— Да, папа! Огромное спасибо, Хилари! Не волнуйтесь, я буду о ней заботиться, даю слово, — срывающимся голоском ответил Доминико.
— Скажи спасибо папе, это он все организовал, — напомнила мальчику Хилари и посмотрела на Генри.
Их взгляды скрестились, и Хилари почувствовала, как у нее закружилась голова. Черные блестящие глаза Генри говорили ей, что он ее любит и не намерен отступаться. В них ощущалась такая глубокая и всепоглощающая страсть, что молодую женщину бросило в дрожь. Она смущенно потупилась, покраснев до корней волос.
Ее спасло появление Сильвии. В последнее время она уже не ночевала на вилле, передав почти все хлопоты о воспитаннике новой гувернантке, и сейчас ее голосок, прозвенев как колокольчик в коридоре, вывел Хилари из оцепенения.
Сильвия подарила Доминико игрушку — такую, о которой он давно мечтал, Хилари воспользовалась моментом и вышла из комнаты, решив заняться делами и больше не позволять глупым мыслям лезть в голову.
Взгляд Генри поверг ее в глубокий шок. Выходит, весь этот месяц его равнодушие было чистой воды притворством! Значит, напрасно я расслабилась… Хилари попыталась взять себя в руки. Нельзя поддаваться страху и сентиментальным чувствам, это до добра не доведет. Я пока не готова иметь дело с Генри Трентом, как, впрочем, вообще не готова к отношениям с мужчинами, так что лучше поостеречься.
Один лишь назойливый вопрос упорно сверлил ее мозг: а будет ли она вообще когда-нибудь готова к общению с противоположным Нолом?
В начале двенадцатого прибыли матушка Генри и его отчим. День рождения Доминико праздновался с размахом — ожидался приезд многочисленных родственников, включая Бриджит Буше, и друзей семьи. Торжество обещало быть веселым и многолюдным.
Генри представил новую гувернантку матери — высокой даме с приятным добродушным лицом, являвшей собой резкий контраст с надменной и холодной мадам Буше.
Пока мадам Моник Авенелл приветствовала и поздравляла внука, прошло не менее двадцати минут. Наконец Моник улучила подходящий момент и, взяв Хилари под руку, увлекла в сторонку.
— Я так рада, что наконец-то с вами познакомилась, моя дорогая! Генри рассказывал мне, что Доминико совершенно переменился с вашим появлением здесь, и теперь я в этом убедилась. Вы сотворили чудо, моя милая. Внука не узнать!
— Благодарю вас, мадам Авенелл, — потупившись, пробормотала Хилари.
— Называйте меня просто Моник, пожалуйста! — Женщина радушно улыбнулась. — Ненавижу формальности, от них веет холодом, не так ли?
— Еще раз спасибо!
Хилари окончательно смутилась, чувствуя, как внимательно разглядывает ее мать Генри. Видимо, оставшись довольной осмотром, Моник подвела Хилари к дивану в гостиной и предложила сесть рядом.
— Расскажите мне о себе, деточка, — вкрадчиво предложила она. — Как вы познакомились с моим сыном?
Хилари насторожилась, но послушно села и стала вежливо отвечать на вопросы, лихорадочно прикидывая, за кого ее принимает собеседница. Похоже было, что не за гувернантку, а за любовницу Генри. Неужели он не объяснил матери, как обстоят дела на самом деле?!
Ланч накрыли у бассейна. Доминико заставил всех посмотреть на его достижения в плавании, прежде чем приступить к угощению. Моник и ее супруг — благодушный улыбающийся толстяк светились счастьем за внука, Генри был спокоен и собран, одна Хилари чувствовала себя не в своей тарелке.
После ланча на свежем воздухе мальчика уложили немного вздремнуть. Он не возражал: до приезда остальных гостей оставалось несколько часов, к тому же в корзиночке возле кровати дремала его пушистая Королева.
Оставив Доминико под присмотром Сильвии, Хилари вышла в коридор и стала прохаживаться по нему, размышляя на волновавшую ее тему: за кого ее принимают родственники Генри. Не дал ли он им повод что-то заподозрить? Одно дело — показать теще, что новая гувернантка Доминико пользуется всей полнотой власти в его отсутствие, другое — дать всем понять, что она исполняет и другие функции. Но какие?
Хилари нахмурилась: уж не любовницы ли? Этот Генри дьявольски хитер и коварен, с ним лучше держать ухо востро! Он даже внешне чем-то напоминает Макса!
Хилари тотчас же устыдилась своих мыслей. Нет, между ними мало общего, поправила она себя и поспешила на кухню, чтобы помочь хлопотавшей там Николь.
— Хилари! — окликнул ее Генри из своего кабинета, дверь которого была распахнута.
Она остановилась и обернулась. Генри сидел за массивным письменным столом красного дерева.
— Зайдите на минутку, — попросил он.
Что еще? Нервы ее были уже на пределе, а предстояло еще торжество по случаю дня рождения Доминико, обещавшее затянуться до позднего вечера. Поколебавшись, Хилари все же вошла в кабинет и застыла в томительном ожидании.
— Прикройте плотнее дверь! — распорядился низким бархатным голосом Генри.
Хилари похолодела: выходит, предстоит не пустяковый, а серьезный разговор! Она почувствовала себя так, словно оказалась в клетке с тиграми, но отступать было поздно.
— Закройте же дверь! — повторил Генри, и лишь теперь она повиновалась.
Генри окинул Хилари внимательным взглядом и подумал, что сейчас она очень похожа на трепетную лань с бархатистыми глазами, почуявшую хищного зверя. Но он вовсе не хищник, и не помесь полового извращенца с чудовищем, каким, наверное, ей представляется, судя по ее поведению в последнее время. Но странное дело: стоит ему прикоснуться к Хилари, как она тает! Самое любопытное то, что и он, и она это знают! Именно последнее обстоятельство и вселяло в Генри некоторую надежду.
— Я хочу извиниться за свою мать, — сказал он, но по его тону не чувствовалось, что он действительно сожалеет. — Однако рассудите сами: разве она не вправе интересоваться женщиной, живущей в моем доме? Вполне естественное желание, по-моему. А вы как считаете?
— Я не женщина, а гувернантка Доминико, — сухо ответила Хилари, чем вызвала удивление Генри. — Вы знаете, что я хотела сказать! Я просто на вас работаю, и все! А вот ваша матушка, как мне показалось, составила обо мне ложное впечатление. Вернее о той роли, которую я якобы играю в этом доме!
— Я так не считаю. — Генри встал из-за стола и приблизился к Хилари почти вплотную, но не дотронулся до нее, а лишь пристально взглянул ей в лицо прищуренными черными глазами. — Вы заблуждаетесь, если подозреваете, что моя матушка считает нас любовниками. Она понимает, что вы совершенно не из тех женщин, с которыми можно закрутить романчик.
Она испуганно вытаращила на него глаза.
— В таких, как вы, Хилари, мужчины влюбляются, — с обезоруживающей нежностью добавил Генри.
— Нет! — Она отшатнулась. — Нет!
— Да! — твердо сказал он. — Да!
Хилари не верила ему, это без труда читалось по ее лицу. Потому Генри нахмурился, когда она воскликнула:
— Ведь вы так не думаете, у вас столько подруг!
— Если вас интересует, спал ли я с кем-то после смерти жены, я вам отвечу — нет. А предвосхищая следующий ваш вопрос, добавлю: я вас люблю вовсе не потому, что давно не спал с женщиной.
Он меня любит?! О Боже милосердный, взмолилась Хилари, не допусти, чтобы это оказалось правдой! Пусть все снова станет так, как месяц назад!
— Мне ничего не стоило бы с кем-то переспать, — невозмутимо продолжал он. — Но я не волокита и не сексуальный маньяк, каким, похоже, вам кажусь. Я люблю вас, Хилари! Я говорю это впервые в жизни, хотите верьте, хотите нет.
— Не надо, Генри! Замолчите, умоляю! — прошептала она.
— Но почему? — удивился он. — Вернувшись из Англии, я решил, что просто не приятен вам. Однако за минувший месяц, который мы провели вместе, я понял, что заблуждался. Я вам нравлюсь, Хилари! И, если честно, даже более того…
— Нет!
— Да! — спокойно и уверенно сказал Генри. — Я выполнил все, о чем вы меня просили. Мы с вами играли в друзей, но теперь я не в силах продолжать эту игру.
— Это была не игра! — вскричала она с отчаянием.
— Игра, игра! И вам это известно! Я вас хочу, Хилари! Хочу как женщину, и дружба здесь ни при чем! И не пытайтесь убедить меня, что вы меня не хотите, я знаю, что это не так. Вы хотите меня как мужчину!
И как я только умудрилась вляпаться в эту историю?! Сердце Хилари стучало так, что заломило в висках.
— Вас обидели, я понимаю! — Он погладил ее по спине и взял другой рукой за подбородок. — Но вечно оставаться во мраке воспоминаний нельзя, пора вернуться в жизнь! Иначе можно умереть, не увидев рассвета!
Он коснулся ее губ своими губами, и Хилари задрожала. Она оставалась напряженной, но закрыла глаза, едва Генри стал целовать ее щеки, шею и мочки ушей. По спине у Хилари побежали мурашки, Генри еще крепче прижал ее к себе и страстно поцеловал в губы.
Хилари ахнула, и он начал целовать ее еще горячее. Его пальцы медленно и нежно ласкали ее спину и бедра, и постепенно она почувствовала нарастающий натиск его возбуждающейся плоти.
Хилари обмякла и приникла к Генри всем телом, не в силах противиться зову своего женского начала, бурлению крови в жилах. Ей стало хорошо и приятно в его объятиях… Он сжал ладонями ее набухшие груди и принялся теребить пальцами торчащие соски, проступающие сквозь тонкую хлопчатую блузку. Хилари сладострастно застонала и, обвив руками шею Генри, тесно прильнула к нему.
Хилари чувствовала удары сердца в его мускулистой груди, сильные и ровные. Кровь ударила ей в голову при мысли о том, что он утрачивает над собой контроль. Значит, этот могучий и напористый мужчина подвластен ее женским чарам!
Они целовались неистово, жадно, изо всех сил вжимаясь друг в друга истомившимися телами. Казалось, они стремятся наверстать все упущенное за время совместного проживания в одном доме.
— Скажи, что ты меня любишь, Хилари! — прохрипел Генри. — Ты ведь хочешь меня столь же страстно, как и я — тебя! Признайся! Это очень важно для меня!
Она притворилась, что не слышит его мольбу. Хилари боялась думать над ответами, потому что знала: стоит лишь ей задуматься, как волшебство прекратится. Ей хотелось подольше побыть в объятиях Генри, насладиться сказочным миром, в котором время остановилось и есть лишь настоящее. И в нем Генри, его губы, руки, голос и мужское естество…
Нежность распирала Хилари. Не открывая глаз, она вновь прижалась к нему, но, к ее удивлению, Генри не отозвался на чувственный порыв.
— Генри? — Она открыла глаза и встретилась с его напряженным взглядом. — В чем дело? Что произошло? Почему ты так странно смотришь на меня?
— Скажи мне, что ты сейчас видишь, — бесцветным голосом попросил он.
— Что я вижу? — растерялась она.
— Это я, Генри, а не тот жалкий тип, за которого ты когда-то вышла замуж. Ну почему ты не хочешь признать, что между нами сложились добрые хорошие отношения? У тебя ком встает в горле? Ты просто мне не веришь. Я угадал?
Это было утверждение, а не вопрос. Но Хилари ответила — безразличным, ледяным тоном:
— Это имеет какое-то значение? — Она побледнела и словно осунулась. — Ты сказал, что хочешь меня. Я подумала, что тебе этого достаточно.
— В таком случае, ты плохо подумала! — вскипел Генри. — Ну как же ты не можешь усвоить одной простой вещи! Я вовсе не хочу просто заниматься с тобой сексом. Мне не нужен мимолетный роман, легкая интрижка. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты любила меня, стала частью моей жизни!