– Ясно, товарищ командир, роту – значит роту. – Ответил подполковник, и повернулся к саперу. – Пусть твои саперы, Сидоров, проверят вон ту балку, если надо подготовят просеку, чтобы мои ребята в ней не застряли, когда побегут. И смотри не перестарайся, чтобы наши танки прошли, а немецкие, если преследовать будут, не смогли. Проходимость у них точно похуже нашей, видел в Польше.
– Ну, ладно, эта отвлекающая, а основную засаду где думаешь устроить, – спросил Катуков.
– Километров через восемь отсюда дорога большую петлю делает, километра четыре, заболоченную старицу обходит. Танковый полк на этой петле поместиться должен.
– Ну поехали посмотрим, что ты там задумал, – сказал Катуков.
Подождав, пока капитан отрядил ехавших во второй эмке подчиненных проверить лесок и балку, они сели в машину и поехали дальше. Молчавший до этого шофер вдруг спросил:
– Значит всё–таки война, товарищ полковник?
– Да, Золотарёв, война. – Ответил на его вопрос Катуков и добавил. – Но если ты хотя бы кому–нибудь об этом скажешь до её начала, я собственноручно тебя в НКВД отволоку.
– Разве я не понимаю, товарищ полковник, – откликнулся тот.
В салоне опять воцарилось молчание, узнавшие не далее как вчера эту новость, офицеры сами ещё не свыклись с мыслью, что мирная жизнь закончилась. Пришла пора выполнить то, к чему их все эти годы готовили – дать отпор агрессору. Катуков вспоминал, как на сообщение о нападении немцев двадцатого мая, поинтересовался о действиях вверенного ему корпуса, если немцы не решаться на эту глупость. Представитель Генштаба в Киевском особом военном округе генерал Василевский, посмотрел на него тяжелым взглядом и ответил, что война всё равно будет, если не начнется в мае, то в июне обязательно. И тогда новоиспеченный командир корпуса понял что всё серьёзно.
Полковник по званию, Катуков до сих пор не понимал, почему его назначили командовать корпусом, конечно, при бригадной организации танковых корпусов, танков в нём ненамного больше, чем числилось по штату в его бывшей дивизии. Вот правда танки другие, мечта а не танки. Две сотни Т–34, и четыре десятка КВ, собранные в одном месте, такой аргумент, что заставит считаться с собой любого противника. Да и легкие танки, а их почти сотня, треть состава танковых бригад корпуса, самые лучшие из их типа – БТ–7М. А две недели назад пригнали в корпус новинку – полк самоходных установок, двадцать одна машина. Катуков со штабом сам лично встречал невиданную технику. Самоходки, конечно, разрабатывали и раньше, но какие то были машины – трактор с пушкой на горбу – ни скорости, ни защиты, всего достоинств что сам ездит. А эти красавицы покорили его сразу. Полностью бронированные, с мощной пушкой в 85 миллиметров в скошенном лобовом листе на ходовой тридцать четверки. Длинноваты, конечно, и при наводке нужно поворачивать всю машину, но мощь пушки такая, что любой танк навылет. Коекто из офицеров штаба пытался критиковать неудачную компоновку, большую длину, мол в стандартный ангар не войдет. Но Катуков сразу оценил важность такой машины, а когда командир полка, молодой майор, обрисовал на совещании тактику применения его машин, сомневающихся не осталось. Были и ещё сюрпризы. Через неделю после первых самоходок пришла ещё одна батарея, теперь уже тяжелых на базе КВ с пушкой калибром в 152 миллиметра. Здесь уже засомневался и он сам, никаких преимуществ перед КВ–2, с такой же артсистемой, она не имела. Услышав такую оценку, командир батареи попросту подогнал свою машину к стоящему в парке КВ–2 и поставил рядом. Лучшего объяснения трудно было придумать. Самоходка была почти на метр ниже танка, а это несколько сотен метров незаметности, а то что пушка только вперёд смотрит, так и из КВ–2 под большими углами к корпусу стрелять не рекомендуется.
Пришли в корпус и другие новинки. Дивизион реактивных установок, действие которых и сам Катуков представлял смутно, но командир дивизиона пообещал, что увидев залп его установок хотя бы один раз, запомнишь на всю жизнь, а если под их обстрел попадешь, то и в аду после смерти не страшно будет. Прибыл и дивизион обычных минометов, но невиданного калибра в 160 миллиметров, и тоже самоходные, на базе старого доброго Т–26, лишенного башни. Два артиллерийских полка обычных пушек никого уже не удивили. Всё это вместе создавало такую мощь, что поставленная перед Катуковым задача остановить немецкую Первую танковую группу, уже не казалась такой невыполнимой как вначале. Четыре сотни стволов вразумят любого противника, если, конечно, их грамотно применить. Взять, к примеру механизированные корпуса, в состав одного из которых входила три месяца назад его дивизия. Девятьсот танков! А толку, если они все к пехоте привязаны. Разбросали по полкам и дивизиям, вот и получились вместо бронированного кулака растопыренные пальцы. Слава богу, пришла кому–то умная мысль преобразовать этих монстров. Вместо одного громоздкого и плохо управляемого корпуса создать три поменьше – один танковый и два механизированных, уже на бригадной основе, а не дивизионной. Конечно в цифрах они смотрятся не так внушительно, но Катуков понимал, что эффективность их действий повысится. Теперь впереди будет танковый кулак из его корпуса, а позади уже железные пальцы механизированной пехоты, которые будут подметать ошметки того, что он разнесёт.
Только бы какому–нибудь «"гению"» из высших штабов не пришла в голову мысль вмешаться и забрать из–за его спины механизированные корпуса, без мощных резервов он не устоит. Ведь против него у немцев два их танковых корпуса, и численность у них не такая, как у нас. Это больше тысячи танков собранных в едином кулаке! И Клейст противник серьёзный, такого шапками не закидаешь, как любили недавно орать на собраниях.
Всё–таки что–то поменялась в стране. Раньше таким крикунам полная воля была, чем более дурацкая идея, тем больше почёта. И комиссар бдительно следил за их благополучием, не дай бог, накажешь такого активиста за провинность, сразу получишь по первое число за придирки к ценному сотруднику. А сейчас те, кто ещё остались в частях из прежних любителей повоевать шапками, сидят тихо как мыши вблизи кота. Впрочем и «"кот"» теперь другой, старого комиссара, большого любителя порассуждать о тактике и стратегии танковых действий, хотя он в них совершенно ничего не понимал, перевели куда–то на Дальний восток, а вместо него прислали в корпус молчаливого дивизионного комиссара Гурова. Этот на первом же собрании одернул самого большого активиста майора Гинзбера, введя этого надутого индюка в крайнюю степень изумления, а всех его последователей в состояние тягостного недоумения. А когда через три дня за Гинзбером приехал «"черный ворон"» с лейтенантом НКВД, это событие вызвало в среде его друзей и последователей такой переполох, что четверо ближайших немедленно прибежали к командиру корпуса проситься в отпуск по состоянию здоровья. Катуков отпуск дал с молчаливого согласия нового комиссара, резонно полагая, что если их будут арестовывать, то желательно подальше от части, незачем людей лишний раз нервировать. Оставшиеся никак себя не проявляли, старательно выполняли свои обязанности и пытались понять куда «"дует новый ветер"», чтобы вовремя сориентироваться. Но комиссар молчал, а газеты старательно шли прежним курсом. Самый храбрый или дурной, что впрочем в данной ситуации одно и то же, написал донос на комиссара. И вскоре отправился за своим другом. Состояние тихой паники, царившее среди «"активистов"», переросло в неконтролируемый ужас, они с собачьей преданностью смотрели в глаза комиссара, ожидая любой команды, но тот молчал. Толку в таком состоянии от них было мало и Катуков решил поговорить с комиссаром.
– Кузьма Акимович, вы бы решали что–нибудь с ними. – Начал он разговор с дивизионным комиссаром. – Никакого от них толка. От всего шарахаются, пить начали, служебные обязанности выполняют с каждым днём всё хуже. Или успокойте их, или…
– Что или, Михаил Ефимович, или арестуйте? Катуков молча кивнул головой. Комиссар усмехнулся и добавил:
– Да никто их не сажает. Просто такие идиоты сейчас нужны в другом месте. Вот мы самых отъявленных вылавливаем и отправляем туда, где они своей глупостью принесут наибольшую пользу.
– Да какая польза от дураков? – удивился Катуков.
– Не скажи Михаил Ефимович, польза от дураков может быть немалая, если этих болванов нашим врагам показать для их же успокоения. – Ответил Гуров.
– Кузьма Акимович, а кто у нас сейчас враги? – Решил прощупать почву комкор.
– Ты, товарищ командир корпуса, газет что ли не читаешь? – Заулыбался Гуров. – Ну и правильно делаешь. А кто враги? А ты на запад посмотри – вот там до самого океана у нас враги. Некоторые явные, большинство пока скрытые, но враги все, уж поверь моему опыту.
– Справимся ли, Кузьма Акимович, – спросил Катуков.
– Должны, комкор, выхода другого у нас нет. – Ответил Гуров и добавил. – А с этими дураками я поговорю. Тех кто поумнее приструним и на месте оставим, ну, а кто неисправим, тех в тыл сплавим. Пусть энкавэдэшники сами с ними разбираются. Нам тут и без них работы хватит.
– А когда начнется, – продолжал интересоваться комкор.
– Сам не знаю, – ответил Гуров, – но должны предупредить. За какое время до начала тоже не знаю. Так что нам с тобой готовиться так, будто уже завтра в бой.
С того разговора прошло два месяца, Катуков сам отдыха не знал и подчиненных гонял как сидоровых коз, ежедневно ожидая приказа о начале, хотя в душе теплилась надежда, что всё же обойдется. Не обошлось! Вчера с утра собрали всех высших командиров и сообщили, что по данным разведки развертывание немецких войск у советской границы завершилось и их командование получило приказ о переходе нашей границы в три часа утра двадцатого мая. После этого всем командирам вплоть до дивизионного звена раздали боевые приказы для ознакомления и выполнения. Прочитав свой приказ, Катуков поначалу просто ошалел. Ему, ни много ни мало, предписывали во встречных арьергардных боях измотать и разгромить танковые дивизии Первой танковой группы немцев.
– Ты полковник не пугайся. – Увидев его ошарашенный вид, сказал ему Василевский, представлявший Генштаб, а следовательно и Сталина. – Не тебе одному это делать. Но тебе стоять насмерть и дальше указанного рубежа отойти ты не имеешь права. В усиление получишь две артиллерийские противотанковые бригады. Вместе с тобой оборону будет держать девятый мехкорпус, а восьмой за вами будет в резерве стоять, на тот случай, если Клейст всё–таки прорвётся. Основные детали плана получишь в штабе округа, а частные детали операции сами разработаете. Твоя задача втянуть танки немцев в бои на изнурение, чтобы Клейст кинул в бой всё вплоть до резервов вторых эшелонов, а когда это произойдет мы его по заднице приголубим ещё парой мехкорпусов. Но, сам понимаешь, танки у них не чета твоим, по тылам погулять они сумеют с большой пользой, а во встречном бою удара немцев не выдержат. Прямой удар держать тебе, для того тебе новую технику дали. Поэтому приказываю: в течение 15 и 16 мая разработать подробный план операции с привязкой всех деталей на местности; 17 мая доложить план операции командиру механизированной группы генерал-майору Рокоссовскому; 18 мая предоставить доклад в штаб округа; 19 вечером и ночью двадцатого мая занять подготовленные позиции и ждать подхода противника.