Захлопнув дверцу машины, Кейн вбежал в подъезд и помчался вверх по лестнице. В голове билась одна мысль: только бы не опоздать!
Он нажал на кнопку звонка и замер перед дверью, нетерпеливо покачиваясь на каблуках. Но дверь не открывалась. Что такое? Может быть, она поехала куда-то еще?
Подойдя к окну на лестничной площадке, Кейн убедился, что мини-автобус Даны стоит на стоянке. У него отлегло от сердца. Она дома — но, может быть, так расстроена, что не хочет никому открывать.
Встревоженный этой мыслью, Кейн вернулся к двери и снова позвонил, надеясь, что настойчивость сделает свое дело. Ничуть не бывало! Из-за двери не доносилось ни звука: можно было подумать, что в квартире никого нет.
Возможно, сломался звонок? Кейн постучал в дверь кулаком. Никакого ответа.
— Дана! — закричал он, всерьез обеспокоенный ее молчанием. В голову лезли самые дикие мысли.
Однако через несколько секунд Кейн сообразил, что Дана не станет открывать дверь незнакомцу — а его она не ждет, ведь он никогда еще не приезжал к ней в такой ранний час!
— Дана, это я, Кейн! — заорал он.
Тишина.
— Открой или я вышибу эту чертову дверь!
Угроза возымела действие: за дверью послышались шаги, затем — звяканье металла. Дверь приоткрылась — совсем чуть-чуть, на длину предохранительной цепочки. Инстинкт мужчины и завоевателя заставил Кейна поставить в щель ногу — словно для того, чтобы удержать за собой захваченную территорию.
— Что тебе нужно?
Холодные слова, безжизненный ровный голос. Дана не выглянула наружу, она пряталась за дверью, ожидая ответа. Не хочет меня видеть! — с болью и ужасом понял Кейн.
Он глубоко вздохнул, стараясь овладеть собой. Воспоминание о ее слезах рвало сердце в клочья.
— Дана, нам нужно поговорить. Впусти меня.
Кейн осознавал, что ведет сражение — сражение за свое счастье. Все чувства его были обострены до предела: только поэтому ему удалось расслышать за дверью неуловимую тень вздоха.
— Я не хочу с тобой разговаривать, Кейн. И не хочу тебя видеть. Ты впустую потратил время и бензин.
Он не собирался смиряться с поражением — но не мог и навязывать Дане свое общество силой. Значит, оставалось убеждать и уговаривать. Однако Кейн не знал, что сказать: слова не шли на ум.
— Дана, неужели все это было впустую?
Снова молчание — молчание, от которого останавливается сердце.
Глупый, дурацкий вопрос! — мысленно обругал себя Кейн. Что «все это»? Между нами не было ничего, кроме секса. Я сам так захотел.
— Не хочешь говорить — не нужно, — продолжил он мягко, надеясь ее успокоить. — Но, может быть, ты выслушаешь меня? Пожалуйста! Я знаю, что очень виноват перед тобой, Дана, но теперь хочу все исправить!
— Что исправить, Кейн? — устало спросила она. — Твоей тайной любовницей я больше не буду.
Тайной любовницей? Кейн поморщился от этих слов, но не мог не признать, что по существу Дана права. Разве он обращался с ней иначе?
— Можешь говорить, но я не передумаю. — В голосе Даны послышались ноты горького сарказма. — А если надеешься, что затащишь меня в постель и этим чего-то добьешься…
— Нет! — воскликнул Кейн. Ее уверенность, что даже сейчас ему нужен только секс, болезненным эхом отозвалась в его душе. — Я просто хочу объяснить тебе… все… и про Джессику… и про мать… Дана, мне очень жаль, что я заставил тебя страдать. Но, уверяю, ты все неверно поняла… я объясню…
— Неверно? — откликнулась она. Кейн не смог определить, что дрожало в голосе Даны — недоверие, злость, страх?
— Я очень ошибался в тебе и вел себя отвратительно, — продолжал он. — Но теперь хочу загладить свою вину. Впусти меня, Дана!
Снова напряженное молчание.
— Хорошо, Кейн, — ответила она наконец сухо и враждебно. — Но мы только поговорим — больше ничего!
— Конечно! — с облегчением согласился он и убрал ногу из щели.
Дверь захлопнулась. Послышалось звяканье, затем — щелчок замка. Не сразу Кейн понял, что должен толкнуть дверь сам. На этот раз его не приглашают — просто позволяют войти. Когда он вошел, Дана уже сидела в дальнем от двери конце комнаты, гордо выпрямив спину.
Несколько мгновений Кейн молча смотрел на нее. Она сидела на кровати — той самой, на которой они испытали столько наслаждений. На Дане, как и на нем, была та же одежда, в которой она была у Пембертонов, — занятые своими переживаниями, оба и не подумали переодеться. Скрестив руки на груди, Дана подняла голову и обожгла его непримиримым взглядом.
Да, последним дурнем он будет, если попробует сейчас «затащить ее в постель»!
Разумеется, этого Кейн делать не собирался. Он вообще не трогался с места. Сейчас между ним и Даной — минное поле, изобилующее опасными ловушками, и любой неверный шаг погубит все его надежды. Кейн знал, что ему остается одно: говорить правду.
— Дана, я никогда не считал тебя своей «тайной любовницей». Для меня это было совсем по-другому: у меня появился уголок счастья, защищенный от чужаков, от любого непрошеного вторжения… Только ты и я.
Губы ее изогнулись в холодной усмешке.
— Потаенное любовное гнездышко.
— Ну… да.
— Для удовлетворения мужских потребностей, — язвительно продолжала она. — Да, это удобнее, чем ходить к проститутке — ведь я не требую платы!
— Если ты проститутка, то и я жиголо! — возразил Кейн, до глубины души уязвленный ее резкостью.
Дана плотно сжала губы и прикрыла глаза. По еле заметному покачиванию головы Кейн понял, как отвратительно ей его непонимание, и мгновенно осознал свою ошибку. Не для того он сюда пришел, чтобы ссориться. Его задача — исправить содеянное, а не прибавлять к старым грехам новые.
— Прости. Я думал, что такие отношения удовлетворяют нас обоих.
Она молчала и не поднимала глаз — но щеки пылали алыми пятнами. Кейн почувствовал, как неприятно ей вспоминать об этом чисто плотском удовлетворении, и поспешно перевел разговор на более важную тему.
— Ты очень понравилась Джессике.
Она снова горько усмехнулась.
— Да, ладить с детьми я умею. На этом и основан мой бизнес.
Опять она о бизнесе!
Нет, он не выйдет из себя, не позволит гневу сбить его с пути.
— А тебе Джессика понравилась? — спросил Кейн мягко, боясь еще сильнее ее расстроить, но до боли желая знать, сможет ли она наладить отношения с его дочерью.
Дана закусила губу. Глаза совсем скрылись за пушистыми ресницами. Кейн догадался, что она готова разрыдаться, и мысленно выругал себя за бестактность.
— Я понимаю, какое это было для тебя потрясение. — Он грустно вздохнул. — Если бы я знал, что ты будешь на приеме, постарался бы подготовить тебя к этому… сходству. И тебя, и Джессику. Она знала бы, что ты ей не мать.
Дана молчала, не поднимая глаз, судорожно сжав руки.
Что же делать? Что сказать, чтобы облегчить ее боль? — терзался Кейн. Остается одно — правда, какой бы горькой она ни была.
— Дана, я очень сожалею, что ты — не мать Джессики. Я ведь рассказывал тебе, как это случилось. Мы были на вечеринке, я напился… а Леонора казалась такой похожей на тебя… Какой-то морок, наваждение… Когда я понял, что произошло, было слишком поздно. Сделанного не воротишь. Но знай, Дана, не было дня, когда бы, глядя на Джессику, я не вспоминал о тебе.
Она подняла омытые слезами глаза.
— Это правда, Кейн? Ты говоришь правду?
Ее мучения заставили его забыть об остатках гордости.
— Да. Не было дня, когда я не думал бы о тебе.
— Но зачем тогда?!. — Этот сдавленный вскрик не оставлял сомнений в том, как невыносимо страдает Дана. — Зачем ты прятал ее от меня?
Кейн глубоко вздохнул, борясь с желанием сесть рядом и заключить Дану в объятия. Нет, этого делать нельзя — она не доверяет ему и поймет этот жест превратно. Сейчас он должен утешить ее словами. Но как это сделать, если ураган чувств, сотрясающий его душу, не поддается ни определению, ни описанию?
— По многим причинам, — ответил он, упрямо стараясь облечь свои чувства в слова. — Я не понимал, чего ты хочешь. Боялся, что прошлое повторится… — Он умолк и потряс головой, чувствуя, как жалко звучат эти объяснения. — Дана, теперь все это уже неважно.
Она вздохнула и подняла на него устало-безнадежный взгляд.
— А что важно, Кейн?
На этот вопрос он знал ответ. Знал с той секунды, когда увидел, как Дана, справившись с потрясением, ответила улыбкой на улыбку Джессики.
— Наше будущее. Мы должны быть вместе.
— Но ты даже не рассказывал обо мне матери… — недоверчиво протянула Дана.
— Уже рассказал. Она знает, что я сейчас с тобой. И понимает, что ты для меня очень важна… может быть, важнее всего на свете.
Лицо ее чуть просветлело.
— Ты ей рассказал?
— Да.
— И что она?..
— Не все ли равно. Что бы она ни говорила, для нас это ничего не изменит. — Кейн помолчал, нахмурившись. Раньше ему и в голову не приходило, что Дану так сильно задевает неприязнь Глэдис. — Дана, я никогда не обращал внимания на предрассудки матери. Ни тогда, ни теперь.
Она изумленно покачала головой. Кейн понял, что и ее все это время глодали тяжкие воспоминания. Воспоминания, которые нельзя стереть никакими словами — только делом.
— Не хочешь пообедать с нами в следующее воскресенье? — спросил он вдруг.
— Пообедать? Ты хочешь сказать… с Джессикой и с твоей матерью?
— Ну да. Если, конечно, у тебя нет… других планов.
Она, казалось, колебалась.
— Мама живет со мной в одном доме, но квартира у нее отдельная. Она не станет возражать, если ты…
— Нет-нет. Я хочу с ней встретиться, — решительно заявила Дана.
Кейн чувствовал, что это решение далось ей нелегко. Очевидно, Дана действительно хочет спасти их отношения, если ради этого согласна на встречу с давней врагиней! Можно считать, эту битву он выиграл. Однако до победы в войне еще далеко.
— Так ты придешь? — уточнил он.
— Не расстрою ли я Джессику? — озабоченно спросила Дана. — Мне показалось, она обеспокоилась, когда…
— Нет-нет. Она поняла, что ошиблась, но говорит, что ты все равно красивая и добрая, как настоящая мама.
Глаза Даны снова заволокли слезы.
— Кейн, она прелестна! И видно, что ты очень хорошо о ней заботишься, — торопливо и смущенно добавила она.
— Дана, она будет только рада тебя видеть. А для тебя это будет… не слишком тяжело?
Грустно улыбнувшись, Дана покачала головой.
— В жизни всякое случается. Иногда приходится мириться с тем, чего не можешь изменить, верно?
— Сегодня ты удивительно владела собой. Спасибо тебе.
Она молчала, глядя на Кейна так, словно не верила этому неожиданному повороту в их отношениях. В эту минуту Кейн с особой силой ощутил, как легко убить в Дане хрупкую надежду на лучшее.
Но все же она надеялась.
И это — его заслуга.
Его снова охватило желание — яростное желание схватить ее, опрокинуть на постель и любить, пока она не поверит, что ничто и никогда больше не сможет их разделить. Но время, когда оба они использовали секс как аргумент в споре, осталось позади. И самое лучшее, что он может сделать, — увести ее подальше от искусительной кровати.
— Дана, что, если нам прогуляться? — предложил Кейн. — Вечер сегодня прекрасный, на набережной много кафе и ресторанчиков: если проголодаемся, сможем перекусить.