— Понятно… — От непринужденности Добсона не осталось и следа. — Мне жаль, что вы так поздно узнали о болезни деда. Но таково было его желание.
Опять…
Если бы Одри могла позволить себе слабость, она бы заплакала. Слава Богу, ей удалось сдержаться. Меньше всего на свете она хотела, чтобы ее жалели. Особенно Джолли Добсон.
Упершись взглядом в сложенные на коленях руки, Одри слегка шмыгнула носом.
— Ничего удивительного, — произнесла она. Затем подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Если вы боитесь, что нежелание деда видеть меня причиняет мне боль, то можете не волноваться. Я давно выросла.
— А я и не волнуюсь, — ответил он. — Просто надеюсь, что вы поймете.
— О да, я все понимаю. Учитывая, что дед всю жизнь пытался держаться от меня в стороне, в этом нет ничего странного.
Одри судорожно вздохнула, но продолжала смотреть вперед. Однако, как ни пыталась девушка сдержать эмоции, они все же вырвались наружу. Особенно одна, которую Одри называла завистью. Но тут она ничего не могла поделать. Насколько она знала, Джолли Добсон был единственным человеком, которого дед любил. И, видимо, единственным, кому он доверял. Он относился к Джолли, как к сыну, а к ней — как к существу второго сорта. Больнее всего было то, что умирающий дед хотел видеть рядом с собой Джолли, а не ее. Одри завидовала Джолли, получившему от деда то, чего тщетно добивалась сама.
Но больше всего Одри злила собственная беспомощность. Особенно при мысли о тех детских выходках, с помощью которых она пыталась привлечь к себе внимание деда. Когда Одри было десять лет, дед позвонил в Талсу и сказал, что приедет к ней праздновать свой день рождения. Девочке захотелось сделать ему сюрприз. Без ведома бабушки она заказала огромный праздничный торт с воздушными шариками и разослала приглашения почти всем своим одноклассникам. Пышный праздник, который она устроила, пытаясь завоевать его любовь, обошелся ничего не подозревавшей бабушке в сто двадцать пять долларов. Но хуже всего было то, что дед так и не приехал. Более того, он даже не позвонил и не объяснил причины своего отсутствия.
Одри выкинула из головы болезненные воспоминания и сказала себе, что ее присутствие здесь вовсе не требуется. Что ж, тем лучше.
Так почему она не встает и не уходит?
Просто не может, вот и все. Если после такого далекого путешествия она уйдет, не ознакомившись с завещанием, Джолли Добсон наверняка решит, что это из-за него. И даже может подумать, что она осталась все той же смешной, глупой девчонкой, втрескавшейся в него по уши. О Господи, все что угодно, только не это…
Поверенный деда, облаченный в элегантный светло-синий костюм-тройку, шагнул к ней. Судя по безукоризненной прическе Залкинда, каждый его седой волос был покрыт лаком.
— Мисс Говорли, что еще я могу сделать для вас, прежде чем мы приступим к чтению завещания? — улыбнулся он.
— Спасибо, ничего не нужно, — ответила она, глядя на Джолли и машинально отмечая, что, в отличие от поверенного, тот не придает внешнему виду никакого значения.
Его голубые джинсы окончательно выцвели, а в некоторых местах — на которые Одри вовсе не следовало обращать внимания — почти протерлись. На ее взгляд, синяя футболка чересчур плотно обтягивает торс Джолли — как-никак они находятся на деловой встрече. И все же этот наряд так шел ему, что у Одри пересохло во рту Поношенные красно-коричневые мокасины и сдвинутая на затылок светло-коричневая кожаная шляпа довершали туалет. И все же, к вящему огорчению Одри, она была вынуждена признать, что этот небрежный костюм наделяет его дьявольской привлекательностью. Привлекательностью, о которой она столько лет пыталась забыть.
Однако, несмотря на исходившую от него чувственность, которая бесконечно волновала ее, она держала себя в руках. Что ж, уже неплохо. Она сидела прямо, вздернув подбородок. И не собиралась менять позу, как бы ни обернулось дело.
Джолли посмотрел на наручные часы, сокрушенно покачал головой и громко откашлялся.
— Эр, давай начнем, что ли?
— Конечно, — сказал Залкинд и сел в черное кожаное кресло с высокой спинкой. — Если вы оба готовы, можем приступить к чтению.
— Я-то готов, черт побери, — откликнулся Джолли.
— Я тоже, — подтвердила Одри, складывая руки на коленях и ожидая, когда поверенный приступит к делу.
Залкинд откашлялся и начал оглашать последнюю волю покойного. Много лет назад Одри сказали, что дед завещает ей дом. Ее сердце предательски забилось. Она говорила себе, что ничего не хочет от деда, и действительно не хотела. Она приехала в Южную Луизиану лишь с одной целью: в надежде залечить раны прошлого. И все же дом деда не был ей безразличен. В нем заключалось прошлое их рода. Тут жили его и ее предки. Это было все, что от него осталось… последние воспоминания, которыми он был обязан поделиться с ней.
Ей был нужен этот дом. Правда, он изрядно обветшал. Ну и что? Когда-нибудь у нее появятся деньги и она восстановит дом в его первоначальном виде. А сейчас она испытала теплое чувство, когда Залкинд объявил, что дед оставил дом именно ей.
Залкинд поглядел на нее поверх очков и деликатно покашлял.
— Что с вами, мисс Говорли?
Одри быстро вытерла влагу, скопившуюся в уголках глаз, и подняла взгляд.
— Ничего… ничего… все в порядке.
— Можно продолжать?
Прежде чем ответить, Одри почему-то покосилась на Добсона. Должно быть, он почувствовал ее взгляд, потому что тут же посмотрел на нее. Но на этот раз сделал то, чего она совершенно не ожидала: приподнял уголок рта и лукаво улыбнулся. Смутившись, Одри заморгала, а потом снова посмотрела на поверенного.
— Пожалуйста, продолжайте, — торопливо сказала она.
— Мисс Говорли, я хочу, чтобы вы поняли: дом, в каком бы состоянии он ни был, принадлежит вам, — начал Залкинд.
— Понимаю, — кивнула Одри.
Тут поверенный улыбнулся и поправил очки.
— Хорошо. Потому что далее речь пойдет о вещах намного более сложных. Понимаете, ваш дедушка пожелал, чтобы вы оба, — он перевел взгляд с Одри на Джолли, — владели этим домом сообща.
— Сообща? — спросил Джолли. — Это как же?
— Именно так, как написано, — ответил Залкинд. — То есть совместно и безраздельно. Вместе. Как один.
Сбитая с толку, Одри наклонила голову набок.
— В каком смысле?
— Как один человек, — продолжил Залкинд. — Иными словами, чтобы каждый из вас получил свою долю наследства, вам сначала необходимо пожениться.
— Что?! — дружно воскликнули Одри и Джолли и подались вперед. На мгновение их ошарашенные взгляды встретились.
— Вы не ослышались, — спокойно повторил Эрон Залкинд. — И, чтобы сделать это, у вас есть только семьдесят два часа, то есть трое суток. Если вы этого не сделаете, то я уничтожу свадебный подарок. И никто из вас его не увидит.
Джолли прищурился и насмешливо фыркнул.
— Что за чертовщина, Эрон? Грэм и не заикался мне ни про какой свадебный подарок.
— Это меня ничуть не удивляет, — ответил Эрон.
— Что еще за подарок?
Залкинд прочистил горло.
— Карта.
Из легких Джолли со свистом вырвался воздух, и он откинулся на спинку кресла.
— Карта?
— Какая карта? — спросила Одри, выходя из транса.
Должно быть, тут какая-то ошибка, сказала она себе. Карта? Выйти замуж за Джолли? Ее дед не то выжил из ума, не то задумал страшную месть. Он знал, чего стоила семье его страсть к приключениям, знал, как она относится к мужчинам, которым бродяжничество дороже семьи. Она не могла поверить, что дед мог захотеть связать ее с чокнутым кладоискателем, используя в качестве приманки карту.
— Мисс Говорли, ваш дедушка уверяет, что на этой карте указано место, где спрятаны сокровища Старого Арчера.
— Старого Арчера? — недоуменно повторила она.
— Да. Существует местная легенда о пирате по имени Арчер и его сокровищах. Предполагается, что они были зарыты где-то в этих местах в конце восемнадцатого века. Однако никто не знает точно, существует ли этот клад в действительности, — добавил Эрон.
Одри захотелось засмеяться — впервые за все время пребывания в Луизиане. И она это сделала, потому что если бы она не засмеялась, то заплакала бы. Капля оказалась последней.
— Не хочу! — заявила она, схватила сумочку и встала. — А теперь, если вы оба не против, я пойду за билетом на сегодняшний самолет. Мистер Залкинд, если я вам понадоблюсь, вы знаете, как меня найти.
Решив уйти как можно быстрее, Одри резко повернулась к дверям, но остановилась, когда Джолли схватил ее за руку.
— Этелдред, подождите…
Она опустила глаза. Сердце заколотилось снова, на сей раз вдвое быстрее.
— Я подумал, что мы могли бы… Но, наверное, до возвращения в Талсу вам нужно закончить кучу дел?
Одри опустила глаза и посмотрела на длинные пальцы, сжимавшие ее запястье. Чувство было такое, словно они сжимают ее сердце.
— Ну… пожалуй…
Он выпустил ее руку и отошел на шаг.
— Что ж, рад был увидеть вас снова. Вот и все, что я хотел сказать. И еще то, что вы замечательно выглядите… так выросли… и вообще…
Собрав остатки смелости, Одри вздернула подбородок.
— Да, теперь я взрослая.
— Ага, вижу. Надеюсь, что ваш дружок знает, как ему повезло.
Одри окаменела. Правда заключалась в том, что всего две недели назад она порвала со своим женихом после того, как ее просветила одна из его бывших подружек. Джералд Уильямс, ее так называемый жених, был брачным аферистом. Он тщательно выбирал себе жертву среди одиноких женщин (таких, как сама Одри), вкрадывался к ним в доверие, а в подходящий момент обирал их и исчезал без следа. Впрочем, к тому времени Одри уже успела узнать его мерзкий характер, так что все нежные чувства, которые она к нему питала, испарились без следа. О разрыве Одри ничуть не жалела; просто ей было стыдно, что она оказалась последней дурой и позволила себе увлечься таким мерзавцем.
Однако говорить этого Джолли она не собиралась. Наоборот, Добсону следует думать, что она все еще помолвлена, причем с человеком, который готов целовать землю, по которой она ступает. Может быть, это называется ложной гордостью. Но она хотела, чтобы Джолли в это верил. Точнее, это было ей необходимо.
Она посмотрела на Джолли снизу вверх, и их глаза встретились. Уголок его рта приподнялся снова, но на сей раз Одри показалось, что в его улыбке сквозит печаль. Правда, это длилось всего лишь Мгновение. Прежде чем Одри успела ответить, Добсон отвернулся, подошел к окну и уставился на что-то, что привлекло его внимание. Когда-то она ревновала Джолли ко всему, что удостаивалось его внимания. Но все это в прошлом. Теперь она повзрослела. Она по горло сыта мужчинами, которые всю жизнь играют в детские игры.
Внезапно до Одри дошло, что ей надо бежать. Подальше от этого человека и всего, что с ним связано.
— Прошу прощения, — сказала она и быстро вышла из конторы.
Спустя несколько секунд она села в малолитражку, которую взяла напрокат в аэропорту. Какое счастье, что она не разрыдалась у всех на виду. Одри хотела скрыть от окружающих, что больше всего на свете боится одиночества. К несчастью, она все еще настолько наивна, что мечтает о мужчине, который найдет ее достойной своего внимания и заботы.