На лице Виктории выступила краска. Чтобы не встречаться с бароном взглядом, она искала глазами точку за его мускулистой фигурой. Он не должен догадаться о впечатлении, которое производит, что его присутствие, как будто уменьшившее огромную комнату, заставляет ее особенно остро ощущать его мужское обаяние.
К огромному облегчению Виктории барон направился к двери, но, стоя среди груды ее пожитков, нерешительно оглянулся.
— Фройляйн… — хрипло начал он, но внезапно резко пожал плечами, повернулся и начал спускаться по лестнице.
Виктория закрыла дверь и без сил прислонилась к ней. Утро поистине принесло слишком много сюрпризов!
Восстановление порядка в комнате заняло два часа. Перед этим она спустилась на ленч с Марией и Густавом. Виктория боялась, что кто-то из них поднимется за ней в комнату, если она опоздает, и заметит, что натворила Софи. Ей было нелегко вести светскую беседу о впечатлениях от Райхштейна и неизбежности снега, так хотелось побыстрее закончить еду и приступить к уборке.
Мария приготовила на десерт отличный яблочный штрудель, по ее словам, любимое блюдо Софи.
— Бедняжка все утро провела в комнате, — поделилась она своей озабоченностью. — А ведь она так любит мой пирог!
Виктория прикусила язык, улыбнулась и поздравила Марию с таким вкусным рулетом, но невольно подумала, как на такой упрек отреагирует барон. Он знает все и не склонен увлекаться интригой. Но когда Мария вернулась, после того как отнесла десерт хозяину и дочери, она была вполне спокойна, и Виктории оставалось только предположить, что барону удалось-таки спрятать свое мнение о произошедшем в дальний угол сознания.
Когда Виктория закончила приводить в порядок комнату, день подходил к концу, и она огляделась с некоторым удовлетворением. Все вернулось на свои места. Не пострадала даже фотография тети Лори, а ее ценное вместилище духов осталось в неприкосновенности. Удовлетворенная полным отсутствием следов погрома, Виктория спустилась в зал и неуверенно помедлила. В час ранних сумерек свет и тепло кухни были бесконечно заманчивыми. Но она знала, что следует сделать над собой усилие и увидеть Софи раньше, чем поколеблется ее решимость.
Зал был пуст, волкодавы, обычно лежавшие на ковре, где-то бегали, поленья в камине призывно горели. Несмотря на огромный объем помещения, в сумеречном свете витал дух интимности, и Виктория подумала, как легко привыкнуть к этому месту.
Однако она не поддалась искушению и прошла через дверь в восточное крыло, где жили барон с дочерью. В коридоре висел запах табака, видимо, проходя здесь, барон курил сигару. Виктория надеялась, что Софи не с ним.
Комнату Софи оказалось нетрудно найти, хотя при таком скудном освещении можно было легко перепутать двери. Виктория тихо постучала и вошла, но только для того, чтобы найти комнату пустой. С тяжелым вздохом Виктория огляделась. Где сейчас девочка? С отцом или с Марией, обдумывает новую пакость?
Но пока Виктория стояла в темноте, ей пришла в голову новая мысль. Вот возможность, в которой она так нуждалась! Как она сразу не догадалась! Теперь девушка точно знала, как поступить с Софи. С решительным выражением на лице она закрыла дверь и приступила к воплощению своего замысла.
Когда Виктория вернулась к себе, уже стемнело. Чтобы вымыться и переодеться к обеду, следовало поспешить. Виктория расчесывала волосы перед зеркалом, когда дверь распахнулась и с порога на нее уставилась Софи: косички наполовину расплетены, прядки волос комично торчат во все стороны, платье и колготки сидят криво, лицо ярко-красное и искажено яростью.
— Katze! Schwein! Sie sind gehässig! Sie…
Слабого знания Викторией немецкого языка тем не менее хватило, чтобы понять — Софи говорит ей очень, неприятные вещи. Но Виктория не изменилась в лице и сумела изобразить легкое недоумение.
— Что случилось, Софи? — спокойно спросила она. — Что-то не так?
Поняв, что Виктория не готова выслушать ее на родном языке, Софи крепко сжала губы и сделала несколько глубоких вдохов. Сжимая кулачки, она воскликнула:
— Ненавижу вас! Вы ужасная! Отец вас уволит! — В голосе девочки слышалось гневное рыдание.
Виктория отложила гребень и внимательно разглядывала свое лицо в зеркале, делая вид, что изучает кожу.
— Что стряслось, Софи? — сказала она почти безразлично. — Ты так взволнована! — Она с легкой улыбкой повернулась к девочке. — Ведь это я должна волноваться. Знаешь, что произошло утром? — Виктория подняла темные брови и, хотя Софи продолжала смотреть враждебно, заявила: — В мое отсутствие кто-то перевернул всю мою комнату. Разве это не ужасно? Я хочу сказать: кому это нужно?
Софи не ответила, но крепко стиснула зубы, и Виктория поняла, что до нее дошло.
— Но как видишь, — добавила она, — мне удалось расчистить завалы. Это заняло годы. Собственно, весь день. — Она сцепила пальцы. — Тебя что-то беспокоит?
Софи бросила на нее злобный взгляд.
— Увидите! — с ненавистью процедила она и, больше не говоря ни слова, убежала.
Виктория закрыла за ней дверь и несколько секунд глядела в пространство, оценивая произведенное впечатление. Затем, с характерным пожатием плеч, вернулась к расчесыванию волос. Спускаясь к обеду, она раздумывала, каким будет следующий ход девочки. Ясно только одно: с Софи ни в чем нельзя быть уверенной.
Как обычно, Мария подала обед, и ничто в их с Густавом настроении не указывало, что Софи рассказала, что случилось. Однако после окончания обеда открылась дверь в зал и на кухне появился сам барон в сопровождении Софи. Он искал глазами Викторию.
— Можно с вами поговорить, фройляйн?
Виктория кивнула, отодвинула стул и встала. Она выглядела намного спокойнее, чем чувствовала, так как даже сейчас сомневалась в поддержке барона. Темные брюки и винного цвета куртка, темная рубашка поло, выгодно оттенявшие его серебряные волосы, делали его другим, и Виктория стала задумываться, не слишком ли поспешила с выводом, что человек в его положении согласится с ее способом усмирения дочери. Софи тоже выглядела довольно привлекательно в темно-синем платье с длинными рукавами и круглым воротником. Косички вновь заплетены, лицо чистое и опрятное.
Виктория первой прошла по коридору в зал. Волкодавы лежали в привычных позах, а Фриц нашел возможность подойти и лизнуть ей руку. Барон, прищурясь, наблюдал за этим проявлением любви, и Викторию подмывало рассказать, почему животное так к ней относится. Вместо этого она спрятала руки за спиной и, чувствуя немалую тревогу, сказала:
— Что-то не так, герр барон? — надеясь, что ровным голосом.
Барон занял позицию перед камином, расставив ноги, и, сунув руки в карманы куртки, начал:
— Софи пожаловалась, что ее спальня умышленно разгромлена.
Виктория почувствовала, как пылают щеки, и разозлилась. Как ответить на обвинение, высказанное в такой форме? «Я была права, ощущая тревогу», — подумала Виктория, падая духом.
— Неужели? — ответила она. — Какое несчастье!
Софи стояла в центре, со злобной радостью переводя взгляд с одного на другого. До нее даже не дошел сарказм Виктории.
— Это все, что вы хотели сказать, мисс Монро? — Глаза барона были загадочны.
Ногти Виктории впились в ладони.
— Что вы от меня хотите, герр барон? — угрюмо осведомилась она.
— Софи указала на вас, — непринужденно ответил он. — Она настаивает, что никто больше не имел возможности или намерения.
Виктория взглянула на Софи. Та положительно наслаждалась ситуацией, и Виктория почувствовала отвращение, что барон выбрал такой способ разрешения вопроса. Его намерения все еще оставались тайной, и ощущение, что он может выставить ее в смешном свете, приводило в ярость.
— Итак, мисс Монро, — повторил барон. — Вас обвинили в недружественном акте. Вам нечего сказать в свою защиту?
Виктория поджала губы.
— Нечего, — резко ответила она.
Софи подпрыгнула:
— Я говорила тебе, папа! Говорила! Это она сделала!
Барон вытащил портсигар, извлек сигару и, намеренно не торопясь, закурил.
— Интересно почему, — медленно проговорил он, глубоко затягиваясь.
Софи, злорадно смотревшая на Викторию, дернула головой и удивленно посмотрела в сторону отца. Барон разглядывал дочь, приподняв брови, и Виктория ощутила внезапно сгустившуюся атмосферу.
Софи перевела взгляд на девушку, в ее глазах было такое озадаченное выражение, что Виктория почти пожалела девочку. Потом снова взглянула на отца. Барон вынул изо рта сигару и сосредоточенно изучал ее тлеющий конец.
— Кажется, — сказал он, — мисс Монро не раскаялась. Может быть, потому, что у нее есть причина молчать? Как ты думаешь, Софи, нам следует спросить, в чем она заключается?
— Я не понимаю, папа. — Софи покачала головой, наморщив лоб.
— Не понимаешь. — Барон нахмурился. — Очень жаль.
— Что ты хочешь сказать, папа? Ты знаешь, фройляйн перевернула мою комнату вверх тормашками! О чем еще говорить? Она меня ненавидит! — Софи злобно взглянула на Викторию. — Она не хочет меня учить, а только, как и другие, бить и унижать…
— Ты меня за дурака принимаешь? — Голос барона звучал бесстрастно. — Мисс Монро находится здесь, чтобы тебя учить, и будет тебя учить, нравится тебе это или нет, будешь ли ты выдумывать новые болезни или нет, попытаешься ли уклониться от занятий или нет. Если понадобится, мисс Монро доложит мне о любых попытках с твоей стороны внести беспорядок в нашу жизнь…
— Папа!.. — воскликнула девочка, но холодное выражение лица барона заставило ее смолкнуть.
— Ступай к себе, Софи! — сурово приказал он. — Приведи комнату в порядок, а потом сядь и подумай о том, что слышала, и какие из этого следует сделать выводы.
Лицо Софи сморщилось.
— Но, папа, ты видел мою комнату, — воскликнула она. — Я не виновата. Ты же не хочешь…
— Именно, — подтвердил барон, проходя через комнату и отворяя дверь в восточное крыло. — Пожалуйста, сейчас же, Софи, — сказал он, показывая жестом, что она должна покинуть их.
— Но, папа… — Софи сделала последнюю попытку завоевать его доверие, но выражение лица барона заставило прекратить мольбы о прошении. Вместо этого она опустила голову и быстро выбежала из зала — жалкая фигурка с трясущимися плечиками.
Когда дверь закрылась, Виктория отвернулась, чувствуя себя полностью отмщенной. В конце концов, Софи только ребенок.
Барон вернулся к камину и снова занял прежнюю позицию, прищурившись на прямую спину Виктории.
— Итак, фройляйн, — подначил он ее. — Именно этого вы добивались?
— Да… Нет… То есть не знаю. — Виктория обернулась и заметила, что ярко-голубые глаза смотрят резко и осуждающе. — Но обязательно было делать это таким способом?
— А существует другой, фройляйн? — Голос барона был ледяным.
Виктория сжала губы.
— Вы заставили нас обеих чувствовать себя заключенными за решеткой, — защищалась она. — Я не хочу, чтобы Софи вообразила, будто мы вместе против нее. Я только хотела, чтобы она поняла: вы не всегда принимаете ее сторону. — Она вздохнула. — Это трудно объяснить, знаю, но… вы ее унизили.