Да, без малого чуть не влип. Впредь наука будет, осторожнее надо с особистами держаться.
Всю ночь в тылу за нами урчали моторы, а утром на немцев пошли свежие силы частей РККА. Нас — тех, кто уже сидел в траншеях, пока не трогали. Я так понимал — на случай, если немцы снова отобьют атаку, чтобы удержаться хотя бы на этих позициях.
Однако же на этот раз наступление оказалось более успешным. Танки и пехота прорвали немецкую линию обороны и устремились вглубь территории, занятой противником.
Кравцов объявил срочное построение взвода. Довольно улыбаясь, сообщил:
— Погнали мы немецкого гада на запад! Теперь будем бить и гнать, пока последнюю нечисть с нашей советской земли не прогоним.
Все прокричали нестройное «ура».
— Значит, приказ нам дан такой. Выдвигаемся за наступающими частями. Поскольку мы разведка, собираем все документы — в блиндажах, у убитых офицеров. Особенное внимание на карты и шифрограммы. Задача ясна? На сборы даю пять минут. Разойдись!
Все бросились собирать вещи в вещмешки, называемые на фронте «сидорами». Хоть и немного имущества у солдата, но уложить его надо. Ничего лишнего — только чтобы умыться, побриться, воротничок свежий подшить, прорехи в одежде зашить, сапоги почистить. А еще — нательное белье чистое, у кого есть, заначенная банка тушенки, письма родных, табачок в кисете, портянки. Немудрящее имущество, а все же свое.
Через пять минут с оружием и «сидорами» мы уже стояли на площадке.
— Налево! Шагом марш!
Взвод пошел до немецкой передовой, теперь уже бывшей, а там все разошлись цепью. Шедший со мной рядом усатый украинец Кандыба увидел немецкий блиндаж:
— О! Небось офицерский! Пойду, пошукаю трошки.
Открыв дверь, он шагнул в блиндаж, и почти сразу прогремел взрыв. Немцы поставили мину-растяжку. Приспособление нехитрое: внизу, на уровне ладони, от пола протягивалась бечевка или проволока к чеке. Задел неосторожно — и ты уже на небесах. А нам — наука. Жаль Кандыбу! А ведь на его месте мог быть любой из нас…
С таким коварством мы столкнулись впервые. И каждый сделал для себя вывод. Документы если и находили, то только у убитых. Немцы, хоть и отступали в спешке, документы уносили с собой.
Наши танки и пехота продвинулись километров на пять и увязли в эшелонированной обороне: немцы успели закрепиться по глубине фронтовой полосы. Наступающие цепи попали под сильный огонь противника из заранее подготовленных траншей полного профиля и пушек, врытых в землю. Наши танки они сожгли с ходу, а пехота без поддержки залегла под пулеметным огнем. О продолжении наступления не могло быть и речи. Пехотинцы спешно окапывались, зарываясь в землю — теперь только она могла защитить от смертоносного огня.
А тут еще показались строем немецкие пикировщики. Приближающийся гул загруженных бомбами стервятников заставил пехотинцев вжаться в землю. Казалось уже, спасения нет. Чьи жизни оборвутся в воронках-могилах?
Но нанести бомбовый удар они не успели. В небе появились три звена наших истребителей. В окопах их появление было встречено восторженно. Стало быть, не разбита еще наша авиация! Я впился глазами в краснозвездные «ястребки». «Наконец-то! Задайте, соколики, этим с… жару!» — с надеждой следил я за ними.
Юркие истребители стали кружиться вокруг тихоходных «Юнкерсов», не подпуская их к линиям окопов. Высоко в небе слышался треск пулеметных очередей. Вот один «Юнкерс» задымил и пошел к земле, за ним — второй. «Ура!» — неслось из окопов.
«Юнкерсы» повернули на запад; сбросив бомбы в пустое поле, они попытались уйти. Куда там! Истребители, хоть и были устаревших типов — И-15 и И-16, вцепились в немцев, как клещи в собаку. На наших глазах загорелся и упал еще один «Юнкере». Над передовой раздался восторженный вопль. «Ага, не нравится?» — ликовала пехота.
Клубок самолетов сместился на запад, и мы не могли увидеть, чем кончился воздушный бой.
Постепенно опустились сумерки. Появился командир взвода Кравцов.
— Вот что, парни. Командование требует взять «языка». Не стану скрывать: дело трудное, почти невозможное. Мы не знаем, где находятся их пулеметчики, не знаем проходов. Но приказ есть приказ. Нужна группа из трех человек. Добровольцы есть?
Вызвались даже четверо. Двоих Кравцов сразу отсеял — не обижайтесь, хлопцы, но наберитесь опыта сначала. Повернулся ко мне:
— Петр, приказывать не могу — ты ведь теперь снайпер. А по-человечески прошу. У меня половина взвода только осталась, да из них с опытом — единицы.
Не хотелось мне соглашаться, но когда командир просит, отказать трудно.
— Кто будет командиром группы?
— Я сам и пойду.
— Тогда согласен.
Мы взяли немецкие автоматы, сдали старшине документы, попрыгали — не стучит, не бренчит ли чего? На прежних позициях мы знали проходы по нейтралке, расположение пулеметных гнезд, а их ближний тыл не хуже своего представляли. Теперь же — полная неизвестность. И еще — в наших окопах находились незнакомые нам бойцы и командиры. Полк до того необстрелянный был. Следовательно, опыт поддержки ночной разведгруппы надо было у бойцов еще нарабатывать. Туда-то мы пройдем, а как возвращаться будем? С перепугу примут нас за немцев да с десяти шагов и постреляют всех. Были уже такие случаи, правда, не в нашей дивизии, но Кравцов об этом как-то говорил. Много нюансов у разведчика, которые могут привести к провалу или срыву операции: чего-то не учел, недосмотрел. В результате — в лучшем случае задание не выполнил, а в худшем — и думать не хотелось. Потому важно было договориться с пехотой на передовой о сигналах опознания.
Сначала мы шли, потом поползли к передовой. Немцы с завидной регулярностью, как по часам, пускали осветительные ракеты.
Кравцов нашел командира роты, договорился с ним об условленном сигнале — двойном свисте, чтобы по возвращении не попасть под пули своих же.
Мы выбрались из окопов и поползли по нейтралке.
Глава 7
Кравцов полз впереди, ощупывая перед собой землю руками. Предосторожность не лишняя: хоть и шел днем бой на нейтралке, а риск нарваться на мину оставался. Противотанковая нам не страшна — не сработает под весом человека, а вот противопехотная искалечит. И немцы сразу поймут, что на нейтралке кто-то есть — огонь откроют; вся группа медным тазом и накроется. Потому продвигались медленно.
Впереди послышался немецкий разговор, но приглушенный какой-то. Так бывает, когда в доте или дзоте разговаривают, а звук через амбразуру доносится. Группа замерла, ожидая решения командира. В принципе можно было попробовать взять в плен и этих. Задание наше — взять «языка», про офицера речи не было. Командование хотело знать: кто перед ними стоит, что за часть?
Кравцов решил не связываться с дотом. Да я и сам так же поступил бы: пулеметчиков как минимум там двое, а может, и больше. В узкую дверь все разом не ворвутся, стрелять нельзя, значит, без шума не получится.
Командир взвода все эти обстоятельства принял во внимание и махнул рукой влево. Группа поползла влево, перед немецкими позициями, параллельно траншее, зияющей черным в темноте ночи. Вроде тихо, не слышно разговоров, дымком сигаретным не тянет.
Подобрались к самой траншее. Кравцов заглянул в нее и махнул нам рукой — чисто.
Мы спустились в траншею. Она шла, как и положено, зигзагами. Делалось это для того, чтобы при попадании снаряда или бомбы осколки не разлетались по траншее далеко, не поразили сразу многих, да и взрывная волна на изгибе гасла. Сейчас нам это было на руку, потому как нас видно не было.
Рядом, метрах в пятнадцати, за ближним изгибом, хлопнула ракетница. В небо взмыла осветительная ракета, залив на несколько секунд нейтралку белым мертвящим светом. Мы инстинктивно присели.
— Надо ракетчика брать! — прошептал командир. — Подберемся к тому изгибу, дождемся, когда он выстрелит и — броском к нему. После выстрела он секунду-две видеть толком ничего не будет.
Мы подобрались к повороту траншеи. Кравцов осторожно высунул голову, потом повернулся к нам и показал один палец. Это хорошо, значит, немец один, хлопот меньше будет. Мы стали ждать. Когда же немец выстрелит? Хлопок ракетницы раздался неожиданно. Кравцов бросился вперед, следом — опытный разведчик Салов, за ним — уж я. Последний из наших, Кукин, остался в траншее прикрывать нас сзади.
Кравцов стремительно, в два прыжка, достиг немца, рубанул его ребром ладони по шее, оба упали. В темноте шла борьба, видно было плохо, да мне и Салов закрывал обзор.
Раздался чей-то приглушенный вскрик. Салов наклонился, засунул немцу в рот кляп и стал связывать его. Вдвоем с ним мы с трудом подняли гитлеровца и забросили его на бруствер. Нашей задачей было тащить пленного к своим позициям, а Кравцов и Кукин должны были нас прикрывать. Это было обговорено еще до выхода группы.
Мы с Саловым ползли сами и за френч тащили немца. Здоров, битюг, тащить тяжело.
На середине нейтралки свалились в воронку перевести дыхание. Вскоре к нам присоединился Кукин.
— А командир где?
— Не видел. После того как «языка» повязали, он за мной полз.
— Тащите немца вместе с Саловым, я — командира искать.
— Чего его искать, в темноте небось мимо нас прополз. В нашей траншее встретимся, он мужик тертый.
Но я выбрался из воронки и пополз назад. Буквально через полсотни метров наткнулся на Кравцова. Он лежал, уткнувшись лицом в землю. Я тронул его за плечо. Он очнулся; поднял голову.
— Командир, Илья, что с тобой?
— Немец где? — еле слышно спросил Илья.
— Ребята его тащат к нашим окопам.
Лейтенант засипел, силясь опереться на руку. Черт, темно как. Я ощупал его грудь, живот — вроде сухо. А вот правый бок гимнастерки был мокрым и липким. Когда же его ранило? Я и выстрелов не слышал. Перевязать бы его, но не на нейтралке.
Я ухватил Кравцова за поясной ремень и потащил за собой. Тяжело давался каждый метр. Командир с виду вроде и невелик был и не грузен, а тащить — тяжело.
Миновали воронку, где мы только что дыхание переводили. Я заглянул в нее — уже никого. Значит, парни потянули немца вперед. Полежал пару минут и потащил Кравцова дальше. Да где же наши траншеи?
Неожиданно почувствовал, как рука угодила в пустоту, и раздался возглас: — Петр, наконец-то! Здесь высоко — осторожней!
— Помогите — принимайте командира.
Высунувшиеся из траншеи Салов и Кукин на руки приняли Кравцова и бережно опустили на дно окопа.
Я с двумя автоматами скатился вниз и, тяжело дыша, отвалился к стенке. Стоящий рядом боец охранения протянул мне флягу:
— Выпей друг! Сейчас и ротный подойдет — ему уже передали.
Разведчики склонились над стонущим Ильей.
— Чем же его зацепило так? — горько всхлипнул Салов. — Потерпи чуток, командир, я щас, щас! — потянулся он в карман за бинтом.
Индивидуальным пакетом поверх гимнастерки перевязали Кравцова. По траншее к нам спешили командир роты и два бойца.
— Ну что разведка, взяли немца?
— Взяли, взяли — вон сопит! Дай людей — командира в медсанбат отнести. Ранен он.
Салов повел пленного, а я с Кукиным и двумя бойцами на плащ-палатке несли раненого Кравцова.