Не может быть! Потому что если это правда, если это хоть на йоту правда, а не просто крик обиды, то значит… она тоже что-то чувствует?
Нет, не стоит обманываться, выдать желаемое за действительное — большой соблазн, но он — взрослый, умный мужчина и не поведется на эти уловки фантазии. Дженна просто хотела сказать, что он занимает слишком много времени в ее жизни. Это чистая правда. Но занимать много времени — это значит занимать место в жизни человека… Нет, Морган, остановись. Бессмысленно и глупо сейчас выстраивать себе замок из песка. Или загородный домик. Или даже бунгало.
— Дженна, не плачь, пожалуйста. Я виноват, я веду себя, как последний эгоист, но… Послушай, дай мне шанс искупить свою вину и исправиться. Я сделаю для тебя что-нибудь хорошее, а потом попробую начать все сначала. Относиться к тебе иначе. — Как это — иначе? Идиот, что ты несешь… Не можешь ты иначе к ней относиться, не можешь! — Ну… Чтобы тебе не было обидно, что кроме меня — никого… То есть ничего. Что бы ты хотела? Что я могу тебе подарить?
Она покачала головой и спрятала лицо в ладонях. Ну вот, обиженная девочка… Нет. Женщина, которой плохо. Женщины имеют право плакать. И это его, Моргана Фримена, проблемы, если ему что-то не нравится.
— Дженна, очень тебя прошу. Ответь мне, пожалуйста. Хочешь, подумай до завтра или сколько тебе понадобится…
— Мистер Фримен, мне не нужно от вас ничего!
Ну вот, опять вернулся «мистер Фримен»!
— Ни подарков, ни… Я не хочу оказаться в зависимом положении. К тому же это было бы некрасиво, неэтично и… — «достойно осуждения», хотела добавить она, но не добавила. Не исключено, что у Моргана иное представление о морали, чем у нее.
— Дженна, одно из двух: либо выбираешь ты, либо выбираю я! — Морган нечасто прибегал к такой жесткости, тем более — в отношениях с женщинами, но он чувствовал, что других вариантов у него не осталось.
— Мистер Фримен, я ваша подчиненная и требовать от вас чего-то не имею права. Выбрать могу только выходной. Я его и выбираю.
Дженна вышла, не глядя ему в глаза, но и не хлопая дверью.
После этого между ними как будто что-то исчезло — или, наоборот, появилось. Появилась стена из мутноватого льда, от которого веет холодком и через который сложно что-то разглядеть. Дженна казалась такой, какой была и год, и два года назад: подчеркнуто спокойной, уравновешенной, исполнительной и ответственной. Разве что немного потускневшей. Она казалась строже себя, строже своей одежды, и это вызывало диссонанс в восприятии. Морган недоумевал: не может быть, чтобы живая, теплая, яркая, как цветок, Дженна ему просто привиделась!
Однако признаков ее существования он больше не обнаруживал.
Она старалась не обедать с ним: отпрашивалась, ссылаясь на то, что им нельзя оставить свою ячейку без присмотра и уйти вдвоем. Завтракали и ужинали всегда в молчании. Кофе и чай пили по отдельности.
Как будто она решила враз избавиться от всего, что между ними появилось в последние недели.
Пол Кригер еще появлялся рядом с ней, но, судя по всему, ушел несолоно хлебавши. Однажды утром Дженна с ним не поздоровалась, и Морган это заметил со смешанным чувством стыда и удовлетворения.
Пару раз он решался заговорить с ней об инциденте на фуршете, но она ловко соскальзывала с темы. В конце концов он отчаялся и прекратил ломиться в закрытую дверь.
Но если она хочет выходной — она его получит!
13
— Дженна, я поменял билеты.
— Что, простите?
— Я говорю, что поменял билеты. Мы летим обратно не завтра, а послезавтра.
Дженну больше всего потряс не факт отложенного отлета, а то, что Морган сделал ее работу.
— Еще какие-то дела? — спросила она.
Если бы кто-то поинтересовался ее мнением, то она бы сказала, что дел уже было достаточно, пора бы и остановиться. Они оба и так крутились как белки в колесе: круглые столы, семинары, пресс-конференции, открытые показы (их включили в десятку лучших, но сколько нужно было приложить усилий, чтобы добавить «шику» уже готовой презентации и чтобы она смотрелась как что-то новое, достойное своего статуса). Морган постоянно с кем-то вел неофициальные переговоры, Дженна не успевала их координировать и расшифровывать для него записи. Она мечтала о своей тихой теплой спальне, опущенных жалюзи и двух долгих-долгих днях, которые можно будет провести в постели, лишь изредка выползая на кухню и ненадолго задерживаясь у телевизора. И теперь Морган сообщает ей, что из двух дней останется только один, а сумасшедшая рабочая неделя продлится!
Хотя чего от него ждать после того, как он, не спрашивая ни о ее планах, ни о желаниях, увез ее с фуршета?
Морган загадочно улыбнулся.
Дженна разозлилась. Еще и улыбается… эгоист и трудоголик. Однако виду она не подала.
— Наверное, что-то очень важное, — сказала Дженна больше себе, чем Моргану. — А сейчас мне можно идти?
Они разговаривали в холле отеля, куда приехали после напряженного — и последнего! — дня работы выставки. На сегодняшний вечер намечался банкет, но Дженна сослалась на усталость и попросила разрешения не присутствовать там. Морган и сам не горел желанием, так что они извинились перед организаторами, сказали, что им нужно отдохнуть перед вылетом домой, и поехали в отель.
— Если я нужна, то…
— Ты, безусловно, нужна, но сегодня отдыхай. Я не буду тебя беспокоить. Ты уже отлично поработала и очень мне помогла. Спасибо за все, Дженна, до завтра.
— А дела…
— Утром обсудим.
— Как скажете, мистер Фримен.
В лифте они ехали вместе с небольшой группой итальянцев. Темпераментная, певучая речь смуглых мужчин и женщин ярко оттеняла напряженное молчание Моргана и делано спокойное молчание Дженны.
Оставшись в номере одна, Дженна несколько минут просто стояла, бессмысленно глядя перед собой и кусая губы. Потом повалилась на кровать и расплакалась. Какая нечеловеческая усталость… Она устала от всего: устала быть все время улыбчивой и спокойной, устала делать десять дел одновременно — и все хорошо, устала носиться по немыслимым траекториям, выполняя поручения Моргана, устала повторять для потенциальных клиентов одни и те же фразы, из которых после десятого повторения испарилась последняя искренность, устала все время держать спину прямой, устала зажимать себя в тиски и с каждым часом только закручивать винты потуже, чтобы к вечеру не послать все к черту…
Ей понадобилось полчаса, чтобы обрести способность встать и что-то еще сделать. Чем-то еще оказался теплый душ. Потом Дженна зарылась под одеяло и провалилась в сон, увы, некрепкий и беспокойный.
Утро встретило ее бодрым стуком в дверь.
Она сделала вид, что не проснулась.
Стук повторился. Дженна застонала и спряталась под подушку. Она скорее почувствовала, чем услышала, что постучали еще раз.
— Кто там? — прорычала она. Не потому, что была так свирепа, а потому что голос со сна охрип.
— Дженна, это я. Доброе утро. Я что, разбудил тебя?
Дженна рывком села на постели и вгляделась в часы напротив кровати. Одиннадцать ноль пять?! Милосердное небо…
— Мистер Фримен, подождите минутку, пожалуйста!
Проспала. Она проспала! Это не укладывалось у Дженны в голове. Она никогда никуда не опаздывала, никогда ничего не просыпала, а тем более работу…
Она торопливо запахнула халат и порывисто распахнула дверь.
Только увидев Моргана — в отглаженной рубашке, светлой куртке, гладко выбритого, благоухающего дорогой туалетной водой, — она осознала, что мягкий махровый халат и растрепанные волосы не совсем подходят для разговора с боссом.
Дженна покраснела до кончиков ушей.
— Извините… — пробормотала она и попыталась захлопнуть дверь, но вовремя остановилась: это уже вообще никуда не годится. — Мистер Фримен, я так виновата…
— Ни в чем ты не виновата. Это я предположил, что ты уже проснулась, потому и пришел. Ты приводи себя в порядок, не спеши, я подожду.
— Хорошо, спасибо…
Дженна наконец-то закрыла дверь и выдохнула. Какой кошмар. Проспать все на свете, явиться перед боссом в такомвиде… Как здорово было бы проснуться еще раз и обнаружить, что все это — только тягостный кошмар. Но Дженна была не настолько наивной, чтобы всерьез на это рассчитывать.
Она стала одеваться, но движения были тягуче-тяжелыми, медленными, как в пресловутом кошмаре. Пришлось нырнуть под ледяной душ. Холодная вода смыла с нее остатки сонливости и неподвижности, но настроения Дженны, как и следовало предполагать, не улучшила. Мрачная и бодрая до нервности Дженна торопливо причесалась — как водится в такие моменты, волосы спутались сильнее обычного, и их приходилось нещадно раздирать, — оделась и накрасилась — на влажную после душа кожу косметика ложилась, как замазка.
В результате всего через двенадцать минут Дженна, уже готовая кого-нибудь убить, если подходящая жертва подвернется под руку, со сверкающими от злости глазами и дежурной улыбкой на лице (правда, улыбаться она могла сейчас только со сжатыми губами) постучала в дверь соседнего номера.
— Прости еще раз, что разбудил…
— Простите, что задержалась…
Они произнесли это в один голос. Морган улыбнулся. Дженна почувствовала, как спадает напряжение.
— К работе готова, — сказала Дженна и улыбнулась — уже по-человечески.
— Отлично. Тогда бери плащ и зонт — сегодня возможен дождь — и пошли завтракать.
— День спланируем за завтраком?
— Да. Именно так. День спланируем за завтраком.
Морган заявил, что ресторанчик при отеле ему надоел, и ему хочется полакомиться настоящей пиццей, которая в Нью-Йорке ничуть не хуже, чем в Италии.
Дженна ничего не имела против пиццы и полностью отдалась на волю судьбы — и Моргана Фримена.
Сейчас на улицах было не так людно, как в час пик, и Дженна этому порадовалась: бесконечные человеческие потоки ей до смерти надоели. Вот бы взять отпуск… И дней десять просидеть где-нибудь на пустынном пляже. Или уехать к тетке на ферму под Палм-бич. Боже, там ведь совсем скоро зацветет апельсиновый сад!
Какой-то лихач зацепил колесом внушительных размеров лужу. Волна темно-коричневых брызг, окатившая сливочного цвета плащ Дженны, положила конец сладостным мечтаниям. Неожиданно для себя Дженна разразилась такой руганью, что какая-то женщина с малышом в роскошной коляске оглянулась на нее. Морган застыл.
Дженна прикусила язык. В прямом смысле слова.
— Простите, — сказала она и покраснела во второй раз за утро.
— Ничего страшного. — Морган восхищенно улыбнулся. — Твоя экспрессия мне нравится гораздо больше, чем холодно-вежливое молчание.
Неясно было, покраснела ли Дженна в третий раз — или все та же краска не успела отхлынуть от щек.
Ресторан итальянской кухни, как по волшебству, оказался за углом. Там действительно витал необыкновенный аромат пиццы, сама она поражала вкус своей нежностью. Горячий шоколад там подавали тоже отменный.
— Итак, что у нас сегодня? — Утолив первый голод, Дженна вытащила из неизменно большой сумки пухлый ежедневник.