Перед выездом в экспедицию Митяй привёл всё своё хозяйство в полный порядок и даже перекрыл досками, то есть изготовил деревянные потолки на всём первом этаже, вдруг он вернётся не один. После этого он тщательно запер и даже заколотил гвоздями все проёмы, через которые в его здания и сооружения могли проникнуть звери крупнее воробья или мыши, залил во все сигнальные фонари мазут пополам с бензином, запер ворота и поехал к реке на лодкоцикле, в котором уже сидел Крафт. Если поначалу он собирался просто переплыть Марию и посмотреть, что творится в горах прямо напротив его владений, то теперь, малость подумав, отважился на более дальнее путешествие, причём решил просто подняться вверх по течению реки до ущелья лежавшего между двух гор – Красная Круча и Петрум, выше посёлка Черниговского. Как он уже успел это заметить, лет эдак тысяч двадцать назад, горы в здешних местах были пусть и ненамного, но всё же повыше и даже река Пшеха, которую он переименовал в Марию, также текла метров на пять выше прежнего и петляла совсем по другому, впрочем, если бы она не была такой полноводной, то всё наверняка выглядело бы, как и прежде.
Гадая, насколько сильно изменилось русло Марии, Митяй доехал до реки и поплыл вверх по её течению. Река под зиму текла малость поспокойнее, да, и уровень воды понизился чуть ли не на метр с лишним, обнажив галечник ещё шире. Поэтому скорость лодкоцикла возросла и он, вздымая, не смотря не предусмотрительно поставленные на задние колёса крылья, тучи брызг, поплыл по ней со скоростью все девять километров в час. Течение реки было спокойным и только над галечником она малость шевелила волнами. Митяй миновал Митяйку и вскоре стал замечать, что волнение усилилось и принялся высматривать, нет ли где удобного выезда на берег, увидел его слева, выехал на берег и покатил вдоль реки. Буквально через пять километров он увидел длинную полосу порогов, на которых Мария бесновалась так, что утопила бы и «Титаник». Река разлилась здесь километра на полтора и Митяй, находясь на высоком берегу как раз на месте станицы Ширванской, увидел, что с правой стороны расстилается широченное галечное поле, отчего у него сразу же засосало под ложечкой и ему захотелось взять в руки ноутбук, молоток, лупу и посмотреть какого же рожна Мария принесла туда с гор.
Когда же он почти доехал почти до Новых Полян, то увидел там с добрый десяток невысоких, метров восьми, водопадов. Мария настойчиво разрушала преграду у подножия горы Котовки, которую он сразу же узнал. Проехав вдоль реки через лес, на склоне горы росли высоченные буки, он даже не въехал, а вплыл в станицу Новые поляны, на месте которой находилось большое озеро и уже с куда более высокой скоростью поплыл вперёд, держа курс на правый берег, чтобы не заплыть случайно в реку Цицу и не заплутать в ней. Во время своих поездок на Асфальтовую Гору, Митяй уже обратил внимание на то обстоятельство, что все реки, берущие своё начало в горах, мощны и полноводны, а все прочие, всякая там местная мелочь, это ручьи, которые он мог легко переехать на своей «Шишиге» и потому всегда внимательно рассматривал карты. Реки, берущие своё начало высоко в горах, под ледником, были для него самыми главными ориентирами, хотя их русло не всегда могло выглядеть так, как это изображено на военной карте двадцатого века. Вскоре он доплыл до места слияния Цицы, которой ещё не придумал нового имени, и Марии, и поплыл по ней. Река оставалась почти такой же широкой и полноводной, а если и «похудела», то есть сделалась мельче, то не намного, всего метра на два с половиной.
Наконец Митяй доплыл до станицы Черниговской, где у него, далеко в будущем, жил друг, и ему снова пришлось выбираться на берег и опять на левый, более пологий, так как впереди показались пороги. Проехав несколько километров, он увидел ещё более мощный галечник, эту природную кладовую самых разнообразных руд и минералов. Он уже отметил на карте карандашом Ширванский галечник и теперь обвёл примерный контур Черниговского, радуясь, что, построив мост через чёртову Митяйку, которую питала водой здоровенная глыба льда, лежавшая на Нефтегорских холмах, сможет посещать их. Он уже нашел на галечнике кусок касситерита размером с кулак, а это означало, что выше его могло быть и больше, ведь это тяжелый минерал. Надеялся он найти на этих галечниках также самородную медь и даже железо, которые полностью выбрали в будущем потомки того парня, у которого форель украла крючок. Мечтая о поездке на галечники весной, за зиму ему предстояло либо построить мост, либо, что гораздо проще, устроить на Митяйке паромную переправу, лен уже замачивался в воде, Митяй доехал до подножия горы Петрум и снова ахнул, увидев три здоровенных, широких водопада. Мария и здесь размывала естественную преграду, добывая для него полезные ископаемые и бережно вынося их на свои галечные поля, за что Митяй поклонился реке в пояс.
Скорее всего, что и в ущелье Верхние Волчьи Ворота он увидит точно такую же картину. Ледник, накрывавший Большой Кавказский хребет, быстро таял и реки, размывая горные породы, несли вниз миллионы кубометров обломков, так что никакие шахты ему не нужно закладывать. Митяй, постоянно забирая вверх, доехал по буковому редколесью до самого водопада, шумевшего внизу, справа, остановился и принялся снимать с телеги мотоцикл. Гора Петрум имела очень примечательный вид и более всего походила на треугольный клин, сужающийся к северо-западу и расширяющийся к юго-востоку. В своей части, обращённой к реке, её склоны были очень крутыми. В двадцать первом веке она была куда более сглаженной и вся поросла лесом. Сейчас же Митяй увидел на её крутых склонах множество скал и в основном кустарники, большие участки склоны поросли травой, но на ней уже появились и деревья. Пройдёт всего каких-то двадцать тысяч лет и гора, основательно сглаженная ледником, постепенно покроется плодородным грунтом и полностью покроется древесной, в основном дубовой, буковой и грабовой, растительностью. Ну, ему до таких времён точно не дожить.
До ущелья с водопадом между Красной Кручей и Петрумом, Митяй доехал быстро, всего за четыре с половиной часа, то есть задолго до обеда, так как тронулся в путь в семь утра, так что было самое время подумать, как охотиться и на кого. Самое простое решение было таким, – взять телегу на буксир и ехать дальше. С юго-западного склона на эту гору было подниматься намного проще, а сверху ему будет легче высматривать коз и охотиться на них с помощью ловчей сети. Приняв такое решение, он быстро поставил на мотоцикл колесо, набросил металлическое дышло на форкопф с кованной вилкой, прикреплённой к раме мотоцикла с двух сторон болтами и выходящий на полметра позади заднего сиденья, велел Крафту находиться рядом и бодро покатил вперёд, удивляя живность весёлым рычанием двигателя. Через четыре часа он уже находился на распадке между горами Петрум и Шупсе. В будущем обе горы имели высоту менее километра, причём совсем немного, зато в каменном веке были метров на сто выше и гораздо живописнее из-за множества этих чёртовых скал, которые Митяй забодался объезжать и проклял всех их предков до двенадцатого колена, но, тем не менее всё же выехал на распадок, а затем и поднялся почти на самую вершину. На саму вершину он не мог выехать по причине её скалистости.
Чтобы ему не досаждала лишний раз всяческое местное, клыкастое и рогатое хулиганьё, он набросил себе на плечи длинный меховой плащ из шкуры вожака психанутых махайродов, завязав лапы, украшенные длинными когтями, на груди, а на голову надел мотоциклетный шлем, сделанный из его головы с пришитой к нему меховой, гривастой шалью. При виде такого байкера-махайрода, от него удрал даже шерстистый носорог, не говоря уже о том, что гигантский олень с рогами, достигавшими в размахе метров четырёх, умчался с такой скоростью, что чуть было не оставил свои рога на том месте, где стоял. С визгом разбегалась от Митяя и вся остальная живность. Плохо было только то, что огромные клыки, свисавшие из-под козырька, малость закрывали ему обзор. Однако, выехав почти на вершину, он сначала снял с себя тёплый плащ, издававший довольно сильный запах потому, что к нему были пришиты невыделанные хвосты махайродов, у основания которых имелась пахучая железа и потому махайроды, здороваясь друг с другом, нюхали у собратьев под хвостом, а уже потом, скатав его и засунув в большой полиэтиленовый мешок, без каких-либо помех взобрался на вершину и принялся оглядываться окрест.
То, за чем он приехал на вершину горы Петрум, Митяй увидел в бинокль очень скоро и потому сразу же переименовал эту гору и назвал её Козьей. Да, к его радости по юго-восточному склону горы, между скал скакало не один или два заморенных, старых козла, а целых несколько десятков молодых и полных сил и энергии светлых рыжевато-серых туров, они же горные козлы вида Сapra caucasica, причём здоровенных, размером больше, чем Крафт, но то были самцы. Козы, размером поменьше, причём с козлятами вполне подходящей величины и возраста, то есть уже довольно большими, тоже паслись на склоне, стараясь держаться подальше от козлов со здоровенными рогами. Вообще-то он даже не представлял себе, как из них, путём селекции, можно вывести домашних коз, но был полностью уверен, что если их хорошо и часто кормить, они быстро к нему привыкнут и перестанут мечтать о горах. Туры его времени были очень пугливыми, но уже очень скоро он узнает, какими они были в глубокой, незапамятной древности, когда человек на них ещё не охотился. Возможно, что куда более доверчивыми. Глядя на козлят, им было уже месяцев по шесть, Митяй сразу же прикинул, что штук десять в клетку их точно поместится. Он быстро нашел самое лучшее место для устройства ловушки, довольно высокий дуб, спустился к телеге и сразу же начал готовиться, но не к козлоловству, а к ужину и ночлегу. Ужинали они всухомятку и сразу же после заката солнца Митяй лёг спать, чтобы проснуться ещё затемно.
Проснувшись затемно, он быстро достал из телеги большой рюкзак со снаряжением и принялся собирать клетку размером два на полтора метра. Вскоре начало светать и он, приказав Крафту охранять транспортное средство, отправился к козлиному дубу. Хотя козы и не свиньи, они тоже не прочь подхарчиться желудями, так как едят практически всё, даже сигареты и наволочки, и именно на этом он решил их подловить. Спустившись в предрассветной мгле к дубу, Митяй первым делом достал мешок, пошитый из толстого брезента, и набил его камнями. Вес получился приличный, килограмм за сто двадцать. После этого он сразу же полез на дуб и, вбивая в ствол молотком четырёхгранные, остро заточенные, восьмимиллиметровой толщины гвозди длиной в тридцать пять сантиметров, взобрался повыше, выбрал подходящую для козоловства толстую ветку, растущую на высоте метров в двенадцать, перебросил через неё альпинистскую верёвку и спустил вниз один конец, предварительно обмотав ветку кожаной лентой, пропитанной парафином, после чего вбил в ветку две П-образные направляющие. Второй, более длинный конец верёвки он спустил вниз и по обеим спустился с дуба, после чего вбил в ствол дерева толстый, острый штырь с кольцом и карабином и принялся поднимать противовес своей охотничьей снасти. Митяй поднял тяжеленный противовес почти до самой ветки, привязал верёвку к карабину и принялся расстилать на земле ловчую сеть диаметром шесть метров с уже привязанными к её карабину шестью капроновыми шнурами потоньше, и снова залез на дуб.
На этот раз, поднявшись наверх, он прибил к ветке металлический кронштейн с блочком, затем стопорный механизм, которым надёжно застопорил тот конец верёвки, на котором висел груз, пропустил второй конец через блочок с перехлёстом и спустил вниз уже не всю верёвку, а лишь столько, чтобы к ней можно было привязать капроновые шнуры. После этого ему пришлось спуститься ещё раз, чтобы прицепить к верёвке карабин со снастью и вывалить в посередине сети ведро полусухой каши и разбросать комки приятно пахнущей приманки вокруг неё. Теперь наступила пора залезть на дерево в последний раз и уже не спускаться с него до победного конца. Митяй выбрал слабину, закрепил верёвку, поудобнее устроился на толстенной ветке поближе к рычагу стопора и приготовился ждать козу, её козочек, а также юных козлов. Вот они-то ему и даром не были нужны в количестве более одной, максимум двух, единиц на всё стадо. Хотя свиньи вели себя по отношению к нему довольно вежливо, он прекрасно понимал, что после второго опороса ему придётся пустить их всех, во главе с хряком, как и их первое потомство, на мясо и потом буквально выпоить поросят молоком с рук, чтобы они понятия не имели, кем являлась их родная мамаша.