Мишель пересекла зал и, пройдя через холл, открыла дверь прекрасно оборудованной дамской комнаты. Юркнув сначала в туалетную кабину, она остановилась затем перед зеркалом и стала поправлять прическу. Краем глаза она увидела, что дверь открылась и кто-то вошел.
Саска. Интересно, это случайное совпадение или она пришла специально? Скорее всего, второе.
— Должна отдать вам должное, — заговорила Саска, подходя к зеркалу. — Вы очень шустрая. — (Вот так, никаких предисловий, никаких околичностей. Сразу к делу.) — Вам и недели не понадобилось, чтобы заставить Никоса вертеться вокруг в роли рыцаря в сияющих доспехах.
Мишель закрыла патрончик губной помады и бросила его в сумочку.
— Я благодарна ему за помощь.
— Очень кстати все эти сценки с Джереми. — Саска пересеклась взглядом с Мишель в зеркале. — Вы же не станете отрицать, что это наводит на некоторые сомнения.
— Вы что же, думаете, что я нарочно все это подстроила, чтобы привлечь внимание Никоса?
— Дорогая, женщины готовы и не на такое, чтобы привлечь внимание Никоса, — с нескрываемым сарказмом проговорила Саска.
— Вы тоже?
— Я бы солгала, если б сказала «нет», — кивнула Саска.
Мишель, сдерживаясь, втянула воздух и медленно выдохнула.
— И зачем вы мне все это говорите?
— Чтобы вы не забывали — я тоже участвую в гонке.
— Какой гонке? Никос — не приз победительнице.
— Вы или наивная, или дура. Тогда в какую же игру ты играете?
— Ни в какую, — сквозь зубы выдавила Мишель. — Вините во всем Никоса. Он сам решил быть моим доблестным защитником, я его не поощряла.
Не говоря больше ни слова, Мишель повернулась и вышла.
Никоса и Эмилио она застала за оживленной беседой. Садясь на свое место, она поймала быстрый взгляд Никоса и сделала непроницаемое лицо.
— Будешь еще кофе?
— Да, пожалуй.
Они вышли на улицу около полуночи, и Мишель, подняв глаза, посмотрела на громадные здания, замершие, подобно часовым, на фоне ночного неба. Там и тут светились, зажигались и гасли окна.
Задержавшись перед светофором, Никос повернул к Мейн-Бич. Через несколько минут машина остановилась перед домом Мишель.
— Я иду спать, — сказала она, глядя, как Никос закрывает дверцу машины.
— Если хочешь поссориться, давай, и покончим с этим, — улыбаясь, пробормотал он.
Мишель круто развернулась и, глядя ему в глаза, подняла руку.
— Во-первых, — начала она и загнула один палец, — я не собираюсь переселяться к тебе в пентхаус, во-вторых, — Мишель загнула еще один палец, мгновение помолчала и проговорила, делая особенное ударение на слове «не»: — …я не поеду с тобой в Сидней.
— Поедешь.
Мишель была вне себя, и ее ничто уже не могло остановить.
— Может, ты окажешь мне такую любезность и сообщишь Саске, что я не подстраивала эти сцены с Джереми?
Его глаза сузились.
— Так она…
— Она подлая! — выкрикнула Мишель.
— У нее просто своего рода навязчивая идея, — поправил ее Никос.
Он шагнул к ней и прижался губами к чувствительной ямке у основания ее шеи, и она еле сдержала стон, так это было прекрасно.
Она стояла неподвижно, вся отдавшись ощущениям: его пальцы сдвигают с ее плеч тоненькие тесемки платья и вслед за этим его губы часто-часто целуют кожу, словно оставляя за собой пылающую цепочку.
— Так мы ничего не решим, — хрипло пробормотала Мишель, превозмогая лихорадочное возбуждение, поднимающееся волной изнутри. Еще мгновение — и она больше не сможет ему сопротивляться.
— Ты хочешь, чтобы я перестал?
Нет, она этого не хочет, но так не может продолжаться, она не может этого позволить, если не собирается потерять голову окончательно.
— Хочу, — выдавила Мишель. Он отступил, и ей стало как-то холодно и неуютно. — Яне вижу необходимости в том, чтобы переселяться к тебе в пентхаус. А поездка с тобой в Сидней была бы похожа на трусливое бегство. Ты не несешь ответственности за меня. То, что произошло между мной и Джереми, все равно произошло бы рано или поздно.
Ее доводы прозвучали не очень убедительно, и Никос не преминул этим воспользоваться.
— Вот ты уверяешь, что хочешь остаться здесь одна, — начал он с подкупающей мягкостью. — А ты не думаешь, что Джереми найдет какой-то способ проникнуть в дом и ты столкнешься с ним у собственных дверей? Или спрячется в гараже под домом и выскочит, когда ты окажешься там одна?
Мишель живо представила себе то, о чем он говорит, и мысленно поежилась.
— Останешься с синяками или еще с чем похуже. И ради чего? Ради того, чтобы доказать, что способна сама защититься от неуравновешенного парня?
Ну да, если представить дело так, то ее поведение выглядит сумасшествием. Но как насчет ее чувств? Каждый новый день привязывает ее к Никосу все крепче и теснее. То, что начиналось как почти шутливый сговор, вышло из-под контроля, и она ничего с этим не может поделать.
— Ты хочешь, чтобы я отправился в Сидней и там каждую минуту трясся от беспокойства, как ты тут и не случилось ли чего? Ну уж нет, этому не бывать.
— Тебе-то чего беспокоиться? Можно подумать, это что-то для тебя значит.
Его глаза потемнели.
— Значит.
Ну все, с нее хватит! Она сыта всем по горло. Ни слова не говоря, Мишель прошла через гостиную и скрылась в спальне.
«Жаль, что тут нет замка, — подумала она, закрывая за собой дверь. — Хотя вряд ли это остановило бы его, с его-то силой; он вполне способен и дверь вышибить, если очень захочется».
Мишель дрожащими руками расстегнула молнию на платье, и оно мягко упало на пол. За платьем последовали туфли. Надев хлопчатобумажную ночную рубашку, Мишель на скорую руку стерла косметику, почистила зубы и скользнула под простыню. Затем выключила свет и замерла неподвижно, уставившись в темноту.
Мысли мешались с дремотными видениями, прошла то ли минута, то ли несколько часов, когда Мишель вдруг обнаружила, что лежит с открытыми глазами, и поняла, что спала.
Она беспокойно пошевелилась, и неожиданно ее рука наткнулась на что-то теплое. Мишель оцепенела.
— Никос?
— А кто еще это может быть, как ты думаешь, mellemou ?
Он придвинул ее к себе и, поцеловав в ямку под горлом, накрыл губами ее рот, и у Мишель перехватило дыхание.
Нет, то, что происходит между ними, не просто секс, это нечто иное.
Ладно, она подумает обо всем завтра, а сейчас был только этот мужчина и жаркая сладость его любви. И страсть, завораживающая, сводящая с ума, безоглядная, которая захватила их обоих и понесла на своих волнах.
Наутро Мишель поднялась рано. Приняв душ и одевшись, она отобрала кое-какие вещи, что могли понадобиться ей в Сиднее, мелочи, косметику и сложила все в сумку.
— Оставь свою машину здесь, — сказал Никос, засовывая ее сумки в багажник «БМВ». Сумка побольше была приготовлена для пентхауса. — Я буду ждать тебя у галереи в десять.
— Хорошо.
Он улыбнулся.
— Ты смотри, какая покорность.
Мишель сама настояла на том, что побудет часок в галерее, где ее ждут кое-какие бумаги, вместо того чтобы сидеть без дела у себя дома или в пентхаусе у Никоса.
Время только-только перевалило за полдень, когда их самолет приземлился в Сиднее, и примерно в час дня они были уже в гостинице «Дарлинг-Харбор».
— Какие у тебя планы на сегодня? — спросил Никос, доставая из сумки свои вещи и раскладывая в шкафу.
— Похожу по магазинам, — ответила Мишель, которая сидела, бездумно наблюдая за Никосом.
— Я вернусь к шести. На семь закажу столик.
— Хорошо, — рассеянно бросила Мишель — и задохнулась, когда он обхватил ладонями ее лицо и крепко поцеловал. Только слишком быстро это кончилось.
Никос приложил палец к ее подбородку.
— В случае чего звони мне на сотовый. — Он надел пиджак и уже у двери бросил: — Будь осторожна.
Минут через пять Мишель спустилась на лифте вниз, служитель отеля подозвал такси, и она приказала ехать в Дабл-Бей.
Этот благоустроенный пригород был известен тем, что там, среди радующего глаз смешения современных зданий из стекла и бетона и богатых особняков, сбегающих уступами по склону холма, располагалось множество дорогих магазинов.
Был солнечный день, легкий ветерок шевелил листву величественных старых деревьев, возвышавшихся по обе стороны дороги.
Перед торгующими кофе магазинчиками и современного вида кафе располагались столики под большими цветными зонтами, что придавало общей картине праздничный, беспечный вид.
Мишель опустила на глаза солнцезащитные очки и решительным шагом двинулась по улице, намереваясь серьезно заняться покупками.
Двумя часами позже она сделала короткий привал, сев за столик и заказав каппуччино, затем, почувствовав новый прилив сил, подхватила свои многочисленные яркие пакеты и пошла дальше. Перед витриной, в которой была выставлена коллекция импортной обуви, она задержалась, с одного взгляда влюбившись в пару туфелек на шпильке, померила их и, убедившись, что они точно по ноге, добавила туфли к своим покупкам.
В полшестого Мишель выгрузилась из такси перед отелем и, добравшись до номера, с удовольствием полюбовалась своими обновками, прежде чем положить их в шкаф.
Взяв свежее белье и халат, она юркнула в ванную.
Там ее и нашел Никос: она стояла под горячей струей, вся в клубах пара, и была так поглощена своим занятием, что даже не услышала, как он вошел. Пару минут спустя послышался короткий стук костяшками пальцев в стеклянную дверь, которая тут же раздвинулась, и вот он уже стоит рядом с ней.
— Решил вместе мыться? — со смешком спросила Мишель, с удовольствием ощущая, как его руки ложатся ей на талию. — Должна тебя огорчить, я уже закончила.
— Нет, не закончила. — Его руки скользнули по ее влажной коже и мягко обхватили груди.
Пальцы затеребили нежные соски, и Мишель почувствовала, как в ней поднимается острое желание.
— Думаешь, нет?
Он не ответил, а подался вперед и выключил воду, а она не могла ничего сказать, потому что ее рот был запечатан его поцелуем, дразнящим, настойчивым, властным.
Мишель почти бессознательно прижалась к нему всем телом и крепко обхватила руками его голову. Единственное, что она ощущала, — это потребность ответить на его страсть, погрузиться вместе с ним в этот огонь и сгореть там.
Ее кожа подрагивала под его пальцами, скользившими вдоль ключиц, гладившими ее груди.
Его губы нашли нежную ямку у ее горла и прижались к ней, а рука, двигаясь все ниже и ниже по животу, мягко прошла по ее бедру.
Эти прикосновения, эти ласки довели Мишель до такого немыслимого предела, что ей показалось, будто ода умирает медленной, мучительно-сладостной смертью. Ее голова откинулась, и из горла вырвался негромкий страдальческий стон, настолько невыносимым было сжигавшее ее изнутри пламя. Но исхода все не было, и она закричала, когда он приподнял ее, прижимая к себе. Одним движением она обхватила его руками за шею и обвила ногами — и наконец почувствовала его, напряженного, сильного, в себе.
Длились мгновения, не подчиняющиеся рассудку, преисполненные чем-то изначально данным человеку, мгновения, кроме которых ничего больше на свете не существовало. Наконец Мишель почувствовала, как он достиг пика. Она поцеловала его, испытывая такую пронзительную нежность, что глаза защипало от подступивших слез.