Разговор шел на итальянском языке, Эмили не понимала ни слова, но ей казалось, что с каждой минутой Манфредо все труднее сдержать свою злость.
Звонил Сальваторе, чтобы расспросить брата о Эмили. История их знакомства, судя по всему, достигла и Венеции, разорвавшись там, словно бомба, десятками тысяч грязных публикаций.
— Что у тебя там творится, Манфредо? — лукаво спрашивал Сальваторе. — Говорят, ты кого-то соблазнил? Это на тебя не похоже!
— Вовсе нет! Она упала в обморок, узнав о сказочно богатом родственнике, а я пытался привести ее в чувство, — лаконично просветил его брат.
— Жду не дождусь, когда ты нас познакомишь! — заливался на другом конце провода Сальваторе. — Жаль, что фотография получилась не резкая — я не смог как следует ее рассмотреть. Как ты думаешь, — елейным голосом осведомился он, — мы с ней так же поладим, как и с Карлой Фредерикой?
У Манфредо перехватило дыхание. Давясь злобой, он изо всех сил стиснул зубы, проглатывая готовые сорваться с губ проклятия. Накричав на Сальваторе, запретив ему приближаться к Эмили, он лишь раззадорит пыл записного донжуана, а брат в свою очередь расшибется в лепешку, чтобы испортить ему жизнь.
— Не думаю, — сказал он ледяным тоном. — Она не в твоем вкусе: этакая английская кобылица, неуклюжая, как корова, толстуха с огромными руками-ногами… И вообще старая дева, синий чулок.
— Она что — девственница?!! — хрюкнул Сальваторе, давясь от смеха.
— Да черт ее знает! Я не проверял! — рявкнул Манфредо, начиная терять терпение. — На такую страхолюдину мало кто польстится, тем более что одевается она ужасно, словно с помойки… — продолжал он, ловя себя на мысли, что в отношении одежды сказал чистую правду. — Ну ладно, Сальваторе, мне пора. Кто-то в дверь стучит. Поговорим при встрече.
— Это мой брат, — сухо пояснил Манфредо, повесив трубку, — Сальваторе. Судя по всему, наша история дошла и до Венеции. Теперь мы стали гвоздем программы… Ну они у меня дождутся! Как только вернусь домой, потребую немедленно опубликовать опровержение всем этим сплетням. И пусть только попробуют напечатать хоть одно грязное слово! Я буду предъявлять иск любому, кто осмелится запятнать вашу репутацию! — с горячностью воскликнул он и добавил уже более примирительно: — Но в Англии, как это ни прискорбно, я абсолютно бессилен что-либо изменить…
Эмили прерывисто вздохнула при мысли о том, что ей придется противостоять оголтелому натиску прессы.
Манфредо вызвал горничную и попросил принести последние выпуски газет и журналов. Получив корреспонденцию, Манфредо повесил на дверь табличку «Не беспокоить» и запер номер изнутри.
Их фотографии красовались во всех разделах светской хроники. Броские заголовки вроде «Герцог и Нищая» и «Новая Золушка» издевательски пестрели на обложках глянцевых журналов. Кое-где встречались и снимки предательницы-секретарши, которая, как выяснилось, за неплохое вознаграждение продала алчным журналистам историю Эмили.
— Надо же! Кое-что здесь чистая правда, — цинично заметил Манфредо.
— Сплетни вперемежку с достоверными фактами? — Эмили горько усмехнулась. — Да кому какое дело, что здесь правда, а что ложь!
Манфредо пожал плечами.
— Так журналисты добывают свой хлеб…
Он продолжал читать. Ни одна статья не обходилась без упоминания о гибели его первой жены. Естественно, не забывали отметить, что она была беременна. Манфредо гневно отшвырнул газеты прочь. Ему не хотелось вспоминать об этом кошмаре. Теперь все в прошлом. Настоящее воскресит его душу, излечит глубокие раны и принесет счастье.
Вдруг ему пришло в голову, что он не сумеет завоевать Эмили. Слишком мало времени было у них для знакомства. А если он потерпит фиаско, она неизбежно окажется в лапах Сальваторе — этот-то пойдет на все, чтоб заполучить Эмили. Манфредо в ужасе закрыл лицо руками, не в силах думать о том, что его чудовище-братец растопчет столь нежное и доверчивое создание.
— У тебя на душе, наверное, кошки скребут, — заговорила Эмили, ласково глядя на его убитое горем лицо. — Все эти воспоминания о жене…
Манфредо смертельно побледнел. Стиснув зубы, не в силах терпеть жгучую боль, пронзающую сердце, он опрометью кинулся в свою комнату.
— Я больше не могу смотреть, как ты мучаешься!
Услышав этот вопль отчаяния, Манфредо вздрогнул. Нежные руки Эмили робко коснулись его спины, и на глазах у него выступили слезы.
Еще минута, почувствовал Манфредо, и я выложу ей всю ужасающую правду о своем подлеце-брате! Она узнает, что Сальваторе доставляет удовольствие причинять зло родным и близким, она поймет все с полуслова и будет предельно осторожна, не отходя от меня ни на шаг.
— Прости, — прошептала она. — Мне не следовало тебя обнимать, я просто хотела извиниться…
— Ты? За что?
— Это из-за меня тебе разбередили старые раны. Мне трудно даже представить, что значит потерять любимого… Тебе пришлось опять пережить ту ужасную трагедию. Прости ради Бога, это я во всем виновата.
— Нет, не ты, — упрямо возразил Манфредо.
— Как ни крути, я не избавлюсь от чувства вины. Ты был ко мне так добр, ты заботился, оберегал и учил меня уму-разуму… Думаю, теперь нашим дорожкам суждено разойтись. Я соберу пресс-конференцию и заткну всем рты, а ты… ты получишь долгожданный покой.
Взглянув в грустные глаза Эмили, Манфредо понемногу успокоился. Взяв ее лицо в свои руки, он долго и пристально изучал его выражение.
— Ты ни в чем не виновата! — твердо произнес он, стараясь убедить в этом Эмили, которая беззвучно плакала, и крупные слезинки струйками стекали по щекам. — Скорее ты должна быть обижена, что я вверг тебя в этот кошмар!
Манфредо невольно притянул к себе плачущую Эмили. Она была такой нежной и трогательно печальной, с дрожащими слезинками на кончике подбородка и с беззащитным, доверчивым взглядом… Манфредо наклонил голову и стал ловить губами прозрачные солоноватые капли, бегущие по ее заплаканному лицу.
Эмили напряглась и, прикрыв веки, задрожала, но, как показалось Манфредо, вовсе не от холода. Не удержавшись, он сорвал с ее губ быстрый поцелуй.
Но, начав, уже не мог остановиться.
Он целовал Эмили снова и снова, проникая все глубже, лаская все нежнее эти сладкие, как спелый плод, дрожащие губы. В ответ на его ласки она подалась вперед всем телом и, обвив руками мускулистую шею Манфредо, запустила тонкие пальцы в его роскошные кудри.
Нежность ее губ вызывала приятное головокружение. Их манящая свежесть вырвала из глубин его души протяжный тихий стон. Эмили подняла руку и, высвободив из-под заколки волосы, позволила им рассыпаться черной волной по обнаженным плечам.
Вдохнув пряный аромат ее волос, Манфредо вдруг остановился и, оторвавшись от губ, покрыл поцелуями стройную шею Эмили. Он целовал ее все настойчивее, желая исторгнуть из этих строгих губ долгожданный стон наслаждения, и добился своего, когда, захватив губами мочку ее уха, стал несильно покусывать мягкую плоть.
Все это время Манфредо почти незаметно подталкивал Эмили к кровати, ловко направляя к роскошному ложу. Она не могла не понять, чего он добивался. Манфредо сходил с ума от блаженства, чувствуя податливость тела Эмили, лаская его изгибы, но с каждой минутой ему становилось все труднее справляться со своим желанием обладать ею.
— Радость моя… — прошептал Манфредо, опуская ее на кровать.
Видя немой восторг в глазах Эмили, Манфредо покрыл мелкими поцелуями ее зардевшееся лицо. Опытными пальцами он легко развязал бретели сарафана, не переставая при этом ласкать губами ее роскошные плечи, шелковистость кожи которых пьянила его и сводила с ума.
Сняв с нее сарафан, Манфредо покрыл поцелуями пышную грудь. Эмили напряглась и задрожала, ощутив прилив незнакомого ей чувства, когда он, обхватив губами маленький розовый сосок, стал ласкать его, дразня, пока тот не превратился в упругий твердый бугорок.
Тяжело дыша, Манфредо сел на кровати и стал торопливо избавляться от одежды. Через мгновение его рубашка и галстук полетели на пол. Эмили протянула руки и, сомкнув их у него на груди, прижалась к Манфредо так сильно, будто хотела утопить его в океане своей любви.
Но почему он хочет быть со мной? — пронеслось у нее в голове.
Найти ответ на мучивший ее вопрос Эмили не могла и, машинально отпрянув, опустила руки. Почувствовав неладное, Манфредо тоже обернулся. Заглядывая ей в глаза, он пытался прочесть ее мысли.
Ну конечно! Тупая боль пронзила ее насквозь. Он просто-напросто никак не может успокоиться после смерти жены. А тут в двух шагах — живая, здоровая женщина, помани ее пальцем — и она твоя!
— Милая, что-то не так? — Он осторожно убрал с лица Эмили пышные кудри.
— Прости, но мне неловко, — солгала она, стыдливо пряча взгляд. — Сюда в любой момент может зайти горничная, сейчас как раз время уборки номеров…
— Никто сюда не войдет, пока я не сниму с дверей табличку. Но раз ты не готова…
Манфредо, изрядно удивленный ее надуманной отговоркой, встал с кровати и, подхватив с пола рубашку, торопливо сунул руки в рукава, потом подал Эмили сарафан. Она торопливо прикрыла наготу и спустила на пол свои длинные стройные ноги. Они предательски задрожали, едва коснувшись мягкой ворсистой поверхности ковра. В ожидании приятного дрожало все разгоряченное тело, и Эмили мысленно прокляла себя за это неприкрытое вожделение.
— Теперь мой черед извиняться, — заговорил Манфредо, погладив ее по щеке. — Простишь? — тихо спросил он, заглядывая ей в глаза.
Эмили с трудом перевела дыхание, подумав, что едва ли в случившемся была лишь его вина.
— И ты еще спрашиваешь? Естественно! — воскликнула она, расплываясь в улыбке.
Манфредо покрыл поцелуями ее улыбающийся рот от уголка до уголка, очень нежно, слегка дразня. И Эмили пришлось собрать в кулак всю силу воли, чтобы оставить без внимания эту сладкую пытку.
— А вообще ты была права, нам необходим свежий воздух, — вновь заговорил Манфредо. — Ты пойди причешись, а я пока подумаю, как обмануть папарацци.
Она согласно кивнула и с облегчением удалилась к себе. Войдя в туалетную комнату, Эмили первым делом сполоснула ледяной водой горящее лицо, после чего стянула свои черные локоны в такой тугой строгий пучок, будто хотела наказать себя за проявленную недавно слабость.
Через полчаса она снова вышла в общую комнату.
— А, вот и ты! — обрадовался Манфредо.
Вокруг него суетились какие-то люди, затаскивая в номер огромные коробки и охапки светло-сиреневых с розовым цветов.
— Жаль, что вы не заказали розы, миледи, они сейчас последний писк моды. Орхидеи — это вчерашний день, — уныло пояснил флорист, перехватив удивленный взгляд Эмили.
Она пожала плечами и взяла в руки один из букетов. Эмили и не подозревала, что цветы могут входить в моду и выходить из нее. Сделав шаг назад, она уткнулась в башню из круглых высоких коробок.
— Там шляпы, — бросил Манфредо.
— Шляпы?
— А здесь белье и туфли. Выбирай, что хочешь.
— Но мне…
— Не спорь! — приказал он, пропуская в комнату двух женщин, нагруженных обувными коробками. — Доверься мне, и все будет нормально.
Окончательно его замысел стал ясен Эмили, когда час спустя они пробирались к выходу из отеля. Поверх сарафана Эмили пришлось надеть фирменный халатик маникюрши из салона красоты отеля, а ее голову венчала надвинутая на глаза потрепанная бейсбольная кепка.