— Ты шутишь, Саня?
— Светланка, выйдешь за меня, а?
— Всегда такой очень решительный?
— Нет, очень волнуюсь… И как обалдуй выгляжу, наверное, — искренне сказал он.
Ох, Малышев!
— Сань, а поцеловать можешь?
Если у него такие намерения, можно и… Вот и решена главная проблема, которая занимала ее в последние дни. Она специально уже неделю принимала противозачаточные таблетки. Он медленно наклонился к ней, прижался губами к ее губам. Каким-то вялым, искусственным был этот поцелуй, как будто губы его вдруг стали резиновыми.
— Сань, у тебя были другие девушки, с которыми ты спал?
— Только никому не говори, ладно?
— Ладно.
— Нет. Я не хотел. Конечно, на всяких там пьянках были соблазны, девушки хотели, но я… Сильный человек. Я шел к тебе, понимаешь?
— Понимаю…
Она обняла его, жадно прильнула к его губам. Уже лучше получилось. Скользнула пальцами по его джинсам — ого, как возбудился! И уже хотела, его хотела, этого странного Саню, для всех — известного хулигана, а для нее — так прямо плюшевого мишку. Такое кого угодно может возбудить.
— А у тебя? — спросил он, отрывая губы от ее губ. — Кто-то был уже?
— Нет, ты первый, — с радостью сказала она.
— Я? Когда это я успел… — озадаченно пробормотал он.
— Да, Саня, да!
Видя его нерешительность, она положила обе ладони на его затылок, пригнула голову к своему животу и упала навзничь на диване, успев поддернуть юбку так, что перед его глазами были белые трусики. Не зря же она принимала противозачаточные таблетки. Решила для себя, если у него серьезные намерения, то у нее тоже. И значит, какой смысл лишать его и себя того, что хочется? Он снял зачем-то носки, стащил джинсы, потом приспустил ее трусики и уставился на смятую растительность ее лобка.
— Светланка…
— Ну, Саня, если мы любим друг друга…
— Я почему-то не могу… — сказал он и прижался губами к смятым волоскам. Поднял голову, виновато улыбнулся. — Ты такая красивая, и эта прокурорская квартира… Светланка… — И снова прижался губами к ее горячему телу.
А она улыбалась, благо он не смотрел больше на ее лицо, ей нравился такой Малышев, ну просто чудо! А его поцелуи были слаще… всего. И тут в дверь позвонили. Она торопливо подтянула трусики, поправила юбку.
— Неужто мать?
— Я так и знал, — обреченно сказал Малышев, торопливо напяливая джинсы.
Звонок в дверь смолк, щелкнул замок, мать знала, что она сейчас дома, готовится к выпускным экзаменам. Она вскочила с дивана, побежала в прихожую, услышав голос матери. Да и хорошо, что побежала, а то бы мать увидела Саню в клетчатых трусах… А дальше было то, что вспоминать не хочется. Саня убежал, даже носки свои оставил у ее дивана. Зачем он их снял? Можно ведь было и в носках… Потом, после грубого разговора с матерью, она готовилась к экзаменам, да как готовилась? То и дело мысли возвращались к Сане. Теперь, когда он не смог, когда растерялся, она верила ему больше, чем когда-либо. И уже точно знала, что станет его женой. И плевать на то, что думают об этом другие, включая и собственную мать.
Ночью она положила его носки рядом с собой и нюхала их Носки как носки, пахнут потом, но не очень. А все же — пахнут, ЕГО потом! И так приятно было вдыхать этот запах и думать, что завтра они встретятся, она вернет ему носки, а он? Что-нибудь придумает для новой встречи? Ведь понял, что она согласна, тоже хочет… Никогда не думала, что мужские носки могут так приятно пахнуть…
Светлана тяжело вздохнула, спрятала лицо под подушку.
— Саня, я люблю тебя, только тебя одного. И я дождусь тебя, обязательно дождусь! Мы снова будем вместе, Саня…
Слезы катились по ее щекам, и скоро наволочка стала влажной. Подумала — надо было хоть носки его взять, теперь бы спала с ними, дышала их запахом. Да вот не догадалась! Теперь плачь и думай, какой дурой была.
Он же потом стал обалденным любовником, и вообще, с ним она жила как в сказке. Ну да, это была сказка, и она… да просто сама себя не помнит. Счастье — как его запомнить? А оно не запоминается. Оно проживается и… уходит.
Глава 4
— Пас! Пас! Дай мяч, козел! Ну, сука, я тебе рога поотшибаю за это!
Судья свистнул — перерыв, и разгоряченные футболисты отправились на свои скамейки. Это был не матч высшей лиги по мини-футболу, а состязание двух команд в колонии общего режима. Первой бригады со второй. Новшества министра Грызлова дошли и до этих действительно не столь отдаленных от Москвы мест. А и вправду, городок Дорохин во Владимирской области не так уж далеко от столицы. И то, что здесь осужденные играют в мини-футбол, тоже понятно, потому что недалеко от столицы и журналисты снимают этот поединок, чтобы потом заявить на всю страну — в наших лагерях и тюрьмах все нормально. Правда, специального зала для игры не имелось в наличии, но была волейбольная площадка, на ней и играли.
— Козел этот Бадя, я ж ему орал — дай мне пас, мудак! А он сам поперся… — сжимая кулаки, сказал худощавый мужик лет тридцати со злыми серыми глазами.
— Заткнись, Диван, — с досадой сказал Малышев. — Бадя правильно все делал, только забить не смог.
— И мы проигрываем этим козлам! — махнул рукой Диван. Такая была у него кличка. Ну а какой она может быть у человека по фамилии Иванов, да еще с именем Дмитрий? Д. Иванов — и есть Диван.
— Ну и что?
— Малыш, тут полный привет. Ни хрена мы не тянем против них. Ну, если бы мы с тобой вдвоем против двоих, тогда другое дело. А так… полный бред.
— Ты думаешь?
— Да точно знаю. Бадю не нужно было брать в команду.
— Да вроде крепкий мужик…
— А тупой до невозможности. Нет, Малыш, тут нам вряд ли подфартит. Ну, лады, будем биться…
— Погоди хоронить, Бадя, иди-ка сюда.
— Чё надо, Малыш? — пробурчал огромный брюнет, подходя к Малышеву.
— Будешь играть в защите. Если что — коси их нападающих. Ты все понял?
— Лады, Малыш, — флегматично сказал здоровяк, пожимая плечами. Посмотрел на Дивана и добавил: — Будешь орать на меня, мячиком попаду — и сломается… Диван.
— Дождется этот громила, скажу Бронку, он ему быстро рога поотшибает! — прошипел Диван, когда Бадя отошел.
— Остынь, — сказал Малышев.
Они с Бадей попали в колонию в один день почти восемь месяцев назад, и поначалу оба чувствовали себя прескверно, поэтому держались друг друга. Бадя, люберецкий бандит, пришел сюда на пять лет, Малышев на три года. Если учесть, что месяц сидел под следствием, осталось еще два года и три месяца. Вообще-то приняли их нормально, Вадим помог, снабдил нужными рекомендациями, как вести себя на первых порах, да и пахану «привет» с воли прислал, попросил присмотреть за другом, не давать его в обиду. Но пахан блюдет воровские законы, и если человек слаб и не может постоять за себя, никакой пахан ему не поможет. Тот же Диван, он уже отмотал три года из семи, попытался сделать из Малышева «шестерку», получил жесткий отпор, успокоился, а вот другие не сразу поняли, с кем имеют дело. Несколько раз Малышеву приходилось драться с тремя, а то и больше противниками. Устоял. Как-то они вместе с Бадей выдержали в умывальнике атаку сразу десятерых отморозков. Битва еще та получилась, и они по крайней мере не проиграли. Узнав об этом, пахан сказал зачинщику:
— Не можешь — не берись, усек? Еще раз рыпнешься — будешь иметь дело со мной.
Он вообще был немногословен, этот сухой, жилистый старик, и хотел только одного — чтобы понятия соблюдались и было спокойно. И мог этого добиться запросто.
После того случая Диван записался в друзья к Малышеву, понятно почему — с таким корешом можно жить спокойно, а Бадю возненавидел — конкурент!
Этот матч они все же проиграли. После финального свистка журналисты стали брать интервью у осужденных, Малышев отошел в сторону, присел на пожухлую траву. Со стороны смотрел на красивую женщину, телекорреспондента в короткой курточке и синих эластичных брюках, плотно облегающих задницу. Когда она наклонялась с микрофоном к тем игрокам, которые сидели на скамейке, стараясь отдышаться, это было такое зрелище…
Вот уже девять месяцев он живет без женщин, и это после того, как был счастлив с самой красивой девушкой в мире! Тяжело… Светланка несколько раз приезжала к нему, но… Он чувствовал, что теряет ее. Медленно, почти незаметно, да теряет. И ничего не может с этим поделать, абсолютно ничего! Она учится в институте, теперь это сплошь академии да университеты, вокруг до черта разнаряженных козлов с мобильниками, кто-то рано или поздно уломает ее. Потому как — а чего она может ждать от него? Ни квартиры, ни образования, ни денег… Да, любит она его, пока еще любит, но три года — слишком большой срок. А Светланка очень красивая девушка. Был бы рядом — наизнанку бы вывернулся ради нее… А он за колючей проволокой с охранниками на вышках. Это страшное ощущение собственной беспомощности! А без нее для него и жизни нет.
Вспомнился их первый вечер, когда он смог…
— Проходи, Светланка, мы живем скромно, так что не удивляйся.
— Да нормально, квартира такая же, как у нас.
— Батяня крепко поддает, но я на него не обижаюсь, понимаю. Пару лет назад маманя сдернула к какому-то сучку, нефтянику. Просто взяла и сдернула. Ну он с работы полетел, поддавать начал.
— Как это — сдернула?
— Да так. Сказала, что полюбила другого мужчину. Батяня был классным журналистом, все шло к тому, что скоро поменяем эту квартиру на новую, но маманя не стала ждать. Устроила себе «светлое будущее» сразу. Я тогда стал заниматься карате, у отца деньги еще были, с одной только целью — зашибить этого нефтяника. Буцаев его фамилия.
— И она… забыла о тебе?
— Да нет, бабки предлагала, всякие круизы, но мы с батяней измен не прощаем. Была, правда, мысль сказать, чтобы купила мне самый навороченный «мерс», чтобы тебя соблазнить, но… Отца я не мог предать. Долго доставала меня, а потом успокоилась. А я уже не хотел зашибить ее нового мужа.
— Да? Как странно… Когда мне было девять лет, убили папу, и мы остались вдвоем с матерью.
— Светланка, только не нужно о твоей матери. Я больше не приду к тебе. Батяня будет гулять пару часов, они наши. У меня есть растворимый кофе, хочешь?
— Нет… то есть да. То есть…
Он улыбнулся, обнял ее и повел в свою комнату. Войдя в нее, Светлана улыбнулась. Он понял почему — похожа на ее собственную комнату, и диван почти такой же, и телевизор напротив дивана на тумбочке. Он долго целовал ее податливые губы, а потом осторожно уложил на диван, лег сверху, целуя ее.
Она стонала, она дергала бедрами, а когда он задрал юбку и стащил ее белые трусики, уже не стеснялась своей наготы. Он быстро снял джинсы вместе с трусами, не в силах оторвать восторженного взгляда от нее. Господи, как же это было красиво, то, о чем он так долго мечтал ночами! Она ждала, и он осторожно вошел в это чудо природы, в этот завораживающий, пугающий и сладостный мир. И хотелось остаться в нем, раствориться, стать капелькой слизи на его поверхности.
— Саня… Саня, мне больно… ох, больно… — забормотала она, судорожно обнимая его.