— Уверен, что нет.
Она достала еще одну салфетку и снова высморкалась.
— Я слишком долго ждала. И вдруг стало так холодно.
— Действительно похолодало. Солнце скрылось. Передавали еще одно штормовое предупреждение. Присядьте-ка.
Он взял ее под руку и отвел к гигантскому дивану, а так как она все еще дрожала, накрыл ее колени красно-белым одеялом и сказал, что принесет ей немного бренди. Селина сказала, что не любит бренди, но он все равно пошел за ним, и она смотрела, как он, стоя за стойкой в маленьком камбузе, отыскал бутылку и стакан и налил ей выпить.
Когда он принес ей стакан, она сказала:
— На самом деле мне надо чего-нибудь поесть.
— Все равно сначала выпейте.
Стакан был маленький, из толстого стекла, а бренди неразбавленный. Селину передернуло. Когда она все выпила, он взял пустой стакан и, возвращаясь на камбуз, перемешал угли в камине и подкинул еще полено. Угли рассыпались, покрывая свежее полено серой золой. Наконец Селина увидела красную вспышку и крохотный огонек. Она сказала:
— Вам даже не надо их раздувать… уже горит.
— Здесь умеют строить камины. Что вы хотите поесть?
— Мне все равно.
— Суп. Хлеб с маслом. Холодное мясо. Фрукты.
— У вас есть суп?
— В банке…
— Это ведь такая мука?
— Ну, не такая уж по сравнению с тем, когда вы плачете.
Селина обиделась:
— Я не хотела.
Пока суп разогревался, он вернулся, присел на край приступки у камина и продолжил разговор.
— А где вы живете? — спросил он, доставая сигарету и зажигая ее от огня в камине.
— В Лондоне.
— С бабушкой?
— Бабушка умерла.
— Вы что, одна живете?
— Нет. С Агнес.
— Кто это — Агнес?
— Моя няня, — сказала Селина, и тут же готова была откусить себе язык. — То есть… она раньше была моей няней.
— И больше никого нет?
— Есть, — ответила Селина: — Родни.
— А кто такой Родни?
Глаза Селины расширились.
— Он мой… адвокат.
— Кто-нибудь знает, что вы здесь?
— Агнес знает, что я уехала.
— А адвокат?
— Он уехал. По делам.
— Так что никто о вас не побеспокоится? Не будет гадать, где вы?
— Нет.
— Да, это что-то.
Суп в кастрюле закипел. Джордж Дайер вернулся на камбуз, чтобы найти тарелку и ложку, а Селина сказала:
— Мне нравится ваш дом.
— Правда?
— Да. Испытываешь чудесное чувство, как будто он только что возник. Как будто его никто и не планировал.
Она подумала о квартире в Лондоне, где она и Родни собирались поселиться после свадьбы. О всем том времени и размышлениях, которые были потрачены на ковры, и шторы, и правильное освещение, и подушки, и корзины для мусора, и кухню, и кастрюли, и сковородки. Она сказала:
— Я думаю, дом и должен быть таким. Он должен развиваться сам. Как и люди, которые в нем живут. — Джордж Дайер наливал себе виски с содовой и ничего не ответил. Она продолжала: — Конечно, некоторые вещи просто необходимы: крыша над головой, и камин, и… думаю, место для сна.
Он вернулся с камбуза, неся в одной руке миску с супом, из которой торчала ложка, а в другой свой напиток. Селина взяла миску с супом и спросила:
— Как вы затащили кровать на галерею?
— По частям. Мы собирали ее наверху.
— Она очень большая.
— В Испании такие кровати называют Matrimoniale. Супружеские.
Она немного смутилась:
— Я не могла представить, как вы ее затащили наверх. Я… мне не следовало туда заглядывать, простите, но мне хотелось увидеть все до того, как вы придете.
Он спросил:
— Что вы теперь собираетесь делать?
Селина посмотрела на суп и помешала его. Это был овощной суп с плавающей в нем лапшой в виде букв. Она ответила:
— Думаю, мне лучше уехать домой.
— Без билета и без денег?
— Если бы я могла взять в долг, я могла бы вернуться в Сан-Антонио с Тони в его такси. И я бы могла успеть на следующий самолет до Лондона.
Джордж сказал:
— Я ведь говорил правду: у меня нет шестисот песет. Одна из причин, по которой я вчера поехал в Сан-Антонио, — получить немного денег, но в расчетном отделе барселонского банка произошла задержка, и сейчас я на мели.
— Но что же мне делать с таксистом? Я должна ему заплатить.
— Может, Рудольфо в Кала-Фуэрте поможет нам.
— Но это большая сумма, чтобы просить его.
— Он привык.
— Речь ведь идет не только о шестистах песетах за такси. Мне придется купить новый билет.
— Да, знаю.
Суп все еще был слишком горячим, чтобы его есть. Селина снова помешала его и сказала:
— Вы, должно быть, думаете, что я самая кошмарная дурочка. — Он не отрицал, и она продолжала; — Конечно, я должна была написать письмо или что-то в этом роде, но я не могла заставить себя ждать ответа. — Он по-прежнему молчал, и она почувствовала, что должна попробовать оправдаться. — Кажется, что можно привыкнуть жить без отца, особенно если никогда его не знала. Но я так и не смогла привыкнуть к этому. Я все время об этом думала. Родни сказал, что у меня пунктик.
— Нет ничего зазорного в таком пунктике.
— Я показала Агнес фотографию на обложке, и ее как громом поразило, потому что вы так похожи на моего отца. Собственно, поэтому-то я и приехала, потому что Агнес его очень хорошо знала. И я бы не оказалась в таком совершенно дурацком положении, если бы не украли мой кошелек. До тех пор все шло хорошо. Я успела на все пересадки, и не моя вина, что мой багаж отправили в Мадрид.
— Вы раньше не путешествовали одна? — Его голос звучал недоверчиво.
— О да, много раз. Но только в поездах до школы и еще кое-куда. — Что-то в его голосе заставило ее быть откровенной до конца. — И потом, меня всегда кто-нибудь встречал… — Она пожала плечами. — Ну, понимаете.
— Нет, не понимаю, но я вам верю.
Она начала есть суп.
— Если мой отец и вправду ваш троюродный брат, значит, мы родственники.
— Троюродный брат — дальний родственник.
— Звучит ужасно по-старинному, правда? И как-то по-королевски. Вы когда-нибудь встречались с моим отцом?
— Нет, я не знал его лично. — Он нахмурился. — Как, вы сказали, вас зовут?
— Селина.
— Селина. Ну вот, если бы мне понадобилось доказательство, что вы не моя дочь, так вот оно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я бы никогда не наградил девушку подобным именем.
— А как бы вы ее назвали?
— Мужчина редко представляет себе дочерей. Он думает только о сыне. Может, Джордж Дайер-младший. — Он поднял стакан за мифического сына, осушил его и поставил. — Ну, давайте ешьте суп, и пошли отыщем таксиста.
Пока он ставил суповую миску и стаканы в раковину и кормил голодную Перл, Селина вымыла руки и лицо, причесалась, натянула чулки и надела туфли. Когда она вышла из ванной, он опять находился на террасе, сдвинув кепку на затылок и наблюдая в бинокль за бухтой. Селина подошла и встала рядом.
— Которая ваша яхта?
— Вон та.
— Как она называется?
— «Эклипс».
— Она кажется слишком большой, чтобы ею управлять в одиночку.
— Да. Обычно у меня команда. — Он добавил: — Я немного раздражаюсь, когда погода портится. Море обрушивается на мыс адскими волнами, и часто яхту срывает с якоря.
— Но сейчас она, конечно, в безопасности.
— Слишком уж далеко простираются рифы на глубине, чтобы быть спокойным.
Она взглянула на небо. Его затянули свинцовые тучи.
— Будет еще один шторм?
— Да, ветер изменился. Прогноз был отвратительный. — Он опустил бинокль и посмотрел на нее. — Вы вчера попали в грозу?
— Она преследовала нас над Пиренеями. Мы с трудом приземлились в Барселоне.
Он сказал:
— Я не против шторма в море, но гроза в воздухе пугает меня до смерти. Вы готовы?
— Да.
— Мы поедем на машине.
Они вернулись в дом, и он положил бинокль на стол, а Селина собрала сумку и молча простилась с «Каза Барко». Она так много думала о приезде сюда, а теперь, спустя лишь несколько часов, она снова покидала его. Навсегда. Она взяла пальто.
— А это что за черт? — спросил он.
— Мое пальто. В Лондоне холодно.
— Знаете, я уже забыл. Давайте, я понесу его. — Он перебросил его через плечо и добавил: — Один плюс в утере багажа — по крайней мере, путешествуешь налегке.
Они вышли из дома, и Селина не могла понять, в шутку ли он говорил о машине или нет. Машина выглядела так, как будто ее разукрасили для студенческих шествий, и ее так и подмывало спросить, уж не покрасил ли он колеса желтой краской сам, но не рискнула. Они забрались в машину, и Джордж водрузил пальто Селине на колени, затем завел мотор, повернул ручку передачи и развернул машину, дергая ее взад и вперед так, что волосы дыбом вставали. Авария казалась неминуемой. Один раз они чуть не протаранили стену дома. Потом колеса машины закачались на краю крутых ступеней. Селина закрыла глаза. Когда же они наконец рванули вперед и вверх по склону, им в нос ударил мощный запах выхлопных газов, а откуда-то из-под ее ног донесся зловещий клацающий звук. Сиденья проваливались и были все в дырах, а пол, давным-давно потерявший покрытие, больше всего напоминал дно мусорного ящика. Ради Джорджа Селина надеялась, что его яхта более пригодна для плавания.
Но несмотря на все это, было как-то очень приятно ехать по Кала-Фуэрте в машине Джорджа. Все дети визжали от смеха, махали руками и выкрикивали радостные приветствия. Все женщины, сидящие в садах или сплетничающие у дверей, с улыбкой оборачивались и посылали им вслед приветствия. Все мужчины, сидящие за столиками возле кафе, шедшие домой с работы, останавливались, пропуская их и выкрикивая любезности по-испански, которые Селина не понимала, зато Джордж Дайер прекрасно понимал.
— Что они говорят?
— Они хотят знать, где я нашел свою новую сеньориту.
— И это все?
— А разве недостаточно?
Они с шумом подкатили к «Отелю Кала-Фуэрте» и затормозили так резко, что из-под колес вылетело облако белой пыли, которая осела на столах, попала в бокалы клиентов, сидевших на террасе у Рудольфо, наслаждаясь первым аперитивом вечера. Слышно было, как англичанин сказал: «Чертовски нахально», но Джордж Дайер проигнорировал его, вылез из машины, не открывая дверцы, поднялся по ступеням террасы и прошел за штору, а Селина шла за его спиной, к — Рудольфо!
Рудольфо находился за стойкой бара. Он сказал по-испански:
— И нечего кричать.
— Рудольфо, где таксист?
Рудольфо не улыбался. Он наполнил бокалы, стоявшие на подносе, и ответил:
— Таксист уехал.
— Уехал? А разве он не хотел получить деньги?
— Да, хотел. Шестьсот песет.
— А кто же ему заплатил?
— Я, — сказал Рудольфо. — И я хочу поговорить с тобой. Подожди, я сейчас обслужу клиентов.
Он вышел из-за стойки бара, молча прошел мимо них, прошел за штору и исчез на террасе. Селина уставилась на Джорджа:
— Он сердится?
— В качестве предположения я бы сказал, что он чем-то раздражен.
— Где Тони?
— Уехал. Рудольфо ему заплатил.
Ей потребовалась секунда или больше, чтобы переварить полученное сообщение.
— Но, если он уехал… как же я вернусь в Сан-Антонио?
— А Бог его знает.
— Вам придется отвезти меня.
— Сегодня вечером я больше не собираюсь ехать в Сан-Антонио, а если бы даже и поехал, все равно мы не можем купить вам билет.