В эту ночь он не был так нежен, как раньше. Том ни словом не упомянул о разговоре внизу, не задал ни единого вопроса. Одри тоже молча уселась на постель с виноватым видом. Потом молодость и страсть взяли свое, и они снова слились в единое целое… Но сейчас он грубо целовал ее, словно кусал, словно хотел оскорбить или причинить боль. Он ласкал ее тело, как первобытный, необузданный дикарь, делаясь все более ненасытным в своих проявлениях любви.
– Зачем ты делаешь мне больно? – спросила она.
– Я тебя очень сильно люблю, Одри. – Том снова сжал ее своими клешнями так, что, казалось, у нее хрустнули кости. – Я… невозможно рассказать, что я чувствую, когда понимаю, что наконец-то ты – моя. Но я взбешен. Ты ничего не говорила мне про фирму.
– Но почему?.. А ну отпусти меня! Почему я должна была говорить? И что в этом плохого?
– Только то, что ты – не такая. – Он почему-то взял в руки ее длинные локоны. – Все это… Ты – не настоящая. Ты меня восхищаешь. Бизнес-леди. Но – ты не настоящая. Я тебя боюсь.
– Боишься?!!
– Боюсь. Боюсь, что что-то упустил, чего-то не понял. Я, оказывается, совсем тебя не знаю.
– Это что-то меняет?
– Я подумаю.
– Хорошо, думай, – холодно сказала она и отвернулась, натянув на себя одеяло.
Том долго молчал, наконец, уже засыпая, она почувствовала, как он обнял ее и, прижавшись к плечу, тихо засопел…
А утром, когда вещи были собраны и такси вызвано, Том внезапно заявил, что никуда не летит, а остается в Европе.
– В каком это смысле? – озадаченно спросил Виктор.
– Мне надо проветриться. Погулять, подышать воздухом.
– Но в Швейцарии сейчас…
– А на что мне Швейцария? Я найду, где развеяться. У меня, с открытым-то паспортом, – столько стран в распоряжении! Так что я погуляю пока… в пределах Шенгенского соглашения.
Одри хранила оскорбленное молчание. Когда подъехало такси, Том поцеловал ее тягучим грубым поцелуем и шепнул в самое ухо:
– Я подумаю… Пока!
Самолет собирался взлететь, а Одри – заплакать. Итак, ей известен ответ на вопрос, любил ли ее Том четыре года назад. Она получила даже больше, чем просто ответ. Что еще ждать от их отношений? Наверное, ничего. Том явно дал понять, что оставляет за собой право на свободу и что ему сейчас необходимо побыть одному. Ну и пусть. Это очень больно, гораздо больнее, чем в том ноябре, но она переживет. Да. Переживет. «Ты – не настоящая. Я тебя боюсь»…
Джуди подошла было к ней, дотронулась до рукава, но Одри даже не пошевелилась, тупо глядя в иллюминатор.
И все-таки… все-таки в душе жила уверенность, что из Швейцарии она увозит что-то ценное, важную тайну, которую ей предстоит разгадать много-много времени спустя.
9
Никто не знал, где искать Тома. Когда прошла неделя с тех пор, как он затерялся «в пределах Шенгенского соглашения», на смену обиде пришла тревога, и Одри стала искать доступы к информации, источником которой, конечно, являлась семья Тома. И прошлая семья – в лице мамы, и настоящая – в лице жены и дочки. Ко второму варианту она пока решила не прибегать, а на контакт с мамой подослала Джуди. Та принесла утешительные и в то же время неприятные новости: Том где-то в Европе, вчера звонил веселый и пьяный, но судебное заседание по поводу развода он безнадежно прогулял, новое назначено на декабрь.
– А еще, по-моему, – добавила Джуди, – она поняла, что я не просто старая ее приятельница, а засланный казачок. И ее это очень разозлило.
– Еще бы!
– Нет, ты не понимаешь. Раньше, общаясь с ней, я как бы принадлежала к ее возрастному окружению. А теперь, поскольку интересуюсь ее сыном, общаюсь с Виктором, я автоматически перехожу в разряд младшего поколения. Поколения ее детей. Понимаешь теперь, как она бесится?
– Ей же сорок пять! А тебе на десять лет меньше.
– Все равно. Думаю, в эту семейку нам теперь путь заказан. Если только вы с Томом не обвенчаетесь тайно и не поставите ее перед фактом.
– Этого никогда не произойдет, – ледяным голосом ответила Одри. Она всегда теперь, когда речь заходила о Томе, старалась говорить как можно меньше и как можно строже. Так слезы в голосе не очень мешали.
– Зачем, ну я просто не понимаю, – Джуди ходила перед ней по комнате, – зачем ты держишь все в себе? Кого ты стесняешься?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты могла бы выплакаться, высказать все, что у тебя на душе, обозвать его как следует, я бы все приняла, все выслушала. А ты молчишь. Одри, так нельзя!
– Я не хочу об этом говорить.
– Ну хорошо. – Джуди как будто на что-то решалась. – Ну хорошо, я скажу тебе еще одну вещь, и мы закроем эту тему навсегда. Только мне кажется, что ты сама попросишь скоро ее открыть заново.
– Какую вещь?
– Это касается его дочки.
– Я не хочу об этом говорить. – Одри вдруг вспомнила свои мечты о двух сыновьях, как у Бриджит.
– Ты послушай! Развод в любом случае неизбежен. Отец дочки – не Том, и сейчас его жена вернулась к этому мужчине, и, кажется, у них серьезные намерения. По крайней мере, ей точно нужен официальный развод.
– Ну а мне-то какое до всего этого дело?
Джуди посмотрела на нее искоса:
– Одри, я тебя недооценивала.
– В каком смысле?
– Ты – стоик. Но это вредно для здоровья.
– Я не хочу об этом говорить.
– Да что ты заладила, как попугай!
– Ну… И Том знает, что дочка – не его?
– Конечно знает. Только неизвестно, кого это известие больше убивает: Тома или его мать.
– Мне кажется, он должен очень сильно переживать. Только по нему никогда не догадаешься, о чем он думает.
– Одри, это самая длинная твоя реплика за последнюю неделю!
– Не важно. Я не хочу об этом… Мне нужно на работу.
– Ты что, еще не уволилась?
– Они пока ничего не знают.
– Как хочешь. Я пойду набирать персонал. Виктор сказал, что сегодня придут тридцать человек на собеседование.
– Как же ты одна с ними справишься? – Одри повязывала черный шарф поверх черной куртки. Она и не заметила, что за неделю, пока не было Тома, постепенно стала переходить на свои старые привычки в одежде.
– А вот и я думаю: как? Кто, в конце концов, у нас соучредитель: ты или Виктор?
– А кто у нас был соучредителем, когда ты валялась в шезлонге, а мы с Виктором оформляли документы, искали офис и заказывали рекламу?
– Одри, ну зачем ты так? Я же не…
– Выходит, Джуди, у нас Виктор – главный массовик-затейник. Хотя он ничегошеньки с этого не имеет.
– Имеет, – насуплено пробормотала Джуди.
– Это меня не касается.
– Ты стала жесткой и замкнутой.
– Я не хочу об этом говорить.
– О господи! Ладно, Одри, иди в свою несчастную фирму, может, они тебя снова отошлют в Израиль, а то и в южную Африку, чтобы проветрить мозги!
– Спасибо, я так и сделаю.
Она так и сделала.
Едва только Одри переступила порог своей родной фирмы, ее позвал к себе директор и сообщил, что из Тель-Авива звонили «наши ребята»:
– Хотят опять тебя позвать к себе.
– Кто, строители?
– Да, и прямо сейчас.
– Но я еще недостаточно намерзлась.
– Ты подумай, Одри. Они немедленно пришлют вызов, и ты – уже там. Между прочим, зима в Израиле – прохладное и красивое время года.
– Мне больше нравится зима в Швейцарии.
– Что?
– Ничего. На сколько месяцев контракт? – мрачно спросила она, прокручивая в голове новый коварный план.
– Пока на два с половиной. В середине января – опять будешь здесь. А потом – посмотрим.
– Я что, Новый год там должна встречать?!
– А что в этом такого? И встретишь! Израильтяне знаешь, как отмечают Рождество? Оно у них – самый главный праздник.
– Вы бы изучили их историю, прежде чем так самозабвенно заливать. У них Новый год отмечается осенью. – Она улыбнулась. – Ладно, я подумаю.
Директор по-отечески взял ее за руку.
– Постой, у тебя что-то случилось? Ты опять сбегаешь от себя?
– У меня всегда что-то случается.
– Это не касается работы? Это – личное?
– Я не хочу об этом говорить.
– Ну – как хочешь.
– Да, я забыла сказать. Я собиралась увольняться, мистер Стентон. Но если снова поеду в Израиль, то, разумеется, отсрочу увольнение.
– Постой-постой. – Он нахмурился. – А ну-ка сядь.
Одри послушно опустилась в кресло и вот тут почувствовала, что готова разреветься, как маленькая девочка. Неизвестно как, но мистер Стентон разбудил некие скрытые движения ее души, и помолчи он еще минуту, Одри стала бы жаловаться ему на Тома и на всю свою несостоявшуюся личную жизнь.
– Рассказывай, – быстро сказал он.
– А что рассказывать? – По щекам ее потекли слезы, и несколько минут она молча сморкалась и размазывала тушь по лицу. Потом стала рассказывать. Не особенно вдаваясь, конечно, в тему с Томом, в основном про новую фирму, но в конце длинного и путаного монолога обозначила присутствие проблем в личной жизни, от которых и собиралась опять убежать куда подальше.
– Ну вот мы и добрались до главного! – проницательно заключил мистер Стентон.
– Да не главное это!
– Милочка моя! У тебя же на личике все написано, уж мне, старику, можешь не врать. Тебе никакая работа не нужна, тебе нужно под крылышко к кому-нибудь нырнуть и птенчиков выводить. Пора уже.
– Но я и правда…
– Конечно правда. Поэтому оставь свои глупости насчет фирмы. Ты можешь, конечно, уйти, но зачем тебе еще и этот груз на плечи, мало тебе других забот?
– Да у меня и нет забот.
– А от кого ты бежишь в Израиль?
– Ну… я… Простите, что я так разревелась. В общем, спасибо вам. Правда спасибо: может, мне и надо было просто поплакать. Я подумаю насчет Тель-Авива. И насчет птенчиков тоже.
– Обязательно подумай. Иди-ка сейчас домой, а завтра приходи. Но к концу недели ты должна дать ответ.
– А… Вот что. Я хотела спросить еще в прошлый раз. Можно мне в качестве условия попросить временное гражданство в Израиле? Как у наших строителей. Они ведь, кажется, уже не один год там живут?
– А зачем тебе? – Мистер Стентон был глубоко изумлен.
– Хочу почувствовать себя космополитом. До свидания.
Джуди и Виктор решили пожениться. У окружающих и так, впрочем, не было сомнений, чем увенчается их внезапный роман, но никто не думал, что все произойдет так быстро.
– Вот до чего может довести совместное делопроизводство, – щебетала счастливая Джуди, перелистывая платья на вешалке в их любимом магазинчике.
– Да, ты будешь удивлена, но не одних вас совместное делопроизводство доводит до свадьбы. Ну, по крайней мере, оно всех гарантированно доводит до постели, – мрачно ответила Одри.
– Это такая шутка?
– Нет, это такая статистика. Но это – не ваш случай. Так что делопроизводство тут ни при чем… Все равно поздравляю.
– Да не переживай ты так, все у вас наладится. Никуда он от тебя уже не убежит!
– Ты о ком?
– Извини, извини. Ты не хочешь об этом говорить.
– Правильно. – Одри улыбнулась краешком губ, эта ее «фирменная» улыбка совсем перестала появляться на лице последнее время. – Когда свадьба?
– Наверное, в конце января. Или в феврале.
– У-у. Пригласишь?
– Как будешь себя вести. Слушай, а как же нам быть с нашим бизнесом? Я просто не знаю! – Она с досадой швырнула на диван примерочной несколько платьев и стала прохаживаться туда-сюда. Джуди делала так всегда, когда волновалась. – Одри, что ты думаешь?