В целом работа оказалась не такой отвратительной, как я предполагала, но ужасно скучной. Мой непосредственный начальник, менеджер Дик Хантон, оказался симпатичным парнем.
Правда, чрезмерно суетливым. Торопливо засовывая в пакет бумажки с адресами и документами, Дик отправлял меня в разные концы города.
Каждое дело, которое он мне поручал, не терпело отлагательства, было, по его словам, жизненно важным и совершенно секретным.
– Ванда, детка, – говорил он мне, протягивая очередной пакет. – Обязательно найди этого человека. Никому, кроме него, документы не отдавай. Это очень важно, Ванда. – Ему доставляло какое-то удовольствие постоянно повторять мое имя, смаковать его, словно это было не имя, а желе из экзотических фруктов.
Я отправлялась то в банк, то в дружественную фирму, то в юридическую контору. Везде было одно и то же: посидите, подождите, торжественное появление шефа, его могущественная рука забирает документы, ну и так далее. Я удивляюсь, как люди могут обречь себя на подобное прозябание в конторских стенах? Но кто бы говорил! Мой жалкий удел был еще хуже. Хотя в курьерской работе были и радости. Например, во время разъездов я могла читать книги, что изрядно скрашивало мои унылые будни.
В офисе меня никто не замечал, кроме Дика, раздававшего поручения курьерам. Для огромной компании такое отношение к представителям низшей иерархии более чем нормально.
Шелест важных бумаг, суета, интриги… У работников фирмы весьма насыщенная жизнь.
Впрочем, я была даже рада невнимательности коллег. Благодаря этому у меня сложилось ощущение, что я сама по себе и не завишу от них.
Несколько раз я видела босса компании, о котором частенько перешептывались секретарши в курительной комнате. Он был красавцем: глаза стального цвета, темные волосы, чувственный рот. На вид ему было меньше тридцати лет.
И, честно говоря, он был совсем не похож на руководителя крупной фирмы. Наверное, его богатый папочка состарился и передал сыну бразды правления. Это единственное объяснение, которое пришло мне в голову.
Впрочем, меня не слишком интересовала его персона. Первый месяц на новой работе заканчивался, и я лихорадочно думала над тем, куда мне податься. Однако газеты не пестрели перспективными вакансиями для учительницы географии.
После рабочего дня я частенько заходила в кафе «Вирджин», располагавшееся напротив здания фирмы, и позволяла себе такую роскошь, как стаканчик кофе со сливками. Бармен Эдди, пожилой мужчина с доброй улыбкой, так привык к моим вечерним визитам, что, завидев мою темную фигурку, маячившую у входа, сразу же наливал мне кофе.
Мы быстро нашли с Эдди общий язык. Он оказался приятным человеком с хорошим чувством юмора и спустя некоторое время начал наливать мне, как постоянному клиенту, вторую чашечку кофе «за счет заведения».
До зарплаты оставался один день, но этот факт, как ни странно, не поднимал мне настроения. У меня начиналось что-то вроде зимней депрессии. Все было не так, жизнь не налаживалась, работа начала раздражать. И выхода из этого порочного круга я не видела. В таком отвратительном настроении я зашла в «Вирджин». Точнее, меня задуло в кафе холодным ветром. Снег так и не выпал, на сером асфальте по-прежнему красовались заледеневшие лужи. Я открыла дверь, и на меня приятно пахнуло теплом и вкусными ароматами заведения, от которых захныкал желудок.
Я прошла мимо столиков, стараясь не смотреть на сытые, довольные лица, и уселась за стойку бара.
– Что-то у тебя сегодня личико не светится радостью, – констатировал Эдди, с сочувствием глядя на мою продрогшую фигурку. – Неприятности на работе?
– А, – махнула я рукой, – пустяки. Просто все надоело. Я устала, Эдди. От работы, от своей бестолковой жизни. От всего.
– Да, девочка… – Эдди покачал головой. – Сегодня тебе нужно что-то покрепче, чем чашка кофе.
– Я бы и рада выпить чего-нибудь покрепче, – улыбнулась я Эдди, – но завтра на работу. Боюсь, что появление похмельного курьера в «Вест компани» вряд ли оценят.
– Значит, две чашечки, как обычно?
– Угу, – мрачно подтвердила я.
Эдди отошел от стойки и вернулся с чашкой дымящегося кофе. После нескольких глотков обжигающего напитка я почувствовала себя немного лучше. По крайней мере, я согрелась и начала забывать о том, что скоро придется возвращаться домой, сгибаясь в три погибели под порывами ледяного ветра.
– Полегчало? – поинтересовался Эдди.
Он обладал способностью читать мысли и чувства людей по выражению их лиц. И не удивительно – десять лет стоять за стойкой бара.
Эдди частенько рассказывал мне о посетителях кафе, о номерах, которые те откалывали, о причудливом узоре их судеб. Люди, подсаживающиеся к стойке бара, нередко изливают бармену свои переживания: он всегда рядом, всегда на виду. Не друг и не приятель – просто человек. В общем, идеальный собеседник.
Я тоже не была исключением. За месяц общения с Эдди умудрилась пересказать ему всю свою биографию. Меня удивляло то внимание, с каким Эдди всегда выслушивал подобную ерунду. Вместо того чтобы пропускать чужие излияния мимо ушей и вежливо поддакивать, он задавал наводящие вопросы и нередко давал хорошие советы.
Друзей у меня не было, поэтому я радовалась возможности поговорить хотя бы с кем-то, а уж тем более с таким интересным и понимающим человеком, как Эдди. Он тонко чувствовал мое одиночество и, возможно, именно поэтому выделял меня среди прочих посетителей кафе.
Моя единственная подруга, Мэй Хэджог, несколько лет назад вышла замуж за обеспеченного мексиканца и уехала в страну «травки и красного перца», как она выражалась. После отъезда она прислала три письма и пару открыток с местными видами, но через год совсем перестала писать. Я же продолжала писать ей, уже не надеясь получить ответ. Мои письма подруге скорее походили на дневник, который я почему-то отправляла по почте.
Несколько раз я звонила ей по телефону, который она мне оставила. Трубку долгое время не брали, но как-то раз суровый мужской голос ответил, что ни Мэй, ни ее супруг не проживают по этому адресу. Я попыталась выяснить, где же подруга теперь, но никакой информации от сердитого мачо не получила.
Если бы у меня были деньги, я отправилась бы в Мексику и разыскала Мэй. Но мои финансы позволяли лишь путешествие до работы и обратно.
Я рассказала обо всем Эдди, и он заверил меня, что рано или поздно Мэй сама меня найдет. Не знаю, на чем основывалась его уверенность, но кто-кто, а Эдди знал толк в людях.
Я приступила ко второй чашке кофе и, пока Эдди обслуживал очередного посетителя, любовалась янтарными капельками, пролитыми на белоснежное фарфоровое блюдце. Они красиво переливались в свете искусственных ламп, и казалось, что блюдце инкрустировано маленькими камешками.
Оторвавшись от созерцания кофейных капель, я вновь подумала о своей жизни. Интересно, сколько лет еще я буду влачить такое жалкое существование? О том ли я мечтала, когда мне было восемнадцать? Крошечная съемная квартирка, скучная работа, одиночество, которое невозможно скрасить даже походом в кино, потому что нет денег… Никаких приключений, никаких радостей… Ничего.
– Э! Да ты совсем нос повесила, как я погляжу. – Эдди разлил пиво по стаканам и вновь вернулся ко мне. – Не отчаивайся, жизнь наладится. Черные и белые полосы чередуются, верно?
– Почему же тогда моя жизнь – исключительно черная полоса? – грустно улыбнулась я.
– Тебе это только кажется. К тому же что-то подсказывает мне, что скоро в твоей жизни произойдут удивительные перемены. А я, прости за нескромность, редко ошибаюсь.
– Дай-то Бог, Эдди. А то меня уже начинает мутить от однообразия.
– Что касается твоей работы, то тебе срочно нужно ее менять. Пока ты совсем не увязла в этом своем курьерском болоте. Я бы рад предложить тебе что-то стоящее, но, увы… Не думаю, что перспектива стать официанткой, пусть даже в хорошем ресторане, покажется тебе блестящей.
– Спасибо за участие, Эдди. Придумаю что-нибудь. Ну пока, мне пора идти.
Я поежилась от мысли, что за дверью кафе меня караулит холодный ветер. Надо добраться до дома и включить наконец обогреватель. Наплевать, что дядя Бен попросит дополнительную плату за электричество. Не умирать же мне от холода, в самом деле?
Я натянула куртку, помахала рукой Эдди и, в предвкушении яростных порывов ветра, открыла дверь. К моему великому удивлению, за тот час, который я провела в кафе, погода наладилась. Ветер стих, улицы заволокла теплая, успокаивающая темнота. Лишь огромные глаза фонарей и неоновые огни рекламных щитов освещали мне путь домой.
Глава 2
– Па?!
Вот чего-чего, а появления отца у порога квартиры я совсем не ожидала. Обычно он предупреждал заранее о своем приезде. Что это на него нашло? Однако сюрприз был приятным – я успела соскучиться по отцу, к тому же наши с ним отношения походили скорее на дружеские, чем на родственные.
Па похлопал круглыми голубыми глазами, изображая совершенную невинность, провел рукой по серебристым волосам и наморщил лоб, явно пытаясь сформулировать цель приезда. Я засмеялась, обняла его и полезла в сумку за ключами.
– А я-то думал, ты ушла на свидание и будешь не скоро. Боялся, что придется здесь всю ночь торчать.
– Что ж ты не позвонил? – поинтересовалась я, игнорируя его намек насчет свиданий.
– Хотел устроить сюрприз.
– И долго ты меня караулишь? – Я наконец нашла ключи, открыла дверь и пропустила его в квартиру.
– Не очень. – Он снял пальто и поежился от холода. – Да у тебя не теплее, чем на улице. Как ты еще в сосульку не превратилась?
– Сейчас включу обогреватель, – невозмутимо отозвалась я, как будто счет, который предъявит за это дядя Бен, для меня плевое дело.
Мы уселись на кухне, и отец достал из пакета бутылку красного полусладкого вина. Старый хитрец! Безусловно, он и дочку хотел порадовать, но в первую очередь думал о себе. Дело в том, что алкоголь – его слабость, и моя мать категорически запретила ему пить. Но всегда, когда папа приезжал ко мне, он тайком от матери брал с собой бутылочку чего-нибудь горячительного.
Я поставила на стол два стеклянных стакана – всего в моей квартирке их было три – и предложила отцу разлить вино. Конечно, завтра на работу, но я же не собираюсь выпить всю бутылку, уговаривала я свою совесть.
Па, как выяснилось, поссорился с мамой. Она вымыла стекла в серванте, а отец тут же «захватал» их руками.
– Я только дотронулся, – оправдывался он, – а она в крик. Мол, ты опять захватал стекла, я устала быть бесплатной служанкой, ну и так далее… Я решил поехать к тебе: до завтра она успеет успокоиться. Нет у меня сил выносить эти крики. Подумаешь, стекла… Вот ты мне скажи, Ванда, разве они стоят того, чтобы из-за них скандалить?
– Конечно нет, па. Но ты ведь знаешь маму – она всегда делает из мухи слона. Такой уж у нее характер.
– Тебе хорошо, ты от нее сбежала, – грустно произнес отец, поднимая стакан. – Давай выпьем за то, чтобы у тебя жизнь наладилась. Я уже старик, мне нечего ждать…
Уж эта отцовская привычка пенять на свой возраст!
– Ну, па! Мы, конечно, выпьем за это, но какой же ты старик? Тебе всего-то сорок пять, а ты уже стонешь, что одной ногой в могиле!
– Сорок восемь, – мрачно поправил отец.
– Какая разница? Всего-то три года убавила!
– Для тебя – никакой. Двадцать пять, двадцать восемь – все равно молодость. А в моем возрасте эти несчастные три года играют огромную роль. Старость – не радость.