есть специалист, он твою крышу подлечит. А пока, давай-ка откроем твою клеточку, а то ты тут торчишь как гребанная канарейка, – позоришь нашу славную, отдельную полусотню.
Ну-ка Старик, поколдуй над замком. – Возникшая из темноты фигура, что-то сделала с замком клетки и дверь отворилась.
– Ну Куренок, ты чё там застрял, – задница к полу прилипла? Давай, вылезай на свет божий!
Сокол, которому уже было все равно, молча подчинился команде своего мертвого командира, вылез из клетки и встал в полный рост посреди площади. Голова с непривычки кружилась, а ноги были ватными от слабости. Но все это его не слишком беспокоило.
– Ты это Куренок, не торчи как каланча-то, пригнись маленько, а то об охране Старик позаботился, они до утра проспят, но мало ли чего. И давай, если ножки слушаются, держись в тени и тихонечко топай за мной.
– Куда мы пойдем?
– Ну для начала, до ближайшей, относительно чистой канавы, тебя отмыть надо, а то ты смердишь как Злыднева задница. А потом на западную сторону, там спустимся на веревке со стены, пока они пропажу не заметили, и до ближайшего леса. Ну а уж там посмотрим, если захочешь, – пойдешь куда глаза глядят, а захочешь с нами.
Троица беглецов-рецидивистов, – пробралась на западную сторону города. Залезла на почти не охраняемую стену, спустилась по каким-то, уже приготовленным веревкам вниз, переплыли через ров с водой, (от пребывания в этой воде, общий уровень чистоты Сокола, вряд ли изменился). На том берегу их встретил сумрачный мужик с оседланными конями. На этих конях они и доскакали до ближайшего леса, и только когда большая половина ночи уже подошла к концу, остановились на ночлег.
– Ну вроде шухер миновал. Хотя и не первый раз от Ярла ноги делаем, а Злыдень ведает, – все равно стремно. – Сказал слезая с седла Полтинник. – Слышь, Кудрявый, ты давай займись костром, я позабочусь о конях и приготовлю ночлег, а Старик пусть посмотрит нашего горемыку, а то он и из седла сам вылезти не может. Давай-ка подсобим.
Заботливые, но не слишком нежные руки сдернули Сокола с коня, и прислонили к дереву. И пока загадочный Старик «смотрел» его, на полянке весело засверкал костерок, и вкусно запахло еловым лапником.
«Смотрение», как быстро понял Сокол, заключалось в том, что Старик буквально, внимательно посмотрел на своего пациента, а потом поводил вокруг него руками.
Как ни странно, но от этого «смотрения» и вождения руками, тот действительно почувствовал некоторое облегчение и значительный прилив сил.
Он даже сам смог подняться и подойти к огню, где ему была немедленно вручена плошка с какой-то горячей и очень вкусной жидкостью, отдававшей какими-то травами и ягодами. А пилась так, словно бы каждый глоток растворяется в теле Сокола еще до того, как успевает дойти до желудка. Он буквально влил в себя изрядных размеров чашку, и почувствовав удивительную легкость во всем теле, молча протянул ее обратно, за добавкой.
Старик одобрительно кивнул, и налил в ту же чашку, из того же котелка. Но на этот раз напиток пах чем-то мясным и хлебным, и вдохнув этот запах, больной ощутил жуткий голод. Который и утолил содержимым чаши.
Все его спутники тем временем, «причастились» из того же котелка, и сразу приобрели сытый и довольный вид.
– Ну вот, листочек схрумкали, можно и на боковую. – Подвел итоги дня Полтинник. – Знакомиться и делиться воспоминаниями будем завтра.
Впервые за много месяцев, сон Сокола был спокойным и счастливым. Никакие кошмары и видения не мучили его в эту ночь. А если и снилось ему что-то, то это «что-то» было очень хорошим и приятным, потому что спал Сокол с улыбкой на лице, и с ней же проснулся.
Он чувствовал себя удивительно отдохнувшим и радостным. Боль от залеченных на скорую руку ран, которая терзала его после Его Последней Битвы прошла. А душевная боль от разочарований и поражения, словно бы притупилась и была едва заметна.