Так Лариса впервые ощутила, что это такое, когда внимание всех присутствующих принадлежит тебе и только тебе. Точнее, оно принадлежало Виталию, но поскольку теперь она была частью его самого, то восхищенные взгляды адресовались и ей. Меркурий упал на Солнце… И получил право на то, на что прежде имело лишь само светило.
Как и следовало ожидать, он вел ее превосходно: выбирал для своей партнерши легко выполнимые движения, сглаживал ее ошибки, приподнимал и кружил в воздухе; прежде чем выполнить какой-либо новый элемент, давал быстрые инструкции. Лариса изо всех сил старалась соответствовать тому высокому уровню, что задал ей аниматор, и, когда у нее получалось что-либо сносное, Виталий поощрительно кивал. Но в целом держался, как солнце, которое выполняет свой долг по отношению к земле, проглядывая из-за туч, но не ставит себе задачу залить весь белый свет золотыми лучами.
Совершив опасную растрату, они выпили в баре по рюмке коньяка. Лариса хотела попробовать знаменитую «Метаксу», но Виталий посоветовал взять коньяк производства острова Санторин, — удивительно мягкий и ароматный. Ей показалось забавным, что аниматор расплачивается за них обоих одолженными у нее деньгами, но от того ей было не менее приятно: ситуации, когда за нее платил мужчина, возникали в Ларисиной жизни далеко не часто. Чокнувшись со своим спутником, Лариса прокричала ему сквозь грохот музыки:
— Знаешь, я бы осталась здесь еще на три дня! А потом — еще на месяц. В общем, до тех пор, пока нас не выдворит на родину полиция.
Виталий улыбнулся, отдавая должное ее энтузиазму, но тепла в его улыбке не чувствовалось. Так, проблеск зимнего солнца.
Однако Лариса уже настолько уверилась в том, что небо над ее головой по-летнему горячо и безоблачно, что не считала нужным замечать перемену погоды. Они вновь окунулись в танец, и вскоре она совершенно захмелела от радости. Ее тело было целиком отдано музыкальному ритму, а сознание — солнечному свету, который наконец-то вернулся к ней и теперь не должен, просто не имеет права исчезнуть.
— Я бы на твоем месте так не увлекался волнами, особенно боковыми, — посоветовал ей Виталий, когда они в очередной раз взяли тайм-аут и сидели с рюмками в руках на высоких табуретах, наблюдая за танцующими. — У тебя они получаются… как бы это сказать… по-ученически. А для этого движения нужна хорошая растяжка.
— Как у той немки, с которой ты танцевал, когда мы опоздали, — с горечью вспомнила Лариса.
— Ты ее видела? — Виталий мгновенно оживился. — Вот-вот, как у нее!
Признавать свое поражение было больно, ведь она-то считала волны своим сильным местом. И вдруг она резко распрямилась, пораженная воспоминанием:
— Погоди-ка! Если ты говоришь, что волны у меня не очень получаются, как же я тогда смогла выиграть конкурс?
Виталий снисходительно улыбнулся:
— Ну что это был за конкурс! Так, развлекаловка… В таких конкурсах всегда награждают последнего участника, если он, конечно, не стоит столбом.
— Почему последнего? — упавшим голосом спросила Лариса.
— Потому что последний лучше всего запоминается. Ведь вся эта лабуда не рассчитана на то, что будет профессиональное судейство, очки. Кого я назову — тот и победитель.
— Так, значит, у меня было не лучше, чем у других…
— А чего ты хочешь без тренировок? — резонно спросил Виталий, не выказывавший ни малейших признаков сочувствия. — Вот у той девушки в красном платье, которая шла первой…
— У Вики?!
— Не знаю, как ее зовут. Так вот, у нее явно есть какая-то хореографическая подготовка, поэтому она все делала очень чисто. Но если бы я выбрал ее, то все решили бы, что это подсадная утка: и хорошенькая, и пластичная. А так получился нормальный народный конкурс.
Лариса кивнула, опустив голову — она была не в состоянии добавить к этому кивку ни звука, ни взгляда. Когда тебе вынесли смертный приговор, что толку биться в рыданиях и выставлять свою слабость напоказ перед судьей? Теперь осталось лишь собраться с силами, которых у тебя сейчас нет, и хоть сколько-нибудь твердым шагом покинуть зал суда.
— Здесь так накурено, — с трудом выговорила она. — Я больше не могу.
— Ну, пойдем домой, — равнодушно согласился аниматор, напоследок оглядывая зал и не встречая ничего, что задержало бы его взгляд — здесь, кажется, действительно нечего ловить.
И все же день застал их на одной кровати, в то время как вторая перегораживала вход. Ларисе было не под силу за одни сутки лишиться всего сразу — и надежды на солнце, и его самого. Пусть этот день будет последним в ее жизни, когда она видит свет, но пусть он все же будет! — Надо бы нам обменяться телефонами, — предложил Виталий, когда они лежали в Пирее, на пляже. — Пересечемся как-нибудь в Москве. Я там сейчас, конечно, редко бываю, но мало ли…
«А чего ты, собственно, ожидала? Признаний в любви и клятв в нерушимой верности? Солнце светит всем. Пора принять это как аксиому. Скажи еще спасибо за то, что он заставил тебя поверить в существование света».
— Я не смогу без тебя жить, — неожиданно для себя произнесла она.
Лариса мучительно боялась услышать в ответ на это вырвавшееся признание насмешку или шутку, но Виталий был серьезен.
— Почему? — спросил он, пересыпая песок из одной ладони в другую.
Лариса горько улыбнулась, окидывая взглядом одновременно свое прошлое и свое будущее.
— Потому что, когда ты рядом, жизнь совсем другая — яркая, веселая…
— А кто тебе мешает так жить без меня?
Смеется он, что ли? Или действительно не понимает, какой отчаянно тусклой становится жизнь в отсутствие солнца?
— У меня почему-то так все складывается, что в жизни нет ничего светлого. Вот появился ты, а теперь и тебя не будет.
Виталий пожал плечами с полным непониманием:
— Не будет меня, так будет другой — с ним и повеселишься.
— Так, как с тобой, нет.
— Ну и что, теперь я должен тебя развлекать всю оставшуюся жизнь?
Развлекать? Нет, светить! Но он, похоже, не чувствует разницы.
— Ты не понимаешь, — взволнованно начала она, — что на тебя стоит только посмотреть, и уже становится радостно! А все остальное…
На лице у Виталия было нешуточное удивление:
— Тебе что, действительно нечему радоваться, кроме меня?
Лариса покачала головой.
— Ну ты даешь!
Она предпочла промолчать.
— А почему все так грустно? — спросил Виталий немного погодя. — У тебя разве нет друзей? Семьи? Развлечений каких-то? Или работа — полный отстой?
— Да нет, работу я свою люблю. Очень… Но так получается, что если хочешь хоть более или менее прилично заработать преподаванием, то этой работы надо брать невпроворот — и радости уже никакой. Подруги у меня все замужем. Я одна, как белая ворона. Даже поехать вместе отдыхать — проблема, потому что я при их семьях буду как довесок какой-то. И так выходит…
— Все-то у тебя не складывается, не получается, не выходит! Так возьми все это, сложи да получи! Тогда что-нибудь да выйдет!
— Без тебя у меня уже ничего в жизни не выйдет.
— А чем я, собственно, могу тебе помочь?
В голосе Виталия можно было уже без труда уловить раздражение и презрение.
Лариса глубоко вдохнула воздух и запрокинула голову, как если бы пыталась сдержать рыдания.
— Всем. Только я не имею права просить тебя об этом, если, конечно, ты сам не захочешь…
Ею владело бесстрашие, свойственное отчаянию. В таком состоянии и самому ничтожному из придворных случается высказать своему повелителю все, что годами томилось в душе. Теперь оставалось только ждать, казнят ее за это или помилуют.
— Я не люблю, когда кто-то решает свои проблемы за мой счет, — произнес Виталий с незнакомой ей прежде холодностью.
Лариса с безмерным удивлением вскинула на него глаза.
— Тебе веселья не хватает? А я тут при чем? Я, знаешь ли, не могу работать аниматором двадцать четыре часа в сутки.
— Я не имела ничего такого в виду! — попыталась оправдаться Лариса.
— А что ты тогда имела в виду? — На лице Виталия ясно высветились презрение и неприязнь, но адресованные не самой Ларисе, а идущие откуда-то из прошлого. — Да, это классно, когда у тебя есть персональный развлекатель! Особенно если сама ты вся такая царевна Несмеяна.
Несмотря на смятенные чувства, Лариса догадалась, что этой фразой аниматор рассказал ей о себе больше, чем всеми предыдущими ответами на ее вопросы. И сейчас она не решалась вновь заговорить.
— Хочешь веселиться, — несколько смягчаясь, продолжал Виталий, — так веселись! Как будто клубы есть только в Афинах.
— Еще — на лайнере «Олимп», — печально усмехнулась Лариса.
— А еще их в Москве — вагон и маленькая тележка. Запишись в танцевальную школу — будешь и без меня зажигать на танцполе.
— Ночные клубы, танцевальная школа! Да ты представляешь, какая у вузовских преподавателей зарплата?
— Догадываюсь. А почему бы не сменить место работы? У нас ведь не крепостное право!
— Я, между прочим, люблю свою работу! Представь, что тебе предложат бросить танцы!
— Никто тебя не заставляет бросать преподавание. Устройся на какие-нибудь коммерческие курсы, в частную школу, да мало ли мест!
— Да кто меня туда возьмет без связей?
— Слушай! — Виталий, все это время полулежавший на песке, возмущенно сел. — Может быть, тебе не аниматор нужен, а бизнес-консультант какой-нибудь, чтобы помочь сориентироваться в жизни? Хорошего профессионала возьмут куда угодно, надо только заняться собственным трудоустройством.
Разумом, который в этот момент еле дышал под натиском чувств, Лариса сознавала, что правда — на стороне аниматора. Но чувства кричали совсем о другом: о том, что долгожданное солнце, которое, казалось, было ей даровано самой судьбой, уходит. И теперь ей предлагается выкопать себе свет чуть ли не из-под земли.
Она подняла глаза на Виталия и тут же опустила их, чтобы не выдавать всю глубину своего отчаяния. За эту секунду она успела увериться в том, что теперь ее жизнь будет покрыта мраком.
И все же этой ночью у нее не хватило сил окончательно расстаться с недавно обретенным счастьем. Лечь спать решено было совсем рано — около девяти часов, чтобы к шести утра уже быть в Пирее и сесть на паром, идущий на остров Кея, — дорога туда занимала полтора часа. Лариса сознавала, что сейчас перед ними стоит одна-единственная задача — не проспать и не опоздать вновь, но лишиться последних в своей жизни солнечных минут было выше ее сил.
Когда Виталий попрощался с ней перед сном так спокойно и непринужденно, словно прошедших трех дней никогда и не было в его жизни, и, закрыв глаза, откинулся на подушку, Лариса не выдержала. Соскользнув с кровати, она в два поспешных шага оказалась возле его изголовья и, встав на колени, уткнулась лбом в его плечо. Ее опущенное лицо скрывали волосы, и Ларисе было не так стыдно и страшно от своего поступка, как могло бы быть: словно, придя к Виталию, ей удалось одновременно и спрятаться от него. Впрочем, аниматор вел себя вполне великодушно: Лариса почувствовала, как он расслабленно провел рукой по ее спине, а затем откинул свою простыню.
— Только бы нас не забыли завтра вовремя разбудить! — озабоченно сказал он после того, как она с благодарностью и нежностью положила голову ему на плечо.