Мое дыхание становится прерывистым, когда он начинает сильнее посасывать мое плечо, оставляя засосы в знак подтверждения.
— Мне нравится видеть, как я действую на тебя, — говорит он. — Ты особенная , потому что я знаю, как сильно ты мне доверяешь, и видеть, какое удовольствие я могу тебе доставить, сводит меня с ума. Веревка — это то, что мне очень, очень … — он отстраняется от шеи и целует в губы, подбородок, щеку, мочку уха и шепчет: — в этом помогает.
— О-о, — господи боже. У меня все болит, кожа покраснела. Клянусь, одно его касание у меня между ног — и я взорвусь. — Такой собственник, — бормочу я, выгибая шею, чтобы дать ему больший доступ.
— Да, — соглашается он. — Именно.
Внимательно изучая меня взглядом, он подводит меня к кровати и ложится сверху. Он такой большой в этой комнате, и занимает большую часть постели. Медленно опускает голову к моей груди, облизывает и втягивает в рот сосок, так что он набухает, покалывает, становится ярко-красным и горит.
— Вот так, — шепчет он и опять сосет, облизывает, сильнее зажимает вершинки губами, пока моя кожа не начинает блестеть от влаги в темной комнате. — Мне нравится, когда они влажные и твердые…
Он снова наклоняется и кусает кожу под соском. Его зубы прижимаются сильнее, и он не отпускает, пока эта сладкая боль не становится единственным, что я сейчас чувствую, смесь давления и превосходного укуса, еще и еще …
— А-а-а, — кричу я, прежде чем кровь приливает обратно, и он проводит языком по отметине и нежно целует.
— Тебе приятно? — мурлычет он у моей кожи.
Я уже почти готова ответить, что нет, но когда боль уходит, я чувствую то, что никогда раньше не испытывала: пульсирующее тепло, смешанное с интенсивным удовольствием. Его маленький укус пробудил во мне ненасытный голод. Мне хочется, чтобы его рот снова был на мне, сосал и кусал еще больше.
— Еще, — только и могу выдавить я.
Глаза Финна победно искрятся от моей реакции — мои руки притягивают его лицо к груди, а спина выгибается над кроватью — и он очень осторожно рисует укусами сложный узор на моей груди. Вокруг сосков и по всей плоти ниже. Сбоку и на гладких ареолах вокруг набухших вершинок.
Он целует все мое тело, скользит по нему языком и посасывает, пока кожа не начинает сиять, а я почти на грани крика. Финн берет мою руку и проводит ею по каждой маленькой отметине.
— Потрогай их, — говорит он, покусывая мое плечо и спускаясь вниз к руке. — Скажи, что ты чувствуешь, когда я ласкаю тебя языком тебя.
Эти крошечные отметины напоминают мне следы от веревки, но они выглядят более интимными. Красные следы заявляют всей комнате, небу и луне, что в этот самый момент я принадлежу ему. Мое тело — его.
Я не хочу, чтобы они исчезали, так же, как и он, ведь он снова возвращается к первой отметине и начинает все по новой.
Я хочу, чтобы он прижимался ко мне всем своим телом, хочу чувствовать его дыхание на груди и сосках, пока он не заставит меня кричать, хочу его влажный и успокаивающий язык на этих чувствительных следах. Я чувствую себя такой открытой, полной всепоглощающего желания, такой горячей и податливой под ним, и готовой притянуть его к себе. Чтобы он оказался во мне.
Он посасывает мою кожу, пока его руки заняты чем-то другим, после чего я слышу, как разрывается упаковка презерватива, и как он раскатывает латекс по всей своей длине.
— Скажи, если будет чересчур сильно, — говорит он, ложась на меня, прижимаясь ко мне грудью, и входит в меня длинным и плавным движением.
По-моему, я кричала, ругалась или умоляла — не помню. Моя кожа ноет от трения, и в то же время это пугает. Божественная пытка. Следы от укусов пульсируют и горят, моя грудь настолько влажная, что Финн со стонами скользит по мне, входя и выходя из меня. О боже. Скольжение его кожи по моей груди обжигает и покалывает, доставляет удовольствие и успокаивает, и когда он немного приподнимается, мне хочется притянуть его обратно. Прижавшись к нему, я прошу, чтобы двигался быстрее.
Пожалуйста…
— Скажи, что ты чувствуешь, — отрывисто выдыхает он.
— Я чувствую… Чувствую… — с каждым ударом сердца моя грудь пульсирует, она такая чувствительная, что я знаю: стоит ему чуть прикоснуться языком к соску и…
Финн наклоняется, прижимается языком к коже чуть ниже соска и гладит им вверх, одновременно начиная глубоко трахать меня короткими и резкими ударами. Я кричу, сжимая его.
Чувствую, что я твоя.
Его язык успокаивает жжение, но при этом заставляет меня выгибаться, умолять еще и еще, чтобы его бедра двигались быстрее, а его рот смачивал бы мою грудь и пожалуйста,
пожалуйста,
пожалуйста,
пожалуйста, заставь меня кончить.
Он рычит у моей кожи как раз в тот момент, когда я, задыхаясь, дергаюсь под ним. Его звуки — нечто среднее между смехом и восторженным стоном, и он в мгновение ока поднимает и прижимает мои руки над головой, ускоряя движения своих бедер и рта, пока не начинает вдалбливаться в меня.
Я наполняюсь давлением, чувствую, как удовольствие нарастает, кожа горит и блестит от влаги, и я кричу его имя, поглощенная чистым, пульсирующим удовольствием, пока вообще не перестаю ощущать прикосновения. Сейчас важен только Финн надо мной, собственное разрывающее на части удовольствие и мягкие хриплые звуки его одобрения:
— Вот оно. Вот. О-о, ебать, ты кончаешь. Блять .
Это так незнакомо, терять из-за кого-то голову, но именно так он действует на меня. Именно в такие моменты дикого блаженства, когда я только что кончила, а он следом теряет себя во мне — все другое исчезает. Пусть все звезды попадают с неба, или океан смоет землю, мне важно только то, как Финн замедляет свои движения, гладит меня по ноге, скользит выше, кладет руку мне на щеку и говорит, что еще ничего так сильно не хотел в жизни, как он хочет меня.
* * *
На самом деле, случись сегодня конец света, мы поняли бы это только на утро. Финн встает с постели, только чтобы снять презерватив, вернуться с влажным полотенцем и стереть смазку с моей кожи, чтобы он смог сделать нечто незабываемое своим ртом у меня между ног.
Его язык кружит по мне, он немного покусывает и рычит, как дикий зверь, раздвигая мои ноги, раскрывает меня шире одной рукой, а пальцами другой уже входит в меня. Именно сейчас я понимаю полное значение слова «поедает».Он ненасытен .
А потом, пристально оглядывая мое тело, он скользит пальцами ниже и делает что-то невероятное, только он знает, как мне нравится, и я с воплем и кончаю у его рта так сильно, как никогда прежде.
Он целует внутреннюю сторону бедра, пупок и сдавленно выдыхает:
— Гребаный ад.
После чего стягивает меня с матраса и нагибает над ним, поставив мои ноги на пол.
— У тебя ничего не болит, ты, грязная чертова девчонка? — спрашивает он, снова разрывая зубами упаковку презерватива.
Я оборачиваюсь и с вызовом смотрю на него через плечо.
— Нет.
— Хорошо.
Из-за того, что он сразу входит глубоко, я падаю на кровать и понимаю, что сейчас он будет трахать меня грязно и жестко.
Все, как в Вегасе: дико, с его рукой на моей заднице, а другой, настолько сильно вцепившейся в мое бедро, что на утро останутся синяки. И теперь я понимаю, чем был Вегас. Это не был «обычный» трах, когда Финн доминирующий и грубый. Это был Финн, открывшийся мне , прекрасно подходящий мне незнакомец. Возможно, с кем-то другим во время первого раза он был бы осторожным, действуя медленно, говоря нежные слова и сдержанно двигая бедрами — но со мной он таким не был.
Он мог быть только буйным, потому что чувствовал, также, как и я, что под ногами рушится земля, когда ты встречаешь человека, который тебя дополняет.
Финн опускает нас на пол, проводя рукой по моему влажному от пота позвоночнику, и потом спиной я чувствую его влажную грудь, когда он нагибается, прижавшись ко мне, и тут же снова начинает врываться в меня, быстро и плавно, жадными руками сжимая мою грудь.
Он ненасытен на полу, потом у стены, снова на кровати с моими ногами у него на плечах. И прикосновения его пальцев так настойчивы, что я с криком кончаю, когда он кусает мою лодыжку. Сам он на грани, но замедляет движения, постанывая, прижавшись губами к моей коже.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спрашиваю я, поглаживая его вспотевшую грудь и опуская ноги с его плеч.
— Это охуеть как восхитительно , — говорит он между тяжелыми вдохами, наклоняясь и целуя меня. — Я так хочу кончить, но пока не должен.
— Нам некуда спешить, — мурлыча, я притягиваю его ближе, чтобы он прижался ко мне грудью.
— Ты понимаешь, что раньше я трахал тебя без защиты? — тихо говорит он. — Ты хоть представляешь, как это офигенно — чувствовать тебя без сраного презерватива? Я не могу перестать думать, какая ты была горячая и нежная.
Как я могла забыть о случившемся в машине? Мои мысли затуманила смесь тоски и тревоги.
— Я изо всех сил стараюсь забить на эти воспоминания, — он смеется мне в плечо и снова начинает двигаться. Я вспоминаю, каким гладким и горячим он ощущался.
Мне тоже этого хочется.
Я отталкиваю его, тянусь и снимаю презерватив.
— Нет, Харлоу, я не в этом…
— Ш-ш-ш, я знаю, — перебиваю я, беру полотенце и на этот раз обтираю его. — Иди ко мне.
Я ложусь на спину и притягиваю его бедра выше, над своим лицом. При всем том, что он со мной делал, он никогда не позволял себе кончить таким способом.
Он встает на колени по обе стороны от меня и осторожно скользит между губами в рот.
— Блять, — стонет он и зажмуривает глаза. — Ты меня убиваешь.
Сначала он делает несколько неглубоких коротких толчков, но став влажным, голодным и прижатым моим языком — а я не могу сдержать отчаянные стоны — он начинает двигаться глубже. В мире нет ничего более желанного, чем наблюдать, как он ускоряется, упираясь руками о стену, а головой об изголовье кровати, и его грудь сотрясается с каждым отрывистым вдохом. Он сдавленно выдыхает:
— Уже скоро, — я скольжу рукой к центру бедер, обхватываю основание члена, а другой беру за яйца. — Если продолжишь в том же духе, я кончу тебе в рот, — предупреждает он.
Я сжимаю руки, сосу сильнее, и он выгибает спину, набухая на моем языке, и кончает с самый горячим гребаным стоном, какой я только слышала. Он нависает надо мной, с его лба стекает пот на подушку рядом с моей головой, когда он с дикими глазами и хищно раздувающимися ноздрями наблюдает, когда я облизываю и целую его.
Он медленно отстраняется и, восстанавливая дыхание, усаживается на пятки надо мной.
— Боже мой.
Его тяжелый член лежит у меня на груди, а я ощущаю себя разбитой в самом лучшем смысле этого слова. Я вымотана, не чувствую костей, потная и, наверное, самая удовлетворенная женщина за всю историю сексуальных отношений.
Соскользнув вниз по моему телу, Финн выглядит гораздо серьезнее меня. Он внимательно осматривает мою грудь в тусклом свете луны, льющимся в окно. Пальцами пробегает по почти исчезающим отметинам.
— Ты в порядке?
— Да.
Он наклоняется и покрывает мою грудь легкими посасывающими поцелуями.
— Сегодня мне это было нужно.
— Мне тоже, — сквозь глубокий вдох торопливо отвечаю я. — Даже страшно, насколько сильно.
— Тебе точно хорошо? — встав надо мной в темноте, спрашивает он. — Может, хочешь еще?
— Все идеально. — Матерь божья, он что, может еще?