Денис с доводами согласился, но радоваться не спешил.
— Михал Захарыч, ты процесс-то запустил, а ведь денег нам не хватит, — поделился сомнениями.
— У меня про такое дело есть, — хитро прищурившись, улыбнулся Володарский, — много лет откладывал. Мне, после смерти Катеньки, одному мало надо, сыновья мои давно крутыми заделались, им помощь не требуется. Да и я им малоинтересен, лишь когда связи мои надобятся или отцом известным похвастать при случае.
И закрутилось у них дело. Со стройками, необходимостью нанимать людей на работу, бухгалтерскими и документальными проблемами. Но при обширнейшей «базе» знакомых да просто обязанных чем-то Володарскому, с «выходами» на высокие уровни все двигалось без простоев и лишней нервотрепки.
Когда дело дошло до оформления документов, Михаил Захарович и тут поразил Дениса, до потрясения и недоумения, как же так!
— Вот что, Дениска, мы все оформим на тебя. Единолично.
— Да как же так, Михаил Захарович? — возмущался, отказываясь, Денис. — Это неправильно! Деньги-то ваши, и работа, и связи! Да все ваше, я ж пока никто, ученик!
— Учеников у меня много было, — строгим тоном и резким жестом остановил его Володарский, — разной степени дарования и талантов. Ты единственный настоящий мой ученик, который не просто талантлив, Богом одарен. О таком ученике каждый мастер истинный мечтает, да мало кому дается награда сия. Ты мне как сын, Денис, и человек чистый, глубокий, и знаю, мастером ты станешь великим и, в свое время, дело передашь в надежные руки, не растренькаешь и никогда не предашь искусство наше. И вот еще что важно — сыновья у меня любимые, но сволочи еще те! Так говорю, потому что люблю их и знаю как облупленных! После моей смерти они тебя до нитки разденут и по судам затаскают, если мое имя промелькнет хоть в одном документе. Я перед ними под дурачка кошу, мол, бессребреник, что заработаю, то на себя и трачу. Есть в доме ценные экспонаты, так все ваше будет! Что сейчас-то, мол, заработаешь моей профессией. Они оба к нашему делу с детства без интереса, да и безрукие к тому же! Зато хитрые, изворотливые, куда там! И в кого Бог одарил? — повздыхал горестно. — Я им байку плету про житье свое стариковское, они и рады, что на отца тратиться не надо. Сам себя обеспечивает. А когда помру, перегрызутся и за квартиру, и за вещи, увидишь. Дом тебе, Дениска, необходим, ты непростой человек, глубокий, творческий, тебе надо свое пространство обустроить по характеру, чтоб и на работе, и дома в радость. Да семью создавать, детей нарожать, и чтоб не ютиться по углам. Все впереди! А я своим охламонам наплету, что, мол, тебе наследство перепало, вот ты его и вложил в дело-жилье, и меня на старости не бросаешь, с собой работать берешь. Они и перекрестятся, что заботиться обо мне не надо.
— Михал Захарыч, живи сто лет! — попросил Денис. — Ты как прощаешься!
— Поживу еще, — пообещал Володарский, — мне тебя выучить надо да дождаться, когда ты учителя своего превзойдешь.
Денис, усмехнувшись, крутнул головой. Великий человек Михаил Захарович Володарский! И непрост, мудрен! Глыбища!
Он выпил кофе до дна, чтобы не остыл, затянулся позабытой в пальцах почти дотлевшей сигаретой, глянул на горизонт. Темно, ночь глубокая.
Тихая, умиротворяющая, звуки мягкие, легкие — где-то собака чуть забрехала, снова ветерок принес шум далекого поезда. И Денис с удивлением обнаружил, что очищается душа, отшелушивая с сердца боль воспоминаниями, пережитыми наново, неслышно растворяющимися в хрустальной тишине черной ночи.
«Благослови тебя Бог, Ленка! Как ты умудрилась проделать это со мной, не знаю, только чистится что-то внутри наболевшее», — подумал Арбенин.
С чистого сердца и щедрой руки Михаила Захаровича Денис и стал хозяином дома и частным предпринимателем. Это официально, а на самом деле ничего особо и не изменилось. Они все так же вдвоем с Михаилом Захаровичем продолжали работать, а Денис еще и учиться беспрестанно. Дом три года строился, без спешки и торопливости ненужной. Основательно, по мере зарабатываемых денег, когда и стоял, ожидая вложений. И цеха поднимали тем же темпом. Не богачи они были, совсем не богачи. Денис предложил Михаилу Захаровичу продать свою квартиру, деньги в дело вложить, чтоб побыстрей. Но Володарский отговорил, запретил даже.
— И что, эту продашь, потом другую покупать будешь? Дела-то не все в поселке делаться будут, и в Москве много чего решать придется, а жилье дорожает. Есть пока мастерская, справляемся, места маловато, ну что ж, потерпим. Не спеши, Дениска, наскоком только блохи прыгают.
Ну и не спешили.
А Володарский Дениса дальше двигал и двигал — пора не только реставрацией заниматься, надо бы тебе и производство попробовать. И первым был столик для прихожей, «Арбенин», как назвала его Лена. Обследовав его тщательно, дотошно, Михаил Захарович сказал:
— Все! Пошло теперь новое дело у тебя, Дениска! Это твое!
Володарский нашел для Дениса первые заказы, пусть небольшие, но значимые, безусловно. И покатило, покатило, вроде понемногу, но быстро и споро раскручиваясь и набирая обороты.
И первая его вещь на выставке, и нежданное признание, и Министерство культуры вывезло его работу на показ в Италию, и первый успех, и первые непростые заказчики.
Он перебрался в дом, обживался. Михаил Захарович переехать отказался — неуютно ему нигде, кроме своей квартиры. Конечно, когда дедали большую работу, приезжал к Денису и жил подолгу, И первая машина, ремонт квартиры, с полной переменой интерьера. Денис начал дорого одеваться, без идиотства денежно-понтового. Хорошая, стильная одежда известных фирм и марок, которая оказалась удобней, комфортней, приятней в носке. Всего пара костюмов для официальных выходов, остальное без выкрутасов, но дорого.
И неожиданно Арбенин сделал для себя небывалое открытие — им усиленно стали интересоваться женщины. Поделился с Михаилом Захаровичем, тот только посмеивался:
— А как ты думал? Состоятельный мужик при деле может позволить себе быть мерзким, уродливым, эгоистичным, главное, чтоб не жадным, — и все женщины его! А ты у нас красавец, богатырь, да к тому же молодой и неженатый!
Но недолго для Арбенина бравурно музыка женского интереса играла!
Он оставался все тем же малоразговорчивым, замкнутым, порой угрюмым мужиком, который девяносто девять и девять десятых процента своей жизни, мыслей, порывов любви отдавал своему делу.
Поучаствовать в его тратах нашлось вдруг превеликое множество барышень, и, странное дело, немногословность и замкнутость Дениса они принимали за легкую форму дебилизма и недалекость ума. И брались активно учить жизни, уму-разуму, тайно радуясь про себя, что такого лоха легко можно окрутить и вертеть им, как душа нежная пожелает, к собственному удовольствию.
Люди тупы, эгоистичны, самовлюбленны и недальновидны. А расчетливые барышеньки обогащают этот список еще и стервозностью.
Знакомиться с Арбениным дамы начали везде, выказывая личную, порой навязчивую инициативу — в кафе, ресторанах, на выставках, которые он посещал по профессиональной и деловой необходимости, на бензозаправках, оценив стоимость его машины и прикида, — словом, везде, куда ступала в общественных местах нога Дениса Васильевича.
Поначалу он пугался такой женской активности настойчивой, потом привык и даже начал пользоваться, но, как и прежде, дальше одной, максимум трех постельных встреч дело не шло. Да и ладно, Денис привык уже.
Одна балерина, которой его представили на выставке как автора понравившегося ей мебельного шедевра, домогалась Арбенина долго, планомерно и упорно. Он всячески уклонялся от такого «тарана», и не без причины. Балеринка была, на его взгляд, слишком уж худой, одни кости, мелкой и субтильной, ему и дотрагиваться до нее страшно было, не то что спать с ней!
Но дама столь настойчиво его окучивала, что они оказались-таки у нее дома.
Вечер обещал многое накрытым изысканным столом, музычкой, соответствующей моменту, свечами-шампанским…
Она скакнула на Дениса, не ожидавшего такой прыти, впилась поцелуем и потащила в кровать. Молниеносно разделась, как солдат-второгодок на время на зачет, легла в вычурно изысканной позе, демонстрируя балетное тело, и выдвинула требование:
— Ты меня трахай сразу и сильно! Только ни в коем случае не трогай руками, они у тебя вульгарно грубые, пролетарские какие-то, еще поцарапаешь.
Денис ни раздеваться, ни трогать руками не стал.
— М-да, — сказал, задумчиво ее разглядывая, — извини, но не по тычинке пестик.
И ушел. Но урок усвоил.
Следующей случилась упомянутая им Лене кандидат филологических наук. На юбилее у одного из коллег, известного мастера мировой величины. Как в каждом серьезном деле, есть свой «цех» и его законы. Например, поздравлять коллег с удачной работой, выставкой и юбилеем.
Происходило мероприятие в одном из самых престижных ресторанов Москвы, в числе гостей была и эта филологичка. Не пьющий Арбенин терпеливо выслушивал ее пьяненькие рассуждения, не самые глупые, надо заметить, и принял приглашение дамы в постель.