– Теперь мой черед спрашивать! – задорно подмигнул он ей, хотя строго формально он на ее вопрос не ответил. – Что вы думаете обо мне, дорогая Белоснежка? Только чур не врать, я вижу вас насквозь!
– Вот и нет, ничего вы не видите, – воспротестовала Арина, однако напрасно. Конечно, он видел ее насквозь. Но он хотел большего. Его рука вдруг сжала ее плечо, а другой рукой он провел по ее волосам, стянутым в обычный свободный хвост.
Его глаза приблизились, его лицо остановилось в сантиметре от ее испуганного, возбужденного, раскрасневшегося лица. Он был так близко, совсем рядом, Арина чувствовала его дыхание на своих губах. Она почти теряла сознание, ноги отказывались держать ее, и единственное, чего она хотела в этот момент – это чтобы он поцеловал ее. Немедленно. И ни секундой позже, вот на этом самом месте, где они шли.
Арина попыталась закрыть глаза, смотреть на него – сущая мука, каждая секунда – и сердце ускоряется и норовит выскочить из груди. Страх и желания, раньше неведомые, пролетают мощными широкими волнами к низу ее живота. Если он сейчас велит ей бросить все и идти за ним – она сделает это, не раздумывая.
Но он этого не делает. Вместо этого он отпускает ее. Он смотрит на нее с непонятным ей сожалением.
– Вы просто ходячая провокация, вы знаете это? – Он ласково улыбается, но момент упущен, и он уже далеко, уже не с нею, не рядом, и от этой мысли Арине становится невыносимо грустно. Зачем он пришел? Чтобы снова уйти? Только не это.
– Я вас не понимаю. – Арина делает титанические усилия, чтобы не заплакать, но ничего не получается, и глаза ее наполняются влагой.
– Вам лучше поехать домой. – Он снова становится отстраненным и незнакомым, чужим. – Я не должен был… Мне не стоило приезжать. Я вызову вам такси.
– Нет, только не надо мне опять вызывать ваше чертово такси, – зло отвечает Арина. – Я вернусь на работу. И это вообще не ваше дело. А вы… – Ее раздражение доходит до максимальной точки. – Знаете что? Я понятия не имею, для чего вы вломились ко мне – иначе не скажешь, простите. Но вы абсолютно правы, не стоило вам приезжать.
Иди, Белоснежка, иди. Сосредоточься на чем-то своем и шагай по теплому асфальту, раз-два. Раз-два. Он просто псих, этот чертов фотограф. Красивый, непредсказуемый псих. Может быть, даже маньяк. Нужно успокоиться. Уйти куда-то, куда угодно. Только не оборачиваться. Дальше, дальше. Как можно дальше отсюда, от этого ненавистного мистера «черт его знает, что у него на уме». А этот почти поцелуй, при мыслях о котором у нее до сих пор жаром наливаются щеки! Никогда, ни с кем, ни разу в жизни она не испытывала ничего похожего. «Ну и не надо!» – подумала она со злостью.
Но тут чьи-то руки – его руки – остановили ее одним сильным рывком. Максим легко развернул ее, обхватил сильными руками и прижал к кирпичной стене дома, не оставив возможности даже дышать. Так и держал ее, пока она билась, пытаясь вырваться, кричала что-то неразборчивое и стучала кулачками по его груди. Когда же немного успокоилась, он ослабил объятия, взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.
– Вот видите, Белоснежка! Если бы я был хорошим человеком, я бы вас отпустил и не сказал больше ни слова. Но как я уже доводил до вашего сведения, человек я не слишком хороший, и я хочу вас.
– Что? – Она замерла на грани реального и нереального, не зная, как реагировать – чувства ее еще не знали такого рода эмоций.
– В вас есть что-то неуловимое, что-то редкое. Мне хочется вас рисовать. Мне хочется обладать вами. Трахать вас. Но вы действительно приличная девушка. И это создает для меня определенные проблемы.
Это прозвучало грубо, непристойно, но от этих слов с Ариной случилось что-то и вовсе неправильное. Как яркая вспышка – она в его руках, она под ним , кричит и бьется, как это бывало с Нелли. Его ладонь накрывает ее грудь. Он хочет ее «трахать». Грубое слово, как жгучий чилийский перец, заставляло остолбенеть от целой гаммы ощущений, главным среди которых было возбуждение. Не странно ли – слышать такое и возбуждаться? «Трахать» – вот что он будет делать с нею, но вместо того чтобы возмутиться, Арина таяла, как капля меда на теплом круассане.
Он хочет ее.
– Я завтра улетаю в Берлин, – продолжал он деловым тоном, словно то, что он говорит, было в порядке вещей. – И я хотел бы, чтобы вы полетели со мной. Собственно, ради этого я вас и нашел. Чтобы сделать вам предложение.
– Полететь… с вами? – онемела Арина. – Но у меня работа, учеба…
Максим замолчал. Его взгляд на нее стал удивленным.
– Вы говорите так, словно бы дело только в этом, но поверьте, это все – ваша наименьшая проблема. Дослушайте меня, дорогая моя девочка. То, что я вам предлагаю, совершенно аморально и неправильно, и вам стоит сразу отвергнуть мое предложение. Возможно, влепить мне пощечину.
– Но что именно вы мне предлагаете? – прошелестела Арина одними губами, бледнея.
– Я делаю вам предложение, моя дорогая Белоснежка. Я возьму вас с собой в Берлин. Я хочу, чтобы вы провели со мной это лето. Вы будете мне помогать – что-то вроде ассистента, если угодно. Я вам заплачу. Щедро. И я буду вас рисовать, буду делать фотографии. О, чего я только не стану делать с вами, – сквозь его притворно спокойный тон прорвались языки пламени. Арина вздрогнула. «Я хочу трахать вас», «Я вам заплачу. Щедро». Вдруг ее охватил озноб – в этой воцарившейся в Москве духоте. Ее колотило от этих слов, так что стучали зубы, а Максим продолжал как ни в чем не бывало.
– Это было бы и взаимно приятно, и взаимовыгодно. О, и я так много мог бы вам показать! И все это вполне выполнимо, вы не находите? Остается только одна проблема…
– Проблема… – эхом повторила она. – Какая? – машинально спросила она через мгновение, направив все силы на то, чтобы унять дрожь. Кажется, надо постараться расслабить мышцы – но тогда она попросту упадет, сползет на землю, прямо Максиму под ноги, еще чего не хватало…
– Я бы не хотел разбивать вам сердце. Мне было бы жаль вас поломать. – Холодный душ. Ледяной ветер. Ураган сметает все смутные, неприличные, манящие и запретные мысли. И остается только какая-то пустота. Ему жаль ее – поломать?
– Я не понимаю вас! – Краешком сознания Арина отметила, как часто она говорила это сегодня. Она не понимает его! Господи, не понимает! Но разве можно его понять?
– Что ж, поясню, – охотно согласился он. – Я знаю, что нравлюсь вам. Вы уж простите, дорогая Белоснежка, но это видно невооруженным глазом. Да-да, и не пытайтесь мне возражать. Вы хотите, чтобы я вас поцеловал. Однако я думаю, что вы, к сожалению, верите в любовь и мечтаете о счастье.
– Все мечтают о счастье. Как же иначе? – простодушно отвечала Арина, и в глазах ее всплеснуло недоумение: разве можно жить как-то иначе? Мечтать о чем-то другом? О чем же?..
– В том-то и дело, что вы заблуждаетесь. Вовсе не все. Я, к примеру, к счастью совершенно равнодушен. Красота, скоротечная и неповторимая, – да. Наслаждение – да. Но я не мечтаю о счастье, – Максим произнес это с какой-то усталой интонацией, будто эти слова набили ему оскомину, но он вынужден их повторять снова и снова. – Я только хочу услышать, как вы будете стонать под моими руками. Я хочу показать вам то, чего стоит настоящее наслаждение – такое, какого у вас нет и может никогда не случиться. А еще – очень хочу увидеть вас голой.
Он замолчал и внимательно следил за тем, как менялось выражение ее глаз, за отражением эмоций на ее лице – от яростного возмущения до пламени на щеках. Мысли, как яркие вспышки, уже разрывали ее сознание. Он хочет видеть ее голой. Он не верит в счастье. Как так? А во что еще верить? Это лето. Лето во всем виновато – вон небо какое бездонное, и звезды на нем почти не видны, их свет перебивают городские огни – здесь, внизу, они ярче, чем высокий небесный свет вечных звезд… Все, что с нею происходило в этот момент, не помещалось в привычные рамки ее мироздания. Он предлагает ей лето.
– Значит, мне придется спать с вами? – прямодушно спросила Арина шепотом.
– Придется? – Максим рассмеялся, но глаза его при этом оставались холодными. Не глаза, а две серых блестящих льдинки. – Что ж, нет, не придется. Только если вы сами того пожелаете.
– А если я этого не пожелаю? – Максим отметил, как кровь отхлынула у нее от лица.
– Что ж… Тогда вы вернетесь домой прежней. Клянусь, что и пальцем к вам не притронусь против вашей воли.
– Я вам не верю, – прозвучало едва слышно, но он услышал.
– Это вы правильно делаете. – Засунув руку в карман джинсов, Максим выудил оттуда бумажник. – Но подумайте хорошенько. Если бы я хотел воспользоваться вашей наивной верой в чудо и в любовь, вы бы уже сегодня были в моей постели. Причем добровольно и с энтузиазмом.
– Какие страшные вещи вы говорите… – Арина резко дернулась, пытаясь вернуть себе хоть крупицу способности мыслить здраво.
– Страшные? Отчего же? Разве только проблема в том, что я с вами предельно честен. Неужели же это делает меня мерзавцем в ваших глазах? Странная мораль, как мне кажется.
– Значит, вы предлагаете мне лето? – переспросила Арина зачем-то, хотя ответ уже был ей известен.
– Восхитительное лето. Неповторимое лето. Я сделаю так, чтобы вам понравилось, поверьте. Господи, вы не представляете, что я хочу с вами сделать, когда ваши глаза наполняются слезами. Вы из тех редких женщин, которым так это идет!
– Полагаю, вы считаете, я должна быть польщена? – Слезы высохли, и Арина припечатала его синими взорами к стене дома. Максим нахмурился. – Для вас это – обычное дело?
– Вовсе нет. – Он шагнул к ней, но Арина отступила назад и вытянула вперед руку. – Если быть честным, я никогда еще не делал подобных предложений. Как я уже сказал…
Арина отступила еще, словно пытаясь сбросить с себя что-то невидимое, но неприятное.
– Я понимаю. Вам не нужно ничего предлагать, все заранее согласны дать вам все, что вы хотите.
– С чего вы взяли? – опешил Максим. – Посмотрите на меня, Белоснежка. Кто и на что всегда согласен? – Он подошел к ней вплотную, попытался взять за руку, но Арина лишь вспыхнула, отшатнулась и выскочила на пустую дорогу.
– Возможно, в ваших кругах женщины даже хотят, чтобы с ними так разговаривали. Все просто, понятно, и никаких хождений вокруг да около… – бормотала Арина сама себе, но Максим все же услышал. И замер.
– В моих кругах? В каких же это моих кругах? – Что она такое несет, наивная Белоснежка?
– Достаточно сказать, что я знаю, кто ваш отец! – вырвалось у Арины непрошенно. Максим вспыхнул и чуть не толкнул ее. И отступил обратно к кирпичной стене, его губы сжались в тонкую линию.
– Уверяю вас, вы ничего не знаете о моем отце.
– А я уверяю вас, вы ничего не знаете обо мне! – передразнила она его интонацию.
– Так за чем же дело стало? Скажите, что не поедете со мной – и все, – проговорил он зло.
Трудно было бы представить сейчас, что эти двое нравятся друг другу, с такой ненавистью и яростью они скрестили взгляды.
– Я не поеду с вами! – выкрикнула Арина, и эти слова отозвались болью в ее груди. Против воли она представляла себе, каково это могло бы быть – два с лишним месяца с ним, в его руках. Он хочет ее. Никто и представить себе не может, как сильно она хочет его. Трудно передать словами, что она чувствует сейчас, когда он не сводит взгляда с ее губ. Злой, ощетинившийся – как еж.