Размышляя о Максе, я упорно не могла понять, что его привлекало в Первой Жене (холодность? жесткость? циничность? бестактность?), но вот что в нем самом привлекало Первую Жену, а заодно и массу других женщин, представляется очевидным. Актерские способности — бесценный козырь в общении с противоположным полом, и Макс каждый раз мог смело заходить с козырей — в его колоде они не иссякали.
Он шел по жизни, между делом устраивая красочные шоу, и занимался этим если не с рождения, то с самого раннего детства. Ребенком он без малейшего пинка со стороны родителей мчался декламировать гостям свежевыученный стишок. В детском саду Макс блистал на утренниках, а затем неизменно был главным героем всех школьных постановок. Первое, что он сделал, поступив в наш вуз, — это записался в театральную студию и вот уже более десяти лет не желал с ней расставаться.
Поначалу, едва познакомившись с Максом, я была готова услышать о том, что он в свое время провалил экзамены в театральный и, чтобы не загреметь в армию, ринулся в технический вуз. Однако такая история не всплыла ни разу и, признаться, я недоумевала: почему человек со столь ярким комедийным дарованием даже не попытался попробовать свои силы на профессиональной сцене? Чем больше я его узнавала, тем больше недоумевала. Глядя на бесконечные сценки, интермедии и монологи, разыгрываемые Максом где придется и когда придется — за столом в кафе и за столиком в купе, на лыжах на склоне горы и на тунисском пляже, я каждый раз убеждалась, что он актер по жизни. Так почему же его профессиональная жизнь не стала актерской игрой? Впрочем, подобных «почему» в человеческой жизни можно набрать вагон и маленькую тележку. А ответ один, трусливый, гнилой и лживый (копните поглубже — и поймете, что лживый): обстоятельства, обстоятельства, обстоятельства…
Но именно обстоятельства сложились так, что на очередной прогон спектакля Макс явился притихшим, растерянным, и мы немедленно сделали вывод: в его жизни произошли какие-то серьезные изменения. И затаили дыхание, готовясь о них узнать.
Оказалось, что мечты действительно сбываются — Макса пригласили работать в настоящий театр. Ну не совсем в театр, а в антерпризу. Не то чтобы слишком успешную, но… у них как раз не хватало хорошего комика, и, возможно, Максово появление вытянет спектакль на небывалый доселе уровень. Где они его заметили? Да помните тот клуб, где мы недавно выступали с несколькими комедийными номерами? Туда как раз и зашел режиссер этой антерпризы. И, увидев на сцене Максима Кирьянова, понял: это именно то, что ему грезилось бессонными ночами.
Узнав подробности, мы притихли еще больше: вот он — момент истины! Пожелай Макс распрощаться с прежней жизнью, он не будет связан ничем, кроме уже успевшего войти в привычку безбедного существования. Но нельзя же обойтись вообще без жертв в своем стремлении к тому, о чем мечталось! Итак, каким же будет вердикт?
Но выяснилось, что Макс держал мхатовскую паузу — размышлял. По окончании недели, когда вердикт все еще не прозвучал, нам стало очевидно, что пауза становится безразмерной. А через месяц с лишним, когда мы не вытерпели и подступили к Максу с расспросами, он ответил с ноткой раздражения в голосе:
— Народ, ну вы что в самом деле?! Какая антерприза, когда у меня квартальный отчет?
«Вот так, — подумала я. — Вот так. А все, оказывается, просто: стоит воплотившейся мечте встать перед твоей дверью и тихонько постучать, как ты немедленно запираешься на все замки. И не дай Бог приоткрыть дверь, чтобы хоть рассмотреть ее получше — вдруг в твое насиженное гнездышко ворвутся ледяные порывы ветра? И выметут весь твой душевный комфорт к чертовой матери. Опустошат карманы… А что принесут взамен? Дыхание свободы… творческий подъем… К чему это все на четвертом десятке, если мы, словно заядлые гомеопаты, уже привыкли к мини-дозам радости и печали? К тем их крошечным консистенциям, что не расшатывают существование, но наполняют его приятным разнообразием…»
К слову сказать, Первая Жена терпеть не могла наш театр, считая его детским баловством, и неоднократно выражала надежду на то, что «когда-нибудь Максим перерастет весь этот балаган».
Но возможно ли перерасти то, что укоренилось в душе, питаясь ее силами и питая ее саму? — Викочка, — говорил Макс, присаживаясь рядом со своей мечтой на какой-то реквизит, — а вот когда ты в этой сцене встаешь на цыпочки, то ты как будто балерина.
— Элена, не надо спрашивать, когда мы будем вместе — мы и так вместе, — уверял Агустин.
— Вик, ну долго ты будешь собираться? — спрашивал Гриша, заехавший за женой на репетицию. — Макс, у нее дома ребенок некормленый и я, между прочим, тоже.
— Лена, это, кажется, тебя, — сообщал мне муж, держа в руках телефонную трубку. — Наверное, с работы.
— У меня фитнес перенесли на субботу, — объявляла я, стараясь говорить как можно более бесстрастно. — Кстати, будет сдвоенное занятие.
— Ну, можем сходить в боулинг, — милостиво соглашалась Вика и смешливо искрила глазами, — всей компанией, конечно.
А потом наступила развязка.
Собственно говоря, наша компания давно предполагала, что союз Гриши и Вики — не на века. Инициатором разрыва, как ожидалось, должна была стать Вика. Но однажды она появилась на воскресной репетиции в подавленном и растерянном состоянии — Гриша ушел первым. Уточнять причину мы в тот день сочли бестактным — девушка и так собрала все нервы в кулак, чтобы не сорвать прогон спектакля и не подвести труппу. Поэтому обсуждению подверглись лишь последствия. Собирается ли безвременно ушедший папаша навещать ребенка? А помогать деньгами? Грядет ли размен квартиры? Впрочем, несмотря на расспросы, за будущее Вики никто особо не тревожился — было очевидно, что стоит Максу, как на грех пропустившему сегодня репетицию, узнать о случившемся, как Викина судьба окажется в надежных и любящих руках, а в мире станет одной сбывшейся мечтой больше.
В тот день я ушла с репетиции раньше — разболелась голова, поэтому мой путь к метро был одиноким. Подозреваю, что причиной головной боли была одна и та же мысль, что крутилась, точно белка в колесе, не находя выхода. «Вот и Макс с Викой после стольких лет будут вместе… А как же мы с Агустином? Неужели никогда?…» Рядом притормозила машина, и я обернулась.
— Привет, Лена — сказали из опущенного окошка. Голос был женским.
Я присмотрелась: Максова Первая Жена, сидевшая за рулем, холодно улыбалась и приглашала меня занять место рядом с ней. Вот вам и необъятная Москва! С тем, кого в упор не хочешь видеть, пути пересекутся обязательно.
Соглашаться мне не хотелось, отказываться было бы уж слишком невежливо. Я села в машину. При всей моей нелюбви к Первой жене следовало признать, что выглядит она роскошно, машина у нее шикарная и, судя по машине, ее карьера более чем состоялась. Что касается личной жизни — не уверена, но для Первой Жены это никогда не имело сколько-нибудь серьезного значения. Похоже, она получила от судьбы все, что хотела, и, похоже, судьба по-настоящему благоволит к тем, кто похож на нее саму — холодным, жестким, циничным. Все эти качества у Первой Жены имелись в избытке.
— Что-то ты неважно выглядишь, — с деланным сочувствием заявила она мне после первых приветственных фраз.
Ах да, забыла, еще и бестактным. Я, конечно, могла бы объяснить, что у меня разламывается голова, но вместо этого стиснула зубы.
— Устала, как собака, — ответила я. — Бегаю по всей Москве — ищу подарок на свадьбу.
И, боясь, что Первая Жена сама не задаст вопроса, я добавила:
— Макс женится на Вике.
Меня озадачила ее реакция: брови Первой Жены не взмыли в удивлении, в лице не дрогнула ни единая жилка, не возник вопрос о том, куда из Викиной жизни делся Гриша.
— Этого не может быть, — невозмутимо сказала она.
Я постаралась сделать свою интонацию как можно более невинной:
— Я понимаю, тебе неприятно это слышать…
— Мне все равно! — коротко рассмеялась Первая Жена. — Но этого просто не может случиться.
— Почему? — Я чувствовала, как мной овладевает если не страх, то беспокойство.
— Вот увидишь.
Я пожала плечами, но беспокойство металось в душе.
Приличия ради мы немного продолжили разговор, сидя в машине перед входом в метро, но тема Макса и Вики больше не всплывала. Попрощавшись и выйдя из машины, я с удивлением отметила, что головная боль отпустила, а вот тревога овладела мной до холода в душе. Зачем эта женщина вновь оказалась на моем и Максовом пути? Ее место было в далеком прошлом, так какого же черта!.. Я тряхнула головой и начала шарить в кошельке карточку для прохода через турникет. Я не была суеверна, но руки немилосердно тряслись.
Я не готова с точностью сказать, в какой момент и от кого Макс узнал о Викином разводе, но он оказался в курсе довольно скоро. И… ничего не произошло. Точнее, произошло, но совсем не то, что ожидалось: Макс всем своим видом и поведением стал сообщать нам о том, что его отношения с Викой лежат исключительно в плоскости дружбы. Он перестал проявлять к ней демонстративный интерес на репетициях, зато в кулуарах озабоченно интересовался, не требуется ли Вике какая-нибудь материальная помощь. Помощи не требовалось, и разговоры в кулуарах не возобновлялись. Вика теперь приходила на репетиции, потеряв всякую ориентацию в происходящем, потому что Макс начисто исключил в отношении нее какую бы то ни было игривость, а перешел на сочувственную деликатность. На день рождения Вики — первый грустный день рождения — он впервые никак не участвовал в выборе подарка, ограничившись денежным взносом, и переступил порог с самым примитивным букетом, который только можно было себе представить: пять коммунистически красных гвоздик. Вспоминая те фантастические охапки, которые он приволакивал в прошлые годы, я готовилась к наихудшему повороту событий.
Тревожные ласточки все прилетали и прилетали. Во время очередной нашей тусовки у Макса на квартире кто-то из девушек осмелел и вслух заметил, что дом не выстоит без хозяйки. Макс поспешно согласился и добавил, что его мама, не вынеся запустения в сыновней берлоге, уже наняла плиточника для ванной комнаты, а в ближайшие выходные тащит сына выбирать абажуры для свисающих отовсюду «лампочек Ильича». Не говоря уже о том, что унитаз давно починен. Мы переглянулись и опустили глаза.
Какое-то время спустя Вика, не выдержав наступающего у нее на глазах затмения, решила взять активную роль на себя. И театр зашатался от перемен. После рождения ребенка Вика уже несколько лет не меняла стрижку, носила стандартное полудлинное каре, но когда она в очередной раз появилась в театре, мы увидели девушку с элегантной завивкой, в темных волосах были мастерски высветлены золотистые прядки. Даже не прядки, а нити, магически светившиеся в темной чаще волос. Комплименты сыпались на Вику как золотой дождь. А Макс обсуждал с нашим режиссером количество голов, забитых вчера «Манчестер Юнайтед».
На следующей репетиции Вика появилась с цветной татуировкой на бедре в виде орхидеи. Труппа зашлась от восторга, но Макс в это время, не отвлекаясь, отрабатывал поединок на мечах. Очередным шагом в Максову сторону стали трусики-стринги, завлекательно проступавшие из-под очень низких джинсов (прежде Вика всегда проявляла в одежде умеренный консерватизм). В момент ее появления в зале Макс приветственно кивнул и продолжил разговор по мобильному.
Мне все это напоминало анекдот про ковбоя, каждый день проезжавшего под окном своей возлюбленной на лошади, выкрашенной в новый цвет. А возлюбленная равнодушно махала рукой, не замечая, что скакун сегодня зеленый, а завтра фиолетовый.