– Так очевидно же, товарищ генерал армии, что истребитель собьет бомбардировщика.
– Вот видите, товарищ Копец, – обратился Жуков к Копцу. – Даже лейтенант госбезопасности знает, что в воздухе у бомбардировщика нет шансов против истребителя. Так почему же вы посылаете бомбардировщики на задания без прикрытия истребительной авиацией?
Копец покраснел, глаза у него сделались какие-то шальные, и он еле выдавил из себя.
– Виноват, товарищ генерал армии.
Тут Жуков завелся и, не обращая на мое присутствие никакого внимания, заорал.
– Таким командованием ты же меня через пару дней оставишь вообще без бомбардировочной авиации. Да и истребители у тебя хреновые – то и дело их сбивают.
Копец стал красным, как помидор, но при этом молчал. Я поняла это так, что он просто не знает, как объяснить свою беспомощность в роли командующего авиацией Западного фронта. Жуков тоже это понял и просто махнул рукой. Копец повернулся и, пошатываясь, вышел. Тут Жуков заглянул в ящик стола, вытащил оттуда небольшую металлическую фляжку и сунул мне в руки.
– Иди, проследи за генералом. Как бы он чего не учудил. Вот тебе на всякий случай хорошее лекарство.
Я вылетела из кабинета и понеслась за Копцом. Он, все так же покачиваясь, шел вперед по коридору, заглядывая то в одну, то в другую комнату. При этом я заметила, что правой рукой он теребит кобуру своего пистолета. Интересно, что это он задумал. Тут в моей голове что-то щелкнуло, и я отчетливо вспомнила, как на уроках историчка нам рассказывала, что некоторые генералы в первые два – три дня войны стрелялись от растерянности или кажущейся безысходности. А некоторых из тех, кто не застрелился сам, потом арестовали и расстреляли. Уж не надумал ли Копец застрелиться? Вот и ищет пустую комнату. Правильно его понял товарищ Жуков. Тут, как раз, поиски увенчались успехом, и Копец зашел в комнату. Я влетела вслед за ним. Он уже вытаскивал из кобуры пистолет, когда я левой рукой закрыла за собой дверь, а правой рукой врезала ему прямо фляжкой в солнечное сплетение.
Генерал согнулся пополам. Пришлось мне ухватить Копца, чтобы он не упал на пол, и дотащить до стула. Пока тащила, подумала, что хорошо, что летчики-истребители все, как на подбор, некрупные. Такого даже я смогла без особых проблем усадить на стул. Он еще пытался продышаться, а я тем временем отвинтила колпачок фляги и понюхала. Там оказался коньяк. Вроде бы даже очень не плохой, хотя в эксперты я точно не гожусь. Я налила немножко прямо в колпачок и чуть ли не силой влила в рот Копцу. Подождала минуту и налила второй колпачок. Его Копец выпил уже самостоятельно. Потом взял фляжку и выпил третий.
– Ну что, генерал, пришли в себя? Тогда скажите, какого хрена (подставьте правильное слово) вы задумали стреляться. Герой Советского Союза, на которого должны равняться рядовые летчики. Вы такой пример хотите им подать? Чего молчите?
Копец глубоко вздохнул и как-то тоскливо посмотрел на меня.
– Вы что, меня сейчас арестуете?
– Ага, вот только разуюсь! Стала бы я вас коньяком отпаивать! Придите в чувство. Что с вами случилось?
На самом деле я уже примерно поняла, что именно случилось с генералом. Он попал в неожиданную ситуацию, к которой совершенно не был готов, и полностью утратил ориентацию. Когда он был простым летчиком-истребителем, то всегда был готов к бою. Тут неожиданностей не было. Вот враг, его надо сбить. Он финтит так, а я буду финтить эдак. Кто кого перехитрит. Все ясно и понятно. НО, будучи отличным военным летчиком, он стал плохим генералом. Точнее он стал генералом мирного времени. А тут война. От его решений зависят жизни сотен летчиков. И генерал Копец растерялся. Ему нужен психотерапевт, каковым я, естественно не являюсь. Пока я думала, Копец, наконец, разродился.
– Ну не знаю я, как руководить авиацией всего фронта. Просто не знаю. Мозгов не хватает. Мне бы самому в кабину истребителя и в бой. А тут планировать, обеспечивать, действовать согласованно. Не получается. И начштаба не ко времени заболел и попал в госпиталь.
– Так что прикажете делать? Мне вместо вас взяться за командование авиацией? А я вообще ничего в этом не понимаю. И товарищ Жуков в этом мало понимает. Короче сделаем так. Вы едете к себе и в меру сил продолжаете командовать с учетом того, что сказал товарищ Жуков. Истребителей, насколько мне известно, у вас пока хватает. Тем временем я постараюсь поговорить, чтобы вас заменили. Полком-то вы командовать сможете?
– Полком смогу. А кто вы такая, чтобы давать такие обещания?
– Я порученец товарища Берия, временно прикомандирована к товарищу Жукову. Так вы как? Пришли в себя?
– Пришел. Спасибо, лейтенант. Пожалуй, пойду.
– Идите, товарищ генерал, только фляжку верните. Это имущество товарища Жукова. И знаете, мы все сейчас заново учимся воевать, так как раньше воевали совсем по-другому. И если не научимся, то погибнем.
Копец отдал мне фляжку и уже твердым шагом двинулся на выход. А я с фляжкой вернулась к Жукову и передала ему наш разговор, добавив, что готова сама доложить обо всем товарищу Берия. Жуков подумал минуту и сказал, что попробует сам решить этот вопрос. Мои действия одобрил.
Через пару дней товарищ Жуков где-то нашел для Копца хорошего заместителя, и потери заметно снизились, хотя и оставались слишком большими. Один раз Копец не выдержал, и сам полетел в сопровождении. Во время воздушного боя сбил один самолет, а в своем привез двадцать три пробоины. Жуков его за это обматерил по телефону, а я не удержалась и потихоньку от Жукова позвонила и поздравила Копца с открытием счета в этой войне.
4.
С Копца и нашей авиации мои воспоминания переключились совсем на другое. Мне вдруг в голову пришла вообще идиотская мысль, что как раз сегодня мой день рождения. Нет, вообще-то я родилась в конце августа, но с учетом того, что я перенеслась назад не только без малого на семь десятков лет, но и еще на пару месяцев, то как раз сегодня мне исполнилось двадцать биологических лет. Обычно в день рождения мама пекла вкусный пирог, а папа шел на рынок и выбирал большой и сладкий арбуз килограмм на 15. К нам на дачу приезжали родственники и мои друзья. По мере прибытия все подключались к настольному теннису и к старинным играм вроде крикета и «серсо», причем играли и взрослые и мы. А к обеду, когда все уже были в сборе, на террасе накрывался большой раздвижной стол, и начиналось торжество. Эх, славное было время, которое я не умела ценить. А теперь вот в качестве подарка могу получить только несколько осколков разной формы и пару фингалов от летящих в разные стороны камней.
Плюнув на эти воспоминания, я переключилась на современные проблемы. Сдаем Минск. И ведь вины нашего Западного фронта в этом практически нет. Менее, чем через час, после начала артобстрела и первого авианалета наши войска уже вступили в бои. Мосты взорвали почти все. Если не ошибаюсь, то немцы смогли захватить в целости и сохранности только один мост. Но они, заразы очень быстро сумели навести понтонные переправы – все-таки двухлетний опыт боевых действий что-то значит. А потом повалила такая масса войск, что нам все время приходилось пятиться. Но самое неприятное оказалось в том, что основной удар пришелся не на нас, а севернее, в Прибалтике. Там после двух дней боев немцы захватили Вильнюс и далее пошли, как по широкой магистрали. Почему там так провалились наши, пока никто не знает, но оценка Жукова о ширине прорыва очень похожа на правду. А сил и, что главное, транспортных средств для нанесения ударов с фланга, по словам товарища Жукова, у нас просто нет. Вот и приходится медленно, но верно отступать. Единственный небольшой плюс пока лишь в том, что немцы постепенно растягивают свои коммуникации. А с учетом того, что железнодорожные пути мы тоже успели как следует повредить, скорость их продвижения вглубь страны скоро должна замедлиться. И на Юго-Западном фронте у них тоже не все гладко. Так что шансы их как следует затормозить все-таки есть.
А вот самолеты уже летят назад. Нашу машину, слава богу, не заметили, а больше тут не было объектов для бомбежки, поэтому они бомбили где-то дальше. Мы вылезли из воронок и пошли к машине. Слава богу, что бомбардировщики ее не заметили, но дальше дорога метров на двадцать так была перепахана предыдущими бомбежками, что пришлось нам с майором вручную перетаскивать машину с Лешей за рулем к тому месту, с которого уже можно было ехать. Попыхтели, но справились. И еще через час мы уже были в штабе. Поскольку меня тут кое-кто знал, то к Кузнецову я попала почти сразу. Вручила ему пакет и стала ждать. Он нетерпеливо пакет разорвал, прочитал и посмотрел на меня.
– Вы знаете, товарищ Северова, что в этом пакете?
– Главное знаю, товарищ генерал-лейтенант. Тут приказ об оставлении Минска.
– Вот именно. Мы все время отступаем, и теперь командующий приказывает сдать столицу Белоруссии. Как мы жителям в глаза смотреть будем?
– Будем надеяться, что они нас поймут. И еще будем верить, что через какое-то время мы сюда вернемся уже окончательно. Вот тогда и насмотримся друг другу в глаза.
– Да, если бы не знал вас лично, то ни за что бы не поверил в такой приказ.
– Вот товарищ Жуков поэтому меня сюда и послал.
– Ладно, идите, отдохните и в обратный путь.
– Разрешите вопрос, товарищ генерал-лейтенант?.
– Слушаю вас.
– Как дела в 85-й дивизии?
– Дивизия сражается изо всех сил, но вот генералу Окулову не повезло. Два дня назад во время внезапного прорыва немцы подобрались почти вплотную к его штабу, и его тяжело ранило. Вчера самолетом Окулова вывезли в Москву. Будем надеяться, что там его вылечат.
Вот тебе и раз! Я от огорчения чуть не села в присутствии генерала. Бедный Федор Савич. Хитрый, умелый, осторожный, но не уберегся, и вот теперь в госпитале врачи будут бороться за его жизнь. В расстроенных чувствах я вышла от командарма, и тут меня окликнули.
– Товарищ Северова, Анна Петровна.
Ко мне подошел незнакомый капитан.
– Вы меня не знаете, но я хорошо знаком с вашим мужем. Помните, он как-то звонил мне, просил, чтобы я о вас поговорил с командармом по поводу поездки в 85-ю дивизию?
– Подождите, припоминаю. Вы Гена?
– Так точно. Вы о супруге что-нибудь слышали?
– Пока нет. Тут все время такая неразбериха, что нагружать кого-то своими личными делами пока не считала возможным.
– Ну так я вас порадую. Два дня назад Вася был жив и здоров, хотя на лицо заметно спал. Он со своими людьми присоединился к 85-й дивизии и участвовал в боях под Гродно. Именно он отправлял в тыл товарища Окулова.
– А где он сейчас?
– На данный момент не знаю. А вы по-прежнему порученец командующего фронтом?
– Так точно.
– Хорошо, если еще раз встречу, то передам ему от вас привет и скажу, где вас искать.
– Гена, большое спасибо. Век буду вам благодарна.
Я козырнула и пошла к машине. Отдыхать буду в машине на обратном пути. Смолицкого мне ждать не нужно – он дальше сам разберется, что и как. Кстати, автомат майор, по зрелом размышлении, забрал с собой, а гранаты оставил. Ну и правильно. Тут он, если что, еще себе раздобудет, а нам в дороге могут пригодиться, тем более, что мы с Лешей обратно поедем вдвоем.