Дарену, в благодарность за совет уйти с работы, если мне этого хочется.
Кому: Jmcgregor@maximumoffice.com
От кого: Ferguson@maximumoffice.com
Дата: 15 февраля 2002, 9:05
Тема: FW: RE: Уведомление об увольнении на неопределенный срок
Джейн,
прочтите следующее сообщение.
Уважаемый (введите имя сотрудника)!
К сожалению, мы должны сообщить, что Ваша должность в корпорации «Максимум Офис Саплайз» ликвидирована.
Просим сделать все от Вас зависящее, чтобы мы расстались друзьями:
1. Освободите свой стол к 12:00 . Из уважения к своим коллегам, которые сегодня утром попытаются работать, сделайте это тихо.
2. Не забирайте то, что Вам не принадлежит! Каждый сотрудник, замеченный в выносе из здания канцелярских принадлежностей, мебели или компьютерного оборудования, будет привлечен к ответственности за кражу.
3. Не делайте вид, что Вы по-прежнему здесь работаете, это уже не так! Вы больше не можете рассчитывать на корпоративные блага, как-то: бесплатные кофе и содовая или пользование нашим спортзалом.
4. Агрессивность Вам только повредит! Буйное поведение повлечет соответствующие меры со стороны охраны.
Давайте объединим наши усилия и единой командой двинемся к новым вершинам!
Да здравствует команда «Максимум Офис»!
Майк Орефус,
вице-президент, подразделение Среднего Запада,
«Максимум Офис Саплайз».
1
По-моему, когда увольняешь человека, нужно иметь совесть сделать это лично. Но мой босс, занимающий в пищевой цепочке место после навозного червя, струсил и ничего мне не сказал. Известие пришло по электронной почте.
Конечно, я не рассчитывала на море слез и пристыженные оправдания (хотя было бы приятно). Только на элементарную вежливость. Например, не отказалась бы от салюта в двадцать один залп, но это мое личное мнение. Папа всегда говорит, что у меня завышенное представление о своем месте в мире.
Три дня назад, сразу после Дня святого Валентина, я попала под массовое сокращение: наша компания уволила 1000 сотрудников на неопределенный срок. Мы выпускаем офисные принадлежности. Главным образом печатаем всякие бумажки — те самые голубые блокноты для записи телефонных сообщений, самоклеящиеся листочки для заметок и увольнительные бланки, так что иронию судьбы я уловила. Я занималась дизайном и разработками в таких увлекательных проектах, как обновление стиля записок «Пока вас не было» и составление инструкций для бутылочек с корректирующей жидкостью.
В мой последний день на работе босс (каждый день я просыпаюсь с надеждой, что в будущей жизни он станет грибком на ногтях, — это очень плохо, да?), плешивый, жирный, дурно пахнущий человек с лоснящимися сальными прядками на затылке и над ушами, поморгал на меня черными глазами-бусинками и сообщил:
— Твое выходное пособие могло быть больше, но ты израсходовала все отгулы.
Очевидно, я должна радоваться. Некоторых уволили сообщением на автоответчике. А другие получили эту новость строкой, бегущей по экрану пейджера.
Самое ужасное — увольнение ставит крест на твоей мечте ворваться в офис босса, сказать ему, что он может сделать со своими отчетами, и выйти под несмолкаемые аплодисменты зрителей.
— А Майк знает? — спросила я у босса. Майк Орефус — вице-президент подразделения Среднего Запада и по стечению обстоятельств человек, с которым я встречалась уже семь месяцев.
— Знает, — ответил босс. — Он сам подписал приказ.
Увольнительный бланк, вопреки традициям, не был розовым. Он даже не был бланком. Просто обычный листок бумаги — белый, с широкими полями, форма заполнена шрифтом «Гельветика», двенадцатый кегль.
— Послушай, мы оба понимаем, что придется расстаться, — заявил Майк, когда в тот же день я вошла к нему в кабинет. Он смотрел не на меня, а на фотографию в рамочке на своем столе: его шоколадный Лабрадор, Бадди. Я не поняла, про что он — про мою работу, про наши отношения или про то и другое.
— Ты меня увольняешь и бросаешь одновременно? — выдавила я. Я надеялась хоть на какое-то сочувствие. Мне казалось, Майк не из тех, кто собьет тебя машиной, после чего проедется по тебе еще и задним ходом.
— Брось, Джейн, ты ведь знаешь, сокращение штатов — не моя идея. Это приказ сверху. — Он вздохнул. — И ты должна была понять, что наше приключение закончилось. Я ведь тебе почти неделю не звонил. Могла бы догадаться.
А я-то поверила, когда Майк сказал, что не может болтать, поскольку завален работой.
— Я считала, ты просто занят.
— Не смеши меня.
Он говорил раздраженно и резко. Таким тоном разговаривают все мужчины, когда бросают тебя. Они чувствуют, что это не очень хорошо, а потому стараются свалить всю вину с больной головы на здоровую.
— Но я думала…
Похоже, сейчас не самое подходящее время сообщать ему, что именно я думала о нашем с ним будущем. И что тайком листала свадебные журналы в газетных киосках. Не то чтобы рассчитывала на предложение, но ведь после семи месяцев всякое может случиться.
— Я думала, ты меня любишь, — закончила я.
Майк только поморщился и с досадой покачал головой:
— Надеюсь, ты не собираешься плакать?
Я не стала плакать. Я вообще не плакса. Никогда не плачу в кино. Даже когда смотрела «Клуб радости и удачи», не проронила ни слезинки. Мой бывший парень Рон говорит, у меня гранитное сердце. Но он по специальности геолог, кто знает, что он имеет в виду. Бывают, конечно, моменты, когда и у меня слезы наворачиваются на глаза. Например, если выщипываю брови или смотрю на банковский счет с остатком средств на моей карточке. Просто я не слишком сентиментальна. Я два года занималась дизайном записок «Пока вас не было» и «Отправить по почте», а такая работа как-то не способствует романтическому настрою.
К тому же мне случалось терять и куда лучшие должности, и гораздо лучших парней. По крайней мере, мне так кажется.
Меня уволили уже в третий раз, а мне всего двадцать восемь. Папа твердит, что я должна найти свою нишу. «Увидишь пробел — заполняй его» — вот его слова.
Я профессионал разового употребления. Меня всегда выгоняют первой.
Когда я сообщила маме об очередном увольнении, она сказала:
— Что ж, дорогая, посмотри на это с другой стороны. Теперь у тебя появится больше времени для свиданий.
Я тощая, но не надо мне завидовать. Думаете, приятно, когда в начальной школе тебя дразнят скелетом? Конечно, теперь я осознаю свои выгоды, — теперь, когда выросла. И все-таки иногда мне снится забияка Шейла, которая пихала меня на шведскую стенку и обзывала «зубочисткой». Уж я-то выстрадала право влазить в джинсы для мальчиков.
А еще я плоская. У некоторых мужчин грудь пышнее. Наверное, стоит потратиться на «чудо-лифчик», но мне кажется, это нечестно.
У меня медово-золотистые — правда, не от природы — волосы. Обычно я завязываю их узлом на макушке. По дому я хожу в толстых очках в квадратной оправе; по-моему, я в них похожа на певицу Лизу Лоэб, но моя подруга Стеф говорит, что скорее на певца Элвиса Костелло.
Вообще-то энергичной меня не назовешь. Но в «Максимум Офисе» я старалась. Не просто старалась — из кожи вон лезла. Естественно, я хотела впечатлить Майка, самого молодого — тридцать пять лет — вице-президента в компании. Майк выглядел на тридцать, выслушивал на совещаниях мои идеи и поздравлял меня, словно профессор — любимую ученицу. Я почти каждую неделю работала по пятьдесят часов. Теперь это время кажется мне потраченным впустую. Могла бы смотреть в свое удовольствие «Правдивую голливудскую историю».
Вот моя жизнь в двух словах.
Безработная. Сейчас живу в гигантской трехкомнатной квартире, на которую у меня нет денег. И вместо того чтобы откладывать трехмесячную зарплату (как любой ответственный человек в наши экономически нестабильные времена, когда тебе дают лишь двухнедельное выходное пособие), я то и дело транжирю эту самую трехмесячную зарплату, и даже больше — опустошаю три кредитные карточки. Меня можно назвать финансово необучаемой.
Мама хочет, чтобы я чаще встречалась с молодыми людьми.
Папа считает, что мне нужно выйти замуж, завести детей и перестать доказывать, что я могу сделать карьеру.
Я совершила колоссальную ошибку: спала с начальником, который в итоге меня бросил, а заодно, по доброте душевной, и уволил, чтобы избавить от неловких встреч у конторской поилки.
Вроде все. Вот вам основные статистические данные. На самом деле моя жизнь не так уж плоха. Правда. У безработных есть одна привилегия: они имеют полное право валяться на диване во фланелевой пижаме и хандрить. Хорошо, когда можно с хмурой физиономией сидеть на семейных сборищах и слышать шепот: «Пострадала от кризиса на рынке труда, бедняжка» вместо «Уже двадцать восемь, а всё не замужем, бедняжка». Вчера за ужином у двоюродной сестры (у нее скоро свадьба) дядя с тетей сунули мне в кошелек пару стодолларовых банкнот. Лично я не брезгую жалостью, если она выражается в наличных.
— Расскажи, как сегодня одета Стар Джоунз, — требует моя подруга Стеф, позвонив, как всегда, около десяти.
Стеф работает в «Максимум Офисе». В последнюю волну сокращений ее пощадили, но она особенно не радуется: ее еще никогда не увольняли, и она чувствует себя некоторым образом обделенной. Не говоря уже о том, что теперь уцелевшая Стеф вынуждена работать за тех пятерых, которых выгнали из отдела по связям с общественностью.
— Скажу только, что для ее наряда пришлось умертвить не меньше пятидесяти плюшевых леопардов, — отвечаю я.
— Она уже начала орать? — интересуется Стеф.
— Нет еще.
Я питаю необъяснимую неприязнь к Стар Джоунз и ко всем остальным в телепрограмме «Мнение». Пока у меня была работа, «Мнение» мне нравилось. Я смотрела его, когда, сказавшись больной, прогуливала работу. Грешное удовольствие. Но теперь, когда дневное телевидение стало моей единственной интеллектуальной пищей и связью с обществом, я чувствую, что терпение мое на исходе.
Не понимаю, почему у них есть работа, а у меня нет. Я тоже могла бы орать. И с апломбом вещать о предметах, в которых ничего не смыслю. И изводить знаменитостей идиотскими вопросами. Дневное телевидение всегда подрывало мой дух, но отказаться от него я не в состоянии. Это такая же саморазрушающая страсть, как тяга к чипсам с сыром или к никотину.
— Радуйся, что тебя здесь нет, — выдыхает в трубку Стеф.
— Что там у вас? Кто-нибудь уволился? — с надеждой спрашиваю я.
Мне нравится воображать, что после того, как меня сократили, сотни сотрудников с факелами в руках отправились штурмовать автостоянку, опрокидывая машины начальства и требуя восстановить своих коллег.
— Где там. — Голос у Стеф убитый. — Все поджали хвосты. Да уволиться-то некогда, столько работы. Я говорила, что мне нужно написать маркетинговые проекты для восьми новых клиентов? Это только сегодня. Я за всю неделю ни разу не освобождалась раньше девяти.
— Ужас, — соглашаюсь я.
— Даже хуже. Майк посягает на наши выходные. Как будто мы мало крови отдаем компании. Теперь им нужны еще наши суббота с воскресеньем.
— Ну, бывает и похуже. Я вот сижу в плену у «Мнения».
— Учитывая, что у меня на столе груда бумаг выше Эйфелевой башни, это еще ничего, — возражает Стеф. — Черт, босс. Похоже, пришел сообщить, что сегодня мне снова придется задержаться. Я перезвоню.