— Я весь изранен, вылечи меня.
— Ты изранен, все верно, но это не бицепс, требующий нежной любовной заботы!
— Ты права, — его глаза мерцают в мягком свете лампы, когда он смотрит на меня. — Ты собираешься вылечить меня?
— Только потому, что ты мне платишь за это, — сердито пыхтя, я хватаю свои массажные масла, а конкретнее, масло арники и горчичное масло против воспаления, и иду включать душ. — Тебе нужен холодный душ.
Его губы вздрагивают и вставая, он машет, чтобы я подошла. И когда я в замешательстве подхожу, он обнимает рукой мои плечи.
— Что? Ты не можешь сам ходить? Пару минут назад ты был живчиком, — говорю ему.
— Эндорфины убили боль, — бормочет он мне на ухо, когда я обвиваю рукой его талию и веду в ванную. - Я говорил тебе, что весь побитый.
Я подпираю его к стене и открываю дверь душа. Проверяю, ледяная ли вода, и тут он поднимает меня на руки, переставляет регулятор на середину и заходит со мной внутрь, в одежде.
На нас течет поток воды и я, задыхаясь от удивления, пинаюсь в воздухе, когда вся моя одежда прилипает к телу.
— Что ты делаешь?
Он снимает мою обувь и отбрасывает ее за стеклянную перегородку, затем босую ставит меня на ноги и стягивает вниз мою юбку. Внезапно, все эти феромоны, вырабатываемые им после боя, начинают вести войну с моими чувствами, и мне становится так жарко, что единственное, благодаря чему я не превращаюсь в пепел - это вода, стучащая по моей коже.
— Что ты делаешь? — задыхаясь, спрашиваю у него.
Он рывком снимает мой топ, и он падает на мраморный пол с хлюпающим звуком. Он раздевается, и я так переполнена гневом за то, что он позволил побить себя и так возбуждена от вида его напрягающихся мышц, когда он раздевается, показывая свою золотую влажную кожу, что мне бешено хочется одновременно ударить его и поцеловать. Когда его боксеры падают — хлюп! — и он пинает их в сторону, обожемой, моим глазам становится больно.
Мне приходится прикусить нижнюю губу в попытке подавить инстинкт броситься на него и дать ему все, в чем он нуждается. Не отрывая глаз от меня, он встает назад под напор, его широкие плечи защищают меня от воды. Затем я чувствую медленное скольжение его пальца вверх к моему подбородку и нежное поглаживание нижней губы, освобождая ее от зубов. И слышу его хриплый голос:
— Это должен кусать я.
Я не дышу. Он владеет непреодолимым влиянием на меня. Я могла бы сразиться со своей реакцией, но проиграла бы. Мои глаза удерживают его взгляд, и собственнический проблеск в нем пулей проносится сквозь меня. Вода ручьями стекает по его челюсти, когда он хватает меня за задницу и прижимает к себе. Его эрекция упирается в мой живот, когда он смотрит на меня сверху вниз с упорной интенсивностью.
— Ты, — отрывисто говорит он командующим голосом, проводя своим пальцем по моей нижней губе, — Будешь любить меня, пока я не умру. Я буду делать так, чтобы ты любила меня, даже если это приносит боль. И, когда это больно, я буду делать это лучше, Брук, — он легонько запускает палец в мой рот и специально трется им о кончик языка, спокойно требуя, чтобы я облизала его. Когда я это делаю, у меня ноет грудь и я наблюдаю, как он вытаскивает палец, проделывая влажную дорожку на моей нижней губе. — Ты будешь, черт возьми, любить меня, даже если это нас убивает.
Мои легкие болят от нехватки воздуха, а вся остальная часть меня болит от нехватки его рук на мне. Когда я поднимаю взгляд, то натыкаюсь на эти голубые глаза, сосредоточенные на мне, его лицо повреждено и в поту, весь тестостерон мира проходит сквозь него, притягивая и обволакивая меня так, что именно сейчас я могу принять только то, что очень сильно его хочу. Он заставляет меня чувствовать эту всепоглощающую, душераздирающую, мучительную, болезненную потребность в нем выше физического и эмоционального уровня.
Мое влагалище сжимается так туго, что требуются все усилия, чтобы не захныкать. Мои чувства усиливаются от его близости. Я не могу не заметить, что кровь на его губе такого же цвета, как его мантия "РАЗРЫВНОЙ", яркая и вполне насыщенная. Как мое лицо окутывает его равномерное горячее дыхание. Как медленно его пальцы еще больше охватывают мою задницу, а один из них касается кожи на моей челюсти. Он разрушает меня.
— Перестань причинять себе боль, — несчастным голосом говорю я, пытаясь высвободиться от его рук, только, чтобы удариться о холодный мрамор позади себя.
— Это не приносит боль, — шепчет он, затем за задницу притягивает меня к себе ближе и вдыхает меня. — Ты. Плачущая в моих гребаных руках. Потому что я чертовски обижаю тебя. Это приносит боль. Когда ты . . . не прикасаешься ко мне. Не смотришь на меня, как всегда, этими милыми маленькими счастливыми глазами. Становится больно. Мне охренеть, как больно и ни одна часть меня снаружи не болит так, как болит там, где ты делаешь мне больно.
Борясь со своими эмоциями, пытаясь держать их под контролем, я бросаю взгляд и яростно смахиваю ресницами влагу в глазах.
— И еще мне больно здесь, — он направляет мою руку на свою огромную эрекцию. — Мне больно всю ночь наблюдать за тем, как ты расклеилась из-за меня. Этим утром. И в тренажерном зале, — он прижимает меня ближе, и я тихо стону, опускаясь лбом на его грудные мышцы, изо всех сил пытаясь не расклеиться снова.
Сжалившись надо мной, он отпускает мою руку, но пальцы мои горят, и я не знаю, что поделать со своими руками. От его близости у меня кружится голова. Мне хочется прощупать пальцами каждый сантиметр его мышц и стереть прикосновения любой другой руки, что побывала здесь. Мне хочется . . .
Я даже не знаю. Сейчас я не могу думать не о чем, кроме возрастающего болезненного трепета внутри меня. В моем сердце. В моем влагалище. Он хватает мыло и начинает намыливать мою обнаженную кожу. Как будто делая это впервые, он наблюдает за своими руками между моих ног, его пальцы мнут и намыливают мою грудь, большие пальцы намыливают мои соски.
— Тебе понравился бой? — спрашивает он своим тихим низким голосом, плавно скользя своими сильными руками вниз по внешней стороне ног и вверх по внутренней стороне бедер, потирая мою промежность. Затем он намыливает кожу моих ягодиц и между ними.
Удовольствие от его уверенного знакомого касания настолько сильное, что я сдерживаю стон, наблюдая, как он моет меня.
Один его глаз немного опухший, а рана над бровью все еще выглядит ярко-красной. Посередине его нижней губы все еще есть трещина. Он ранен, но ему на это плевать. Он хотел привлечь мое внимание и сделал бы что угодно для этого, и даже, если мне хочется ударить его за безрассудность, желание поцеловать каждую царапину и рану на его теле намного сильнее.
Ремингтона бросали на протяжении всей его жизни. Родители. Учителя. Друзья. Даже я. Никто не задерживался с ним достаточно долго, чтобы показать ему, что он того стоит. То, что он сделал, просто для того, чтобы я прикоснулась к нему, разделила с ним любовь, разжигает во мне желание погрузить его в свою любовь так, чтобы никогда в жизни ему не пришлось просить меня об этом.
— Я отказываюсь, — шепчу я страстным голосом, — сидеть и наблюдать, как ты нарочно позволяешь делать себе больно.
— Я отказываюсь позволять тебе отталкивать меня, — говорит он так же страстно, наполняя одну свою большую ладонь тяжестью моей груди.
Хмурясь и качая головой, я зажмуриваю глаза, когда он направляет душ на мое лицо. Поток воды смывает мой шампунь и, когда он проводит руками по моим волосам, позволяя пене стекать по моему телу, я с трудом могу удерживать их закрытыми.
Предпринимая действия, пока есть такая возможность, я хватаю мыло, образуя много пены, дотягиваюсь к гладким мышцам его груди и растираю мыльными пальцами твердую гладкую кожу. Его грудь вздрагивает от моего неожиданного прикосновения, и, когда я встречаюсь с ним глазами, у меня подкашиваются колени. Все мое тело сжимается, когда я удерживаю взгляд этих жаждущих голубых глаз, пальцы скользят вверх по его влажной массивной руке, вниз по его груди, по его восьми кубикам. Мой голос хриплый от эмоций, едва слышен из-за воды.
— Это то, чего ты хотел? Когда был там, опрометчиво позволяя наносить удары по себе?
Он нежно охватывает мое лицо одной рукой, и произносит каждое слово яростным и страстным голосом.
— Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты прикасалась ко мне, накрывала мои губы своими, как прежде. Я хочу, чтобы ты любила меня. Хватит уже наказывать меня, Брук. Я люблю тебя.
Он прижимается своими губами к моим, пробуя меня быстрым, грубым поцелуем, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня, тяжело дыша.
Он сильнее обхватывает мое лицо.
— Разве моя девушка позволит этому сломать ее? Разве? Она сильнее этого . . . я точно знаю, и мне нужно, чтобы она жила. Мне нужно, чтобы она боролась ради меня и вместе со мной. Насколько я могу судить, подобного этому раньше никогда не случалось. Только ты приключилась со мной, Брук. И это все еще происходит со мной, не так ли, петарда?
Наши взгляды встретились, и я не знаю, кто из нас более жаждущий, более нуждающийся или более отчаянный. Его взгляд вонзается в меня, он выглядит таким изголодавшимся, а я чувствую себя обезумевшей. Моя грудь начинает вздыматься, сердце колотится, и прежде, чем осознать это, я запускаю пальцы в его волосы и притягиваю его к своим губам, в то время, как он прижимает меня спиной к стене душа и накрывает мой рот своим.
Я задыхаюсь, когда его вкус проносится сквозь меня, как только он раскрывает мои губы, скользя одной своей рукой вверх к моему лицу, неподвижно фиксируя его, и силой своего рта открывает мой, заставляя меня стонать и сжимать его волосы, с нетерпением ища его язык своим.
Но он первый находит меня. Нет. Не находит. Он завладевает мной, его язык трется и трахает мой. Низкое довольное рычание доносится из его груди, когда он поднимает меня, чтобы наши рты были на одном уровне. Его близость, касания наших тел оживляют меня. По моей коже проходят мурашки в местах прикосновения, и потребность между нами возрастает. Я чувствую такую привязанность к нему, от которой становлюсь уверенной, что ничто никогда не оттянет меня назад.
Я жадно посасываю его язык, когда он выключает душ и выносит меня. Набрасывает на меня полотенце, пока я продолжаю цепляться, сосать его язык, покусывать его губы. Кровь мчится по моим венам, как пробужденные реки, когда мы приближаемся к кровати.
Он опускает меня на одеяло, накрывает мое тело полотенцем, слегка вытирая кожу и наклоняет голову, шепча:
— Позволь мне вытереться.
Я протестующе стону, когда он оставляет меня. Мне так жарко, но я такая влажная и холодная, у меня стучат зубы, когда я наблюдаю, как напрягаются его мускулистые ягодицы самым сексуальным образом, в каком только могут напрягаться человеческие ягодицы, когда он исчезает в ванной. Даже сейчас, когда каждый сантиметр моего тела пульсирует, я, дрожа, плотнее поправляю на себе полотенце и рассеянно вытираюсь, не отводя глаз от двери ванной.