— Возможно, это меня утешит, когда я решу, что же делать дальше.
Его неприятно поразило, с какой безнадежностью она это произнесла.
— Только не говори, что ты опять собираешься уехать.
Она изящно повела плечом.
— Я не это имела в виду, но, раз уж ты сам так сказал, почему бы и нет? Похоже, что все мои благие намерения, проходят впустую. Как я ни стараюсь всем угодить, вместо этого получаются одни неприятности. Что меня здесь держит?
— Здесь есть я, — вырвалось у него, и он почувствовал неуместность этого признания.
— У тебя своих забот хватает.
— Для старых друзей всегда можно найти время.
Ее лицо снова погрустнело. Если бы она позволила, он бы протянул руку и по-братски обнял ее за плечи, чувствуя себя ответственным не только за свои действия, но и за ее спокойствие. Но она отодвинулась от него, чтобы перелить разогретое сакэ в бутыль. Это было мудрым решением с ее стороны. Дотронуться до нее под каким-либо предлогом, было, все равно, что играть в футбол бомбой, и у него хватило ума понять это.
— Неужели? — Она выстрелила в него своими невероятно зелеными глазами, которые никогда не умели прятать самые сокровенные переживания. — Именно поэтому тебя уже четыре дня не видно и не слышно?
— Салли, это не потому, что я забыл про тебя, — сказал он, горя желанием взять ее за подбородок, и провести пальцем по любимым, печально изогнутым губам. — Я решил, что лучше подождать, пока утихнет шум, прежде чем я дам какой-нибудь новый повод.
— Он еще долго не утихнет, Джейк, — тихо вздохнула она. — У людей в нашем городе длинная память, они не прощают так быстро. Еще сколько лет назад, мне приклеили ярлык, что я трудный подросток, нарушаю условности общества, в котором мне пришлось родиться. События последних двух недель, только укрепили всех во мнении, что, хоть я и повзрослела, ничего путного из меня не вышло.
— Значит, ты собираешься сбежать?
Она поморщилась от язвительности, которую он постарался вложить в свои слова.
— Называй это так, если тебе нравится.
— Салли, мне это не нравится!
— А что еще мне остается делать? Предстать перед судом и позволить этим ханжам закидать меня гнилыми помидорами в наказание за мои грехи, действительные и воображаемые?
— Нет, — сказал он, стараясь утихомирить водоворот непозволительных чувств, растущий внутри него. — Докажи всем, что они не правы. Перестань заискивать в поисках одобрения и начни требовать к себе уважения.
— Это сложно.
— Никто и не говорит, что это просто. Перестроиться на борьбу в новом направлении требует некоторых усилий. Уж я-то знаю.
Она прошла к двери кухни и кивнула в сторону его ноги.
— Такой ценой тебе пришлось заплатить за военную карьеру?
— Да. Я больше не смогу летать, — признал он и, пытаясь не задеть ее, покатил чайный столик в прихожую, а оттуда в гостиную, — зато с такими способностями я могу стать прекрасным дворецким.
Она рассмеялась в первый раз с того момента, как они снова повстречались. На него нахлынула волна воспоминаний. Раньше они много смеялись вместе, иногда просто от какой-то сиюминутной радости, иногда совсем тихо, как смеются наедине влюбленные, когда их могут услышать только звезды.
— Ну что ты дурачишься, Джейк? Корни наших семейств вросли в рафинированную почву Кресента так же прочно, как фундаменты особняков. Они не производят прислугу, они ее нанимают.
— Времена меняются, Салли, и нам приходится меняться с ними.
— Но не до такой же степени! Твой отец уже шесть раз избирался мэром, а у мамы есть собственный благотворительный фонд. — Она задумчиво смотрела, как он подкладывает в огонь дрова. — А теперь и ты, герой войны, вернулся из Персидского залива. Я не представляю себе, как ты вновь вольешься в обыденную жизнь после того накала страстей, в котором ты так долго находился.
Он поставил совсем рядом с ее креслом еще одно, чтобы им было удобно за столиком, и разлил сакэ.
— Не совсем так. Если война — это накал страстей, то этого накала мне хватит до конца моих дней. Я устал от насилия. — Он бросил еще один взгляд на ее синяки. — Я не могу больше видеть невинные жертвы человеческой жестокости.
Пропустив мимо ушей, намек на нее саму, Салли сказала:
— Ты опустошен, Джейк, и это неудивительно. Наверное, тебе нужно время, чтобы отдохнуть. Ты ведь можешь себе это позволить.
Он вытянул ногу и похлопал себя по бедру.
— Это ненадолго, а с деньгами и вовсе проблем нет. Одной моей пенсии более чем достаточно, к тому же, когда мне было двадцать, я сделал вложения с наследства, которое тогда получил. Но я не могу сидеть без дела. Как только поправлюсь, я займусь чем-нибудь новым.
Она обмакнула креветку в соус.
— И что это будет? Политика? Законотворчество? Финансы?
— Ну-ну. — Он покачал головой. — Мне нужно что-нибудь более практическое, более связанное с жизнью, чем те предприятия, в которые постоянно ввязывается моя семья.
Ее брови взметнулись вверх от удивления.
— Ты хочешь нарушить традиции? Боже, тебя ждет та же участь, что и меня!
— Мне все равно. — Он удивился, что его мысли потекли так плавно, а смутные идеи, зревшие в каких-то тайных уголка его мозга в течение нескольких дней, вдруг приобрели четкие очертания и направление. — Я хочу строить, а не разрушать. Создавать прибыльные рабочие места для людей, готовых честно трудиться и неплохо зарабатывать. Хочу, чтобы меня запомнили как человека, который кое-что сделал для простых людей, а не как одного из богатеев, живущих на высоком холме, и не имеющих ни малейшего понятия о жизни других. — Он усмехнулся с иронией. — Смейся, не стесняйся.
— Мне не смешно, — ответила она. — Твои слова задели меня за живое. Меня точно так же мучают угрызения совести. Я всегда все воспринимала как должное. Никогда не задавалась вопросом, откуда возьмется следующая тарелка с едой, а ночью, над головой, всегда была крыша. На Карибах я работала среди людей, не имевших тех возможностей, к которым я привыкла с детства, и от этого получала еще большее удовольствие.
— А преподавание в Академии тебе не приносит такого удовлетворения?
Она скорчила гримасу.
— А, до тебя еще слухи не дошли. Меня освободили от обязанностей. Вчера Том заезжал и лично сообщил мне об этом. Совет правления не устраивает, что я приношу школе дурную славу.
— Извини, Салли. Это я во всем виноват. Если бы я не потащил тебя в закусочную Гарлана…
Она отмахнулась от его извинений.
— Я бы нашла другой способ устроить им неприятности. Я все равно не вписываюсь в их стереотипы.
— Возможно, но нельзя же из-за этого бежать из города. Здесь есть другие школы, где тоже требуются учителя.
— Не надо мне никакой другой школы, мне и Академия не, была, нужна. Преподавание — не мое призвание. Мне пришлось этим заниматься на Санта-Лючии, потому что это было единственное, что я могла там предложить. Но я не настолько этим увлечена, чтобы продолжать это дело и здесь.
— Значит, работа учителя тебя не воодушевляет. Что же тогда?
Она выбрала шпажку с кусочками цыпленка и в задумчивости рассматривала ее.
— Я хочу помогать неудачливым людям, — наконец произнесла она. — Защищать право быть другими тех, кто не укладывается в общепринятые шаблоны или не может постоять за себя.
— Очень благородные помыслы, Салли.
— Не более, чем твои.
— Да, мы с тобой всегда существовали на одной волне.
Повисла напряженная осязаемая тишина, как будто неведомая сила проникла в комнату и парализовала все вокруг.
— Нет, ты ошибаешься, — сказала она, нарушая молчание. — Так было не всегда.
— Если ты имеешь в виду то лето, когда ты уехала в Париж… мы никогда не говорили об этом, и я часто…
— Нет смысла ворошить такое далекое прошлое.
Близкая, сердечная женщина, с которой он только что делился своими замыслами, в мгновение ока, превратилась в незнакомку. Все началось снова.
— Тогда, может быть, мы проясним кое-какие вопросы из недавнего прошлого, в частности события одной ночи? — холодно предложил он.
Ее глаза стали непроницаемыми, как лесная чаща.
— Лично мне непонятно только то, как ты мог бросить меня одну в том свинарнике, который почему-то назывался закусочной.
— Сам не знаю, — ответил он, — и все время проклинаю себя за это.
— Ближе к делу, Джейк. Где ты был? Куда пропал?
— Возле уборной я нашел восемнадцатилетнего мальчика, пьяного вдрызг, и отвез его домой. Я думал, что вернусь очень быстро. Дело в том, что в машине он отключился, и его мать подумала, что это я напоил его. Пока мы разобрались, и я помог отвести его наверх и уложить в постель, прошло пятнадцать минут вместо пяти. Если бы я знал, что с тобой…
— Откуда ты мог знать, — мягко перебила она его. — Ты правильно сделал, что помог этому мальчику. Конечно, я тебя прощаю.
— Только сам я не могу себя простить, и не знаю, смогу ли когда-нибудь. Я готов был убить этого мерзавца, когда увидел, что он с тобой делает. Если бы полиция не подоспела вовремя, так бы и случилось. — Он поставил тарелку обратно на столик. Отвратительное настроение, не покидавшее его последние дни, снова вернулось к нему и убило аппетит. — Все мои рассуждения о том, как я презираю насилие, ничего не значат, когда наступает решительный момент. Я становлюсь сущим дикарем, если речь идет о защите женщины, которую я…
Что? Которую я люблю? Он действительно чуть не произнес это? Совсем с ума сошел! Он много лет не влюблялся ни в одну из женщин.
В изумлении он поднял на Салли глаза, ожидая увидеть на ее лице насмешку, а вместо нее обнаружил такую незащищенность и уязвимость, что пришлось напрячься, чтобы не припасть к ней и не сжать ее в своих объятьях.
Она поняла, что выдала свои чувства, и залилась густой краской. Но что-либо исправлять было поздно. Время не в силах изменить некоторые вещи, и такое глубокое, инстинктивное знание друг друга, было одной из них.
Не было необходимости заканчивать предложение, она и так все поняла. В результате неопределенной, ситуация оставалась только для него, он искрение не понимал, почему она восприняла его полупризнание так болезненно.
— О чем я говорил? — начал он, спотыкаясь о слова.
А она, придя в себя быстрее, отрезала.
— Что в тот момент в тебе возобладал инстинкт сильного пола защищать тех, кто слабее.
— Да, что-то вроде того, — сказал он и решил, что пора менять тему. — Вчера я опять ездил в ту закусочную. Она сейчас закрыта за нарушения закона о продаже алкогольных напитков, но я нашел хозяина и показал ему фотографию Пенелопы. Пришлось немного потратиться, и, в конце концов, он сознался, что Пенелопа часто бывала в том месте в течение многих месяцев — до того, как ты приехала в город.
Салли уставилась в свою миску с рисом, как будто боялась, что она может прыгнуть на нее и укусить.
— Не может быть!
— Да уж. — Он пристально посмотрел на нее, но теперь она уже не пыталась скрывать то, что думает, и он решил идти до конца. — Он рассказал такие подробности… даже назвал ее маленькой сексапильной сучкой. Должен признать, термин не из моего словарного запаса, но, согласись, картину рисует впечатляющую.