Когда же путь наконец был свободен и она смогла пройти по узкому проходу между столиками и, завернув за угол, попала в основной зал, то внезапно остановилась как вкопанная. Ее взгляд поймал знакомую деталь – это был рукав твидового пиджака, такого, какой носил Сэм. Замерев, Билли стала смотреть на этот рукав. Секунды замедлили свой бег, а она все ждала, что он окликнет ее. «Наверное, я ошиблась, это не может быть Сэм!» – подумала она и, набравшись смелости, подняла глаза. Лицом в зал сидели Сэм и Анри, напротив них, спиной к ней, расположился Даниэль. Подавшись вперед, Сэм замер на середине фразы. Билли сделала шаг навстречу, глядя Сэму прямо в глаза, и вся сжалась от безмолвного вопроса. Он откинулся назад и медленно покачал головой, бесстрастно глядя ей в лицо.
Билли сразу поняла, что все кончено. Он смотрел на нее как на восковую куклу, а не как на живую женщину. Анри разинул рот. Непроизвольно Билли сделала еще один шаг к столику, но Сэм остановил ее твердым и холодным взглядом. Затем он демонстративно наклонился к Анри и стал что-то говорить.
Билли повернулась и, собрав остатки достоинства, вышла из ресторана. Она едва держалась на ногах. На улице на стоянке такси стояли двое. Она машинально встала в очередь, ничего не соображая после только что пережитого потрясения. Через несколько секунд ее потянул за рукав выбежавший следом Анри. Она повернулась к нему с отсутствующим взглядом, все еще пытаясь сохранить самообладание.
– Ханни, он думает, что его работы купили ваши друзья. Сегодня к закрытию мы продали уже семь работ… Невероятно! Он думает, что вы… все это оплатили, организовали, подстроили, он убежден, что на самом деле никакого успеха нет.
– Я этого не делала.
– Конечно, мы это знаем, мы пытались ему объяснить, но он не хочет нам верить. Ханни, мне очень жаль. Он просто дурак.
– Он прочел мое письмо?
– Да, сразу, как получил. А потом стали приходить клиенты… – Анри сочувственно развел руками.
– Идите, вы совсем продрогли. Спасибо, что сказали мне, Анри.
«Наверное, я весь день это знала, – подумала Билли, – и была готова к этому окончательному фиаско с того самого момента, как мне сказали, что письмо доставлено по адресу». Иначе как объяснить, что теперь она ровным счетом ничего не чувствует? Почему она сидит на постели, не снимая шубы, ощущая и внутри и снаружи полное опустошение? Она понятия не имела, что ей делать дальше, не помнила, как добралась из ресторана в отель, она не могла представить себе своего будущего, не помнила своего прошлого, а настоящего для нее не существовало…
Внезапно Билли услышала шорох под дверью и, обернувшись, увидела на полу письмо. С полчаса она молча смотрела на конверт, потом заставила себя встать и поднять его. Письмо было подписано Джошем Хиллманом. Пожав плечами, Билли вскрыла конверт и обнаружила внутри другой, весь обклеенный иностранными марками. Это была весточка от Спайдера Эллиота. Она машинально развернула письмо и стала читать.
...
«Дорогая Билли.
Я все еще не знаю, где ты и получила ли ты мое предыдущее письмо, но сегодня я проснулся и понял, что мне хочется кому-нибудь написать – между прочим, это происходит со мной впервые с того дня, как я уехал из Лос-Анджелеса. Если я напишу какой-нибудь из моих шестерых сестер, то остальные обидятся, так что, поскольку ты единственная женщина, которая существует для меня на свете, кроме сестер, получить это письмо выпадает тебе. (И не ворчи, пожалуйста: матери я посылал открытки из каждого порта, так что она обо мне не беспокоится.)
Я отправился в Эгейское море и на греческие острова – представь себе, их в общей сложности 2 тысячи. В греческих турбюро утверждают, что на этих островах 30 тысяч пляжей. Неужели какой-то зануда все их сосчитал? По-моему, это больше похоже на рекламный трюк… ведь тогда на каждый остров приходится по 15 пляжей! Но я готов в это верить – мне кажется, я сам проплывал мимо по меньшей мере 29 тысяч полосок золотого песка. И почему приобретение Онассисом одного из двух тысяч островов обставлялось как крупная сделка? Вот если бы у него была собственная бейсбольная команда, на меня бы это произвело впечатление. Но остров? Какая мелочь!
Я стою на якоре близ Скалы – это порт на острове под названием Астипалея в цепи островов Додеканез. Надеюсь, тебе знакомо это название? Не стесняйся, Билли, этот городок никто не знает. Он маленький, но очень удобный: с мельницей, рыбацким поселком, лагуной и венецианской цитаделью. Я уже сказал про нудистский пляж? Серьезно, здесь есть такой. Имея выбор из 2 тысяч островов, я рассчитал, что там, где есть нудистский пляж, будет и более разнообразная ночная жизнь. Вот почему я здесь.
Удивительно, но у меня ужасное подозрение, что я выдохся. Ну, еще одна летучая рыба, еще один закат, еще один необычный портовый городишко, еще один прекрасный день в Эгейском море – или любом другом водоеме, – и я брошу это дело. Серьезно. Никогда не думал, что морем и островами можно пресытиться, но поверь мне, и у навязчивой идеи есть предел.
Я отрастил длинную косматую бороду зеленоватого цвета – исключительно от скуки, – а потом по той же причине сбрил ее. Я так много читаю, что мне, кажется, скоро нужны будут очки, но я не очень-то этим обеспокоен, пока могу различать текст на расстоянии вытянутой руки. Я видел столько звезд на небе, что могу, кажется, работать в планетарии; правда, я к этому не стремлюсь. Я могу управлять яхтой во сне, практически этим я и занимаюсь все время, и пока все обходится, потому что океан велик. Это, наверное, самое главное, что я узнал, – океан чертовски велик! Я и раньше об этом слышал на уроках географии, но теперь я это знаю сам. Прочувствовал. Надеюсь, на тебя это откровение произведет впечатление, потому что мне для него понадобилась масса времени.
Моя команда по-прежнему со мной. Я нанял пару закоренелых отшельников, так что у нас здесь никакого лишнего народу и никаких лишних разговоров. По крайней мере, они умеют варить еду. Я слишком поздно понял, что мне следовало нанять двух общительных итальянцев. Тогда сейчас я уже бегло говорил бы по-итальянски, прогуливался по Виа Венето, щеголяя лучшим в этих краях загаром, и знакомился с девушками…
Мне кажется, пора выбираться отсюда и двигать домой. Никаких особых планов у меня нет, но я знаю, что с этой посудиной у меня все. Может быть, вернусь в фотографию, а может, начну свое дело – открою галерею и буду помогать молодым художникам. Кто знает? Довольно занятная штука – быть богатым… Когда я доверил свои деньги Джошу, чтобы он вложил их для меня, мне они казались огромной суммой. Но теперь я привык к тому, что деньги растут сами собой – деньги, благодаря которым мне никогда не придется больше работать… а мысль никогда не работать оказалась для меня самым ужасным откровением! Меня все больше начинает мучить вопрос, что делать с собой и что меня ждет в будущем. Ты, пожалуй, принадлежишь к тем немногим, кто действительно может понять, что я имею в виду… В конце концов, ведь не из-за денег же ты затевала «Магазин Грез», правда? И все-таки невероятно, что мы втроем заставили эту фирму работать! Тем не менее я не вижу себя в будущем в торговле… Мне никогда не найти такого партнера, как ты, – ни с кем другим мне не будет так легко и интересно преодолевать трудности. Господи, а помнишь, какой высокомерной стервой ты была, когда мы с Вэлентайн впервые появились в Лос-Анджелесе? Но я сразу разглядел, в чем твоя слабость, и быстро привел тебя в чувство. По-моему, мы с тобой прекрасно сработались.
Билли, старушка, я отправлю это письмо завтра утром и надеюсь, ты вовремя получишь мой дружеский привет. Счастливого тебе Рождества! Я намерен отпраздновать его на всю катушку, надеюсь, что и ты устроишь себе грандиозный праздник. Когда вернусь в Лос-Анджелес, свяжусь с тобой, как только узнаю у Джоша твой адрес. Я думаю вернуться из Афин самолетом. Плыть назад придется еще целый год, мне это не подойдет. С Новым годом, моя дорогая.
Целую тебя,
По лицу Билли катились горячие слезы. Дочитав письмо, она не могла понять, почему плачет, что вернуло ей способность чувствовать. Наконец ей стало ясно, что это слезы радости за Спайдера. Он излечился, это снова прежний Спайдер.
У нее было такое чувство, будто она вырвалась из своего ледяного замка, в котором долго бродила, сбившаяся с пути и безразличная ко всему. Если Спайдер выжил, то и она сможет! Жизнь не кончена из-за того, что один малодушный мужчина не нашел в себе достаточно уверенности, чтобы разглядеть, кто она в действительности такая со всеми ее деньгами и прочим. Ну его к черту, этого Сэма, с его муками творчества и страхами! Ну их всех к черту, этих ах-каких-ранимых трусов, у которых хватает духа только на то, чтобы гордиться, что они родились мужчинами, но которых раздирают вечные сомнения в себе и мучительная неуверенность по поводу своих достоинств! И к черту ее притворство, стремление казаться не той, какая она есть! В конце концов, она не виновата, что все эти мужчины смотрят на женщин лишь как на слабый пол и приходят в ужас от того, что женщина может показать свою силу. Какие же они безвольные трусы!
Билли охватило чувство, которое она не могла определить иначе, как буйную ярость. Она позвонила вниз и заказала на завтра билет в Нью-Йорк. На сборы у нее целая ночь; этого времени больше чем достаточно. А выспаться она сможет в кресле самолета, покидая Париж и всех, кто здесь есть.
IV
«Весь этот безумный уик-энд – совершенно в духе Зака Невски!» – восторженно подумал Ник де Сальво. Еще вчера утром вся труппа Зака умирала от депрессии, не видя никакого выхода: все актеры до единого – даже Ник, звезда, – не находили ничего интересного в подтексте пьесы. Даже от самого этого слова – «подтекст» – его мутило. Подтекст, черт бы его побрал!
А может, им просто надоело репетировать? Или общее негодование по поводу того, что их заставляют вникать в какую-то особенную трактовку драматурга, было вызвано обыкновенным чувством неуверенности, в котором они не желали себе признаться? Как бы то ни было, многие из них уже жалели, что в свое время не послушались советов мамы с папой и не занялись каким-нибудь нормальным делом.
Ник сидел на репетиции, читал текст, как обычно, но на душе у него было скверно оттого, что пьеса внезапно перестала его интересовать. Какое ему дело до Гамлета и его мамаши? До его переживаний по поводу того, как дядюшка Клавдий обошелся со своим братом? Какое ему, к черту, дело, свихнулась ли эта Офелия из-за того, что ее обидел Гамлет, или же у нее и без того крыша поехала? И вообще, что долго рассуждать об этом нытике? Какой нормальный парень станет беспокоиться из-за того, что после смерти он возможно, – «быть может», как он выразился, будет видеть сны? Разве дурные сны – это не самая малая из его, Гамлетовых, забот?
Зачем понадобилось ему, Нику де Сальво, делающему большие сборы, настоящей звезде, отвергать предложение сняться в заведомо кассовом фильме в компании «Юниверсал», возвращаться Нью-Йорк и играть Гамлета в экспериментальна внебродвейском театре? И что с того, что все виднейшие актеры в истории считали своим долгом попробоваться в величайшей пьесе всех времен и народов? Зачем он полез в это дело? Вовсе не o6язательно доказывать себе самому, что до Олива ему далеко, – он и так это знает. У его агента глаза на лоб полезли, когда он услышал, что Ник отказал такой престижной компании. Правда, в «Юниверсал» ему не предлагали играть Шекспира…