- Извини, - говорю я. - Был один момент.
- Какой момент?
- Момент, когда я поняла, что забыла все о себе, но знаю, что такое гиацинт.
Он кивает.
- Да.
Он смотрит на свои руки и морщит лоб.
- Думаешь мы должны кому-нибудь рассказать? Может поехать в больницу?
- Думаешь они нам поверят? - спрашиваю я.
Мы смотрим друг на друга. Я снова сдерживаюсь, чтобы не спросить, разводят ли меня. Это не развод. Все слишком реально.
Затем мы идем в кабинет отца, роемся в бумагах и заглядываем в ящики. Нет ничего, что сказало бы нам, почему мы такие, ничего необычного.
Я продолжаю краем глаза следить за ним. Если это развод, то он очень хороший актер. Может это эксперимент, думаю я.
Я - часть какого-то психологического эксперимента правительства и проснусь в лаборатории.
Сайлас тоже за мной наблюдает. Я вижу, как его взгляд скользит по мне, интересующийся..., оценивающий. Мы не разговариваем много. Только:
- Посмотри на это.
Или:
- Как думаешь, это что-то важное?
Мы незнакомцы и между нами только несколько слов.
Комната Сайласа последняя. Он сжимает мою руку, когда мы заходим и я ему позволяю, потому что снова начинаю чувствовать себя не в себе.
Первое, что я вижу - наша фотография на его столе. На мне костюм - слишком короткая балетная пачка с принтом леопарда и черные крылья ангела, которые элегантно расправлены позади меня. Мои глаза густо накрашены сверкающими тенями. Сайлас одет во все белое с белыми крыльями ангела. Он выглядит красивым.
Добро против зла, я думаю. Это какая-то игра? Он смотрит на меня и приподнимает брови.
- Плохой выбор костюма, - пожимаю я плечами.
Он выдавливает улыбку и мы расходимся по разным сторонам комнаты.
Я смотрю на стены, на которых висят фотографии людей: бездомный мужчина, сгорбившийся у стены и держащий вокруг себя одеяло; сидящая на скамейке женщина, плачущая в руки. Цыганка, ее руки сжали ее собственное горло и она смотрит в объектив камеры пустыми глазами.
Фотографии мрачны. Мне хочется отвернуться, чувствуя стыд. Я не понимаю, как кому-то хочется фотографировать такие мрачные грустные вещи, не говоря уже о том, чтобы повесить их на стену и смотреть каждый день.
А затем я поворачиваюсь и вижу на столе дорогой фотоаппарат. Он лежит на почетном месте, на стопке блестящих фотоальбомов. Я смотрю туда, где Сайлас тоже изучает фотографии. Творческая личность. Это его работа? Он пытается узнать это? Нет смысла спрашивать.
Я двигаюсь дальше, смотрю на его одежду, заглядываю на полки у его дорогого стола из красного дерева.
Я так устала. Я двигаюсь, чтобы сесть на стул у стола, но Сайлас внезапно оживает и подзывает меня кивком головы.
- Посмотри на это, - показывает он.
Я медленно встаю и подхожу к нему сбоку. Он смотрит на незаправленную кровать. Его глаза блестят и он, должна сказать, в состоянии шока? Я, как и он, смотрю на простыни. А затем моя кровь застывает.
- О, мой Бог.
Глава 4
Сайлас
Я откидываю прочь стеганое одеяло, чтобы получше посмотреть на беспорядок в изножье кровати. Пятна грязи впитались в простынь. Засохли.Ее куски ломаются и откатываются, когда я натягиваю простынь.
- Это... - Чарли перестает говорить, забирает из моей руки уголок верхней простыни и отбрасывает ее, чтобы получше рассмотреть простынь на резинке под ней. - Это кровь?
Я следую за ее взглядом вверх по простыне, прямо к изголовью кровати. Рядом с подушкой - смазанный легкий след отпечатка руки. Я сразу смотрю на свои руки.
Ничего. Никаких следов крови или грязи.
Я встаю на колени у кровати и кладу руку прямо на отпечаток, оставленный на матрасе. Идеальное совпадение. Или неидеальное, в зависимости от того, как посмотреть.
Я бросаю взгляд на Чарли и она отворачивается, будто не хочет знать, принадлежит этот отпечаток мне или нет. Тот факт, что он мой, только добавляет вопросов. На данный момент накопилось целая куча вопросов, что кажется, будто эта куча скоро обвалится и похоронит нас, не дав ответы.
- Возможно, это моя кровь, - говорю я ей. Или, может, говорю сам себе. Я пытаюсь отпустить мысли, которые, как я знаю, разворачиваются у меня в голове. - Я мог упасть вне дома прошлой ночью.
Мне кажется, что я оправдываюсь перед кем-то, кто не я. Мне кажется, что я оправдываюсь перед своим другом. Перед этим парнем, Сайласом. Тем, кто точно не я.
- Где ты был прошлой ночью?
Это не насущный вопрос, это просто то, о чем мы оба думаем. Я тяну верхнюю простыню и одеяло и расправляю их на кровати, чтобы скрыть беспорядок.
Доказательство. Ключ к разгадке. Что бы это ни было, мне просто хочется прикрыть его.
- Что это значит? - спрашивает она, поворачиваясь ко мне лицом.
Она держит в руках лист бумаги. Я иду к ней и забираю его. Кажется, будто его столько раз сминали, что в самом центре образовывается небольшая, потертая дыра.
На листе написано:
«Никогда не останавливайся. Никогда не забывай».
Я бросаю листок на стол, не хочу, чтобы он находился в моих руках. Листок тоже кажется доказательством. Мне не хочется прикасаться к нему.
- Я не знаю, что это значит.
Мне нужна вода, я помню только ее вкус. Может потому, что у воды нет вкуса.
- Ты написал это? - спрашивает она.
- Да откуда мне знать?
Мне не нравится тон моего голоса, раздраженный. Мне не хочется, чтобы она думала, что я раздражен из-за нее.
Она поворачивается и быстро идет к своему рюкзаку. Роется внутри, достает ручку, затем идет ко мне и всовывает мне ее в руку.
- Скопируй.
Она любит командовать.
Я смотрю на ручку, перекатывая ее между пальцами. Провожу большим пальцем по рельефным словам, написанным сбоку:
ФИНАНСОВАЯ ГРУППА ВИНВУД-НЭШ .
- Посмотрим, твой ли почерк, - уточняет она.
Она переворачивает листок чистой стороной вверх и подталкивает ко мне. Я смотрю в ее глаза, немного проваливаюсь в них.
Но тут же злюсь.
Ненавижу, что она подумала об этом первая.
Я беру ручку в правую руку и не чувствую себя комфортно. Перекладываю ручку в левую руку. Так лучше. Я левша.
Пишу слова по памяти и после того, как онавнимательно рассмотрела мой почерк, переворачиваю листок.
Почерк другой. Мой - острый, четкий. А тот - неряшливый и небрежный.
Она берет ручку и переписывает слова.
Идеальное совпадение.
Мы оба тихо смотрим на лист и не уверены, значит ли это что-то. Это могло ничего не значить. Это могло значить все.
Грязь на моих простынях могла значить все. Кровавый отпечаток мог значить все.
Тот факт в том, что мы можем вспомнить элементарные вещи, но не людей, мог значить все.
Одежда, которую я ношу, цвет ее лака для ногтей, фотоаппарат на моем столе, фотографии на стене, часы над дверью, полупустой стакан с водой на столе.
Я поворачиваюсь, внимательно осматриваясь.
Все могло что-то значить.
Или все абсолютно не могло что-то значить.
Я не знаю, что зарегистрировать в своей голове, а что проигнорировать. Может, если я просто засну, то проснусь завтра и все снова будет совершенно нормальным.
- Я хочу есть, - сообщает она.
Она наблюдает за мной.
Я не могу полностью разглядеть ее лицо сквозь свисающие пряди волос. Она красивая, но по-своему. Так что я не уверен, могу ли это оценить. Все в ней пленяет, как последствия после шторма. Люди не должны получать удовольствие от разрушений, на которые способна матушка природа, но мы все равно смотрим.
Чарли - разруха, оставшаяся после волны торнадо.
Откуда я знаю это?
Прямо сейчас она выглядит расчетливой, когда смотрит на меня так. Мне хочется схватить фотоаппарат и сделать снимок. Что-то кружит в моем животе, как ленточки и я не уверен, нервы это или голод, или моя реакция на девушку, стоящую рядом.
- Пойдем вниз, - решаю я, протягиваю руку к ее рюкзаку и отдаю его ей, а сам беру фотоаппарат с комода.
- Поедим, пока будем искать наши вещи.
Она идет передо мной, останавливаясь у каждой фотографии между моей комнатой и нижней ступенькой лестницы. На каждой фотографии, мимо которых мы проходим, она проводит пальцем по моему лицу и только по моему лицу. Я наблюдаю за ней, пока она пытается тихо разобраться во мне через вереницу фотографий. Мне хочется сказать ей, что она зря тратит время. Кто бы не был на этих фотографиях, это не я.
Как только мы спускаемся, наши уши атакует короткий вскрик. Чарли внезапно останавливается и я врезаюсь в ее спину. Вскрик принадлежит женщине, которая стоит в дверном проеме кухни.
Ее глаза расширились и мечутся между мной и Чарли.
Она прижимает руку к сердцу и вздыхает от облегчения.
Ее нет на фотографиях. Она полная и в возрасте, может около семидесяти лет. На ней одет передник, на котором написано «Я добавляю что-либо необычное в закуски».
Ее волосы убраны, но она сдувает высвободившиеся седые пряди, когда выдыхает, успокоившись.
- Господи, Сайлас! Ты напугал меня до смерти!
Она поворачивается и направляется на кухню.
- Вам двоим лучше вернуться в школу, пока твой отец не узнал. Я лгать из-за тебя не буду.
Чарли все еще застыла передо мной, поэтому я кладу руку на нижнюю часть ее спины и подталкиваю ее вперед. Она смотрит на меня через плечо.
- Ты знаешь...
Я качаю головой, прерывая ее вопрос. Она собирается спросить меня, знаю ли я женщину на кухне. Ответ - нет.
Я не знаю ее, я не знаю Чарли, я не знаю семью на фотографиях.
Все, что я знаю, это фотоаппарат в моих руках. Я смотрю на него, задаваясь вопросом, откуда я могу помнить все, что нужно, насчет эксплуатации фотоаппарата, но не могу помнить, как я этому научился.
Я знаю, как выставить светочувствительность. Я знаю, как настроить выдержку затвора, чтобы водопад выглядел как спокойный поток, или чтобы каждая капля воды была независима от остальных. У этого фотоаппарата есть возможность фокусироваться на самых маленьких деталях, таких как изгиб руки Чарли или ресницы, обрамляющие глаза, а все остальное размывается. Я понимаю, что каким-то образом знаю специфику этой камеры лучше, чем то, как должен звучать голос моего младшего брата.
Я вешаю ремешок на шею и позволяю фотоаппарату качаться на груди, пока следую за Чарли на кухню.
Она идет целенаправленно. На сегодняшний момент я сделал вывод, что все что она делает, имеет цель. Она ничего не растрачивает напрасно. Каждый шаг, который она делает, по-видимому, запланирован до того, как она делает его. Каждое слово, которое она произносит, необходимо. На что бы она не смотрела, она фокусируется на этом всеми чувствами, словно только ее глаза могут выявить, как что-то пахнет, звучит, ощущается и чувствуется на вкус. И она смотрит на предметы, только когда есть для этого причина. Забудьте о полах, о занавесках, о фотографиях в коридоре, на которых нет меня.
Она не тратит время на предметы, которые не имеют для нее пользы.
Поэтому я следую за ней, когда она входит на кухню. В данный момент я не уверен, какая у нее цель - либо выяснить больше информации у экономки, либо она охотится на еду.