— Пустяки, с собакой все в порядке, — автоматически ответил Норман, — просто царапина. К счастью, он стрелял из пистолета 38-го калибра.
— Как вы это установили?
— Он всегда им пользуется.
Норман скорее почувствовал, чем услышал, последовавшую за этим паузу.
— Хм, откуда вам это известно, мистер Генри?
Норман смотрел мимо нахмурившихся полицейских.
— Что?
— Я спросил, откуда вам известно, что у того парня пистолет 38-го калибра?
Неужели он сказал это вслух? Что с ним происходит? Что тут вообще происходит?
— Я — Норман Генри, — вдруг произнес он и вздрогнул. Норман увидел перед собой не хорошенький домик, а абсолютно пустую квартиру и понял, что его дом там. Он вспомнил, что продал свой коттедж, когда умерла Мэри. Просто не мог смотреть на вещи, которые она так тщательно подбирала, чтобы сделать его уютней. Он не выносил их вида, потому что Мэри уже не было, а вместе с ней жизнь ушла из этих вещей.
— Ну, так что? — нервно бросил полицейский.
Норман слышал его голос, чувствовал капли дождя на лице, а на теле новую накрахмаленную рубашку, которую купил перед первой встречей с Викторией. Когда это было? Вчера или уже прошла вечность? Когда? Когда еще рядом был Майкл? Но почему здесь стоит полицейский и смотрит на него так, словно хочет о чем-то спросить?
— Я — писатель, — промолвил Норман.
Господи, когда-то он уже говорил это. Но был ли это он? Почему он не может вспомнить ни одной из написанных им книг? Он только помнит, как читал их. И почему тот эпизод, который он отпечатал вчера — или это было сегодня утром, — казался ему не выдуманным, а почерпнутым из жизни? Откуда это ощущение соленой морской воды?
Норман вздрогнул. Ему хотелось крикнуть: «Виктория, помоги мне!» Она — единственное, что связывало его прошлое и настоящее, реальность и кошмар, заполнившие сознание. Но он не мог подвергнуть ее такому испытанию.
Полицейские приблизились к нему и отступили назад.
— Сэр?
Норман почувствовал жар, словно вместо ледяного дождя его коснулось пламя. Дыхание прервалось.
— С вами все в порядке?
— Я… да. Нет.
— Почему бы вам не зайти в дом?
Голос и фигура полицейского исчезли. Вместо лужайки, которая становилась белой от мокрого снега, вместо темной узкой полосы залива Норман увидел одинокую деревянную пристань. Была холодная ночь, завтра он должен встретиться с Викторией.
— Виктория, — произнес он.
— Да, сэр. Почему бы вам не…
— Не говорите ей, — перебил его Норман.
В ответ он услышал голос молодого полицейского:
— Не говорить о чем, сэр?
— Что я не могу… вспомнить… ее имя.
— С вами все в порядке, мистер Генри?
— Мне нехорошо, — донесся до Нормана чей-то голос. Все вокруг закружилось в бешеном хороводе, и он так и не разглядел того, кто это вымолвил, хотя голос показался удивительно знакомым. Норман беспокоился за этого человека, уловив в сказанном невыносимую боль.
— Виктория, — закричал он, падая на землю и сознавая, что его никто не слышит.
Лицо Нормана коснулось жесткой травы, и он вспомнил все, что с ним произошло раньше. Только тогда под ним был деревянный настил, а холод шел от воды, плещущейся под пирсом.
Виктория замерзла, хотя Пит, укутал ее в одеяло и принес тапочки. Фантазиям пришел конец, сказала она себе. А ведь были всего день и две удивительные ночи. Неужели это все, что ей отпущено судьбой? Крошечный отрезок времени с человеком, которого она полюбила.
Виктория понимала, что могла бы поддерживать Нормана в заблуждении. Стоило лишь заставить его поверить в собственные фантазии и помочь забыть волновавшие воспоминания. Она говорила бы ему снова и снова, что любит его и знает, что он любит ее тоже. Обладая литературным даром, Виктория старательно заполнила бы все пробелы его памяти, каждую ее пустую страницу образами и ситуациями, днями и ночами, совместными обедами и тысячами других событий, которые продлили бы ложь.
Ей было под силу убедить его поверить в мечту, увлечь, возбудить. Сделать его таким, каким она хотела его видеть, каким он сам желал бы стать. Но тогда-то все превратилось бы в ложь. Каждый день, каждое мгновение ей пришлось бы обманывать его во всем.
Искушение было велико. Оно влекло и манило, но другая часть ее существа восставала: настоящая любовь должна отдавать, а не брать, делать лучше любимому, а не себе, а Норману лучше узнать правду. Однако правда убьет ее. Без его прикосновений и доверия ей уже не возродиться.
Виктория подошла к застекленной двери, чтобы позвать Нормана, но прежде, чем его имя слетело с губ, она заметила, как он покачнулся раз, другой, а затем медленно упал лицом вниз.
Виктория бросилась к нему. Ноги не слушались ее и скользили по заледеневшей траве. Ей показалось, что прошли часы, прежде чем она подбежала, хотя на самом деле его лицо едва успело коснуться лужайки.
— Норман, — закричала она, и голос ее эхом отозвался над заливом.
Словно в замедленном фильме, она увидела, как один из полицейских сначала отпрянул, а затем склонился над Норманом.
Тот на мгновение приподнял голову, и с его губ слетело белое облачко.
— Я здесь, — воскликнула Виктория и протянула руки, чтобы обнять любимого.
Ей показалось, что она поймала его взгляд, и Норман узнал ее.
— Быстрее, — закричал молодой полицейский. — Помогите мне.
Виктория прижалась к Норману лицом. Она была сейчас для него единственной защитой, единственным спасением.
— Я здесь, Норман, — всхлипнула она. — Ты не один.
Норман услышал звук удара о доски причала и почувствовал, как Майкл навалился на него. Щека Майкла была холодна, а груз, давивший на Нормана, был намного тяжелее, чем тело друга. Он попытался избавиться от ужасного видения. Но мир вокруг закружился, оставив в сознании одну только мысль — о Виктории.
Он услышал ее голос, почувствовал ее прикосновения.
— Я с тобой, — сказала Виктория, и он с облегчением вздохнул, ощущая под собой не воду, а холодную землю. Она здесь. Виктория не плод его воображения. Это ее голос, руки, ее аромат. Виктория! Он знает ее, любит, как и она его. Это правда. Это не сон. Так почему же он не мог в него поверить?
11
Норман открыл глаза и позволил Виктории помочь ему подняться. Поддерживая с двух сторон, полицейские довели его до двери, которую предупредительно распахнул Пит.
— Что случилось? — спросил тот.
— Я поскользнулся, — ответил Норман.
— Он потерял сознание, — объяснил полицейский.
Неожиданно Норман схватился за голову и посмотрел на Пита так, будто никогда его не видел. Сердце Виктории сжалось от страха.
Полицейский тихо прошептал Питу:
— Перед тем, как упасть, он говорил совершенно непонятные вещи, словно пытался доказать свою невиновность.
Тем временем Виктория, не обращая ни на кого внимания и думая только о Нормане, провела его в комнату и усадила в кресло. Он откинулся на спинку и закрыл глаза.
— Я так устал, — пробормотал он, — все кружится перед глазами.
Джек всегда говорил, что лучшее лекарство — это сон, тем более для того, кто испытал потрясение, а потому Виктория попыталась уложить его в постель.
— Нет, — сказал Норман, открывая глаза. — Он вернется.
— Надо уехать, — предложила Виктория. — И тогда он не сможет нас найти.
Краем глаза она заметила, как полицейские обменялись многозначительными взглядами.
— Мэри ведь умерла? — проговорил Норман. Его глаза требовали правды.
Что ответить? Она ничего не могла утверждать, зная лишь то, о чем Норман успел написать. Если его рассказ правда, то Мэри действительно умерла.
В конце концов, Виктория нашла компромиссное решение.
— Ты мне так говорил.
— Когда?
— Что когда? Когда она умерла? — переспросила Виктория.
— Когда я тебе это говорил? Я не помню.
— Вчера.
— Вчера? Я потерял счет времени. Все так запутано.
Виктория положила руку ему на плечо.
— Тебе нужно поспать, — сказала она, и Норман согласно кивнул.
Она поднялась и встретила вопросительный взгляд Пита.
— Позови Джека, — сказала она, — попроси, если он, конечно, сможет, снова приехать к нам.
Похоже, события выстраивались в одну нить.
Пит кивнул и пошел звонить Джеку. Тем временем молодой полицейский решил все как следует осмотреть, а Виктория отправилась приготовить комнату для гостей. Войдя туда, она сдернула с кровати покрывало, включила свет, а затем вновь спустилась вниз.
Норман ждал ее в дверях кабинета. Она положила его руку себе на плечо и обняла за талию, удивляясь, что делает это нежно, будто в последний раз.
Норман успешно преодолел коридор, но его неожиданно взволновала кровь на свитере.
— Я ведь не ранен. Чья эта кровь?
— Макса, — ответила Виктория, помогая ему войти и лечь на кровать.
— А кто такой Макс?
Именно этого она и боялась. Виктория знала, что невыносимо будет наблюдать, как он позабудет обо всем случившемся в ее доме. Но действительность оказалась страшнее. Она походила на медленную мучительную смерть.
— Макс — моя собака, — наконец печально молвила она.
— А-а-а, — протянул Норман и затем, словно желая проявить вежливость, спросил:
— Тяжело ранена?
— Нет. Ты перевязал ее.
Оказалось, она может двигаться, слушать, разговаривать, но каждая клеточка в ней кричала от боли и отчаяния.
— Садись, я помогу тебе снять свитер. Он весь промок.
Норман послушно сел и вытянул руки. У Виктории перехватило дыхание, когда она увидела обнаженную грудь Нормана и его широкую спину. Чем дальше, тем больше он забывал, как ее руки гладили его плечи, сплетались с его руками. Она никогда не проведет пальцем по его груди, касаясь маленького соска, никогда больше не будет играть прядью темных волос, которые для нее дороже всех сокровищ мира.
— Почему ты не ложишься? — спокойно спросила Виктория, хотя ее губы дрожали, а душа разрывалась от страданий.
Норман медленно выполнил ее просьбу. Его взгляд скользнул по ее волосам, навернувшимся слезам. В синей глубине его глаз крылось множество вопросов, но в них же был заключен и ответ.
— Где я? — спросил Норман. Вот он, самый сильный удар — он окончательно разбил остатки ее надежд.
— В моем доме, — машинально проговорила Виктория.
— Почему?
— Я не знаю, — не желая смягчать жестокую правду, искренне ответила она.
Несколько долгих секунд Норман смотрел на Викторию, а затем закрыл глаза, и слабое подобие улыбки тронуло его губы.
— Надеюсь, ты когда-нибудь используешь это в своей книге? — сонно сказал он.
Только теперь она ощутила полный крах. Как бесцеремонно он отстранил от себя события последних двух дней, лучшие в ее жизни, ее единственную настоящую любовь. С трудом сдерживаемые слезы, наконец, прорвались наружу. Она уже не видела Нормана, а лишь слышала его спокойное дыхание. Он уснул, а в ней все умерло.
— Вики, — позади нее послышался голос Пита.
— Да? — Она не в силах была остановить поток слез.
— Дорогая, пришел Джек.
Кто такой Джек, удивился Норман, и что здесь, черт возьми, происходит? Что он делает в этом доме в постели Виктории Генри, почему чувствует себя, словно уличный кот, попавший под дождь? И почему Виктория Генри смотрит на него так, будто он украл у нее последнюю надежду?