Кейн отпустил ее руку и легонько, кончиками пальцев погладил по нежной щеке.
— Хотел бы я знать, — прошептал он, не сводя с нее горящего взгляда, — ощутим ли мы то же самое… если будем знать… что я — это я… а ты — это ты?
Дана не могла ни шевельнуться, ни ответить. Этот вопрос преследовал ее с той самой секунды, когда двери лифта открылись и перед ней предстал Кейн Уильямс во плоти. И теперь этот вопрос эхом отдавался у нее в мозгу, заглушая все иные голоса — в том числе и голос рассудка.
Он шагнул к ней, обнял за талию и приподнял ее голову за подбородок. Дана бестрепетно смотрела ему в лицо. Вот она и увидела пирата без маски. Губы его склонялись все ближе, ближе — и Дана не собиралась избегать поцелуя. Ее охватило то же счастливое безрассудство, что и тогда, на балу; не думая о последствиях, она жаждала одного — узнать, как это будет теперь.
Кейн прильнул к ее губам. Дана прикрыла глаза, всецело отдавшись наслаждению. В поцелуе Кейна не было требовательности — только нежность, утонченность, ласка. Он пробовал ее на вкус, пил маленькими глотками, словно драгоценное вино, чувственно проводя языком по губам, но не вторгаясь внутрь. И сама нежность этого поцелуя доводила Дану до исступления, заставляя содрогаться в предвкушении чего-то большего.
Мечты одиноких ночей сбылись: Дану целовал мужчина, которого она когда-то любила всем сердцем, по которому тосковала долгие унылые годы. Как мечтала она повернуть время вспять и вновь испытать те радость, волнение и кипучую страсть, которые они в давние времена делили друг с другом! Не помня себя от счастья, Дана обняла Кейна за шею и прижалась к нему всем телом, молчаливо моля о более страстном поцелуе.
Он зарылся рукой в ее густые кудри, а другую руку — ту, что лежала на талии, — опустил ниже и с силой прижал бедра Даны к своим. Дана с особой ясностью ощутила, какие они с Кейном разные — и вдруг ей безумно, до боли захотелось увидеть его обнаженным, возбудить в нем желание, слиться с ним воедино. Забыть о годах, проведенных в разлуке, — пусть все будет, как в первый раз…
Кто из них первым углубил поцелуй? Этого Дана не знала, да и не хотела знать. Это просто случилось: языки их встретились, и томительное предвкушение разрешилось взрывом страсти. Они сливались в поцелуе, не в силах насытиться друг другом, забыв о гордости, о самообладании, о приличиях — обо всем, решительно обо всем заставили их забыть взбунтовавшиеся первобытные инстинкты.
Дана ощутила тугое давление возбужденного мужского естества и, в восторженном самозабвении крепче прижавшись к Кейну, задвигала бедрами. Он в ответ сжал рукой ее ягодицы и еще теснее прижал к себе, не скрывая, да и не желая скрывать своей чувственной жажды.
Оторвавшись от ее уст и глотнув воздуха, он прошептал хрипло:
— Мы оба этого хотим.
— Да…
Не только голос — все тело Даны откликнулось на эти слова.
— Не здесь, — с трудом выговорил Кейн. — Не здесь и не сейчас.
— Ох!
Она и забыла, что они стоят посреди кабинета. Туман возрожденного желания застилал ей глаза, и все происходящее казалось сном.
Кейн взглянул ей в глаза. Шоколадно-карий взгляд его проникал, казалось, в самую душу.
— Сегодня вечером ты свободна?
— Да…
Сладостное облегчение охватило Дану — он готов продолжить начатое!
— Я приеду к тебе. В девять.
— Ко мне?
Но откуда он знает?..
— В документах есть твой адрес, — объяснил Кейн.
— А-а. Если хочешь, приезжай пораньше. Я приготовлю ужин и…
— Нет. До девяти я занят.
— Занят? — Дана поймала себя на том, что последние несколько минут только и делает, что как попугай повторяет его слова.
— Ты тоже скоро начнешь работать до девяти. Если, конечно, настроена серьезно вести свое дело.
— Да… да, верно.
Дана не узнавала себя — взрыв страсти заставил ее забыть даже о заключенном контракте!
Отступив на шаг, Кейн пригладил ее растрепанные кудри.
— Мне всегда нравились твои волосы, — заметил он с лукавой усмешкой.
— Так это волосы привлекли тебя в Кармен? — спросила Дана, надеясь, что ответ будет «да» — ведь это означало бы, что Кейн помнил о ней.
Он пожал плечами, и глаза его слегка затуманились.
— Скорее, вся она. Кармен — очень сексуальный образ.
Это верно, подумала Дана. И все же такой ответ ее разочаровал.
— Как и корсар, — почти машинально откликнулась она.
— Счастливое совпадение. А сегодня — еще одно. Но вечером совпадений не будет. Все произойдет по нашей воле, верно, Дана? — И, прищурившись, Кейн вгляделся в ее лицо.
Тело Даны еще ныло от неудовлетворенной страсти.
— Да, — согласилась она, хотя сердце больно кольнуло при мысли, что речь между ними идет о сексе, и ни о чем ином.
Но сегодня вечером, торопливо напомнила она себе, все будет иначе. Они проведут вместе несколько часов, смогут понять, что произошло с ними за эти годы и чего они хотят друг от друга. В Дане пробуждалась надежда на новое начало… надежда склеить то, что они когда-то разбили.
Кейн вернулся на свое место, взял со стула ее портфель и положил на стол.
— Тебе нужно будет снять копии с подписанных документов, — сказал он, возвращая ее на землю из мира грёз.
— Еще раз спасибо, Кейн! — радостно поблагодарила Дана и, открыв портфель, начала складывать туда бумаги.
Вдруг в голове ее сверкнула одна мысль… сказать по правде, довольно грязная мыслишка. Но Дана не привыкла скрывать свои сомнения — не стала молчать и сейчас.
— Скажи, на твое решение не повлияло то, что… что…
Его лицо затвердело, глаза стали холодными, как камень.
— У меня нет привычки покупать женщин.
— Нет, конечно нет!.. Тебе и не нужно… — пробормотала Дана, с ужасом понимая, что вслед за одной ужасной ошибкой совершает другую. Разумеется, Кейну нет нужды платить женщинам. Они, должно быть, в очередь выстраиваются, чтобы залезть к нему в постель! Отчаянно желая объяснить свое подозрение, она поспешно добавила: — Дело в том, что мой отец…
— Я — не твой отец, — холодно ответил Кейн.
Еще один промах! Зачем было упоминать человека, которого Кейн ненавидит — и вполне справедливо? Не доверяя больше предателю-языку, Дана взмолилась о прощении красноречивым взглядом.
Губы Кейна чуть дрогнули в невеселой улыбке.
— Все в порядке, Дана. Твой проект принят. Контракт заключен. Дальше все зависит от тебя.
Она судорожно вздохнула.
— Спасибо, Кейн… за то, что веришь в меня.
Твердо решив держать рот на замке, Дана защелкнула замок портфеля и встала, готовая уйти.
— Значит, увидимся сегодня в девять?
— Я человек слова, — сухо ответил Кейн и, проводив ее до выхода, распахнул перед ней дверь.
Дана замешкалась: страшно было покидать Кейна теперь, когда между ними осталось так много нерешенного. Она подняла глаза — в них плескалась сотня вопросов, ждущих ответа.
— До вечера, — твердо сказал он.
И она поняла, что должна удовлетвориться этим обещанием.
Итак, до вечера.
7
Наклонившись к детской кроватке, Кейн нежно поцеловал дочку в лобик и прошептал:
— Спокойной ночи, моя маленькая.
В огромных карих глазах ребенка сверкнул упрек.
— Папа, я не маленькая! Мне уже три годика!
— Действительно. — Он улыбнулся. — Прости, все время забываю, что ты уже большая. Спокойной ночи, Джессика.
Малышка повернулась на бок, сунула кулачок под щеку и закрыла глаза.
— Спокойной ночи, папочка, — сонно пробормотала она.
Кейн погладил дочь по тугим черным кудряшкам, странно и некстати напомнившим ему кудри Даны. Нет, в Джессике нет ничего от Даны. Она принадлежит только ему. Его дочурка, радость его жизни. Он прошел через ад, чтобы сохранить ее, и никакие силы их не разлучат.
— Сладких тебе снов, — прошептал он, окидывая взглядом детскую: яркие картинки на стенах, ночник, плюшевый мишка у изголовья, стопка детских книжек на тумбочке.
Для него Джессика навсегда останется «маленькой». Невинным, беззащитным созданием, которое он должен беречь и охранять. Кейн подошел к дверям и перед тем, как выключить свет, оглянулся на дочь в последний раз.
В этот миг его поразила неожиданная мысль: быть может, и Генри Андервудом владело такое же необоримое желание защитить «свою маленькую дочку»? Может быть, в Кейне он видел захватчика, готового похитить дочь, украсть ее невинность, разлучить с отцом?
Кейну вспомнился тот ужасный день, когда Генри застал их с Даной в постели. Он помнил все: сверкающие злобой глаза старика, его грязную брань, удар кулака, хруст собственной сломанной челюсти, отчаянный крик Даны…
Нет, никогда он не подвергнет свою Джессику такому испытанию! Они с дочерью будут доверять друг другу. Он не станет унижать ни ее, ни тех, кто ей дорог. Джессике не суждено узнать материнскую ласку — но Кейн сделает все, чтобы заменить ей мать. Он всегда будет рядом, готовый прийти на помощь, но не будет строить ее жизнь по своей указке. А когда Джессика расправит крылья, не станет насильно удерживать ее в гнезде.
Непомерная родительская забота слишком часто отравляет жизнь детям. И не одни отцы повинны в этом грехе, мрачно думал Кейн, поднимаясь в свою спальню, чтобы захватить пиджак перед тем, как идти в соседнюю квартиру к матери. В воспитании сына Глэдис Уильямс обходилась без рукоприкладства, но слова ее ранили куда больнее ударов.
«Вспомни, сколько я для тебя сделала!» — вновь и вновь повторяла она. И это действовало. Скрипя зубами и сожалея о том, что родился на свет, Кейн все же поддавался этому эмоциональному шантажу и делал не то, к чему стремился сам, а то, чего хотела мать. Став взрослым, он научился противостоять матери, однако затяжная война нанесла непоправимый ущерб их отношениям. Кейн любил мать, но не доверял ей — и боялся, что этого уже не исправить.
Глэдис, уже в халате и в ночной рубашке, сидела перед телевизором в кресле на колесиках. Рядом, прислоненные к дивану, стояли ее костыли. Кейн жалел мать, но не чувствовал себя виноватым из-за ее болезни — и это сильно раздражало Глэдис. Она была из тех людей, которым нравится возбуждать в окружающих ощущение вины.
— Мама! — негромко позвал Кейн от порога. — Я ухожу.
— За ужином ты мне ничего не сказал. — Глэдис нахмурилась.
— Не хотел при Джессике. Не могла бы ты заглянуть к ней, прежде чем ляжешь спать, и оставить дверь открытой на случай, если она проснется и ей что-нибудь понадобится?
В вопросе присмотра за Джессикой на Глэдис можно было положиться: она была любящей и надежной бабушкой. Но Кейн старался пореже обращаться к матери с просьбами. Впрочем, если сегодня все пройдет гладко, возможно, подобные просьбы участятся.
— И когда вернешься? — недовольно поинтересовалась Глэдис, раздосадованная скрытностью сына. Обычно Кейн рассказывал о своих планах куда больше.
Он пожал плечами.
— Думаю, через несколько часов.
— А куда ты идешь?
— Мама, это мое дело, — спокойно, но твердо ответил Кейн.
— Хорошо, дорогой, — натянуто улыбнувшись, отступила мать. — Желаю приятно провести вечер.